Союз нерушимый

Началось! — подумала я, вспоминая то, что сообщал мне "для сведения" дядя Саша — бандеровские гнезда на Востоке, они успели там укорениться за оккупацию, но вширь еще не раздались, все же народ там наш, советский, это не Галичина. И можно здесь сеть выкорчевать — чтобы не спугнуть, под маской ОБХСС, если просмотреть под микроскопом, нетрудно найти, к чему придраться? И то же самое должно начаться в Харькове, в Запорожье, в Херсоне, в Николаеве — чтобы обеспечить в будущей войне крепкий тыл. А это будет именно война, как сказал дядя Саша — "еще одна антоновщина, и хорошо, если я ошибусь". А вот Киев — именно туда я и лечу, чтобы посмотреть и доложить, что там.

Хотя официально — я должна всего лишь передать товарищу Кириченко, Первому на Украине, документы на реорганизацию. Имея полномочия проконтролировать и доложить наверх — вот отчего не простой курьер, а инструктор ЦК. Кожаный коричневый портфель, а еще большая сумка на плечо, похожая на почтальонскую (не люблю чемоданов, лучше чтобы руки были свободны), вот и весь мой багаж. Маленький браунинг спрятан там же, где и в тот день перестрелки со шпионами УСО (см. — Днепровский Вал — В.С.). А еще в сумке у меня кое-какие артефакты "из будущего", чтобы связаться с теми, кто меня там встретит, как дядя Саша обещал.

Такое же боевое задание, как раньше — в немецкий тыл с парашютом. Поскольку нелюди, жаждущие утопить Украину в крови, после только что прошедшей войны, и предатели, по дури или жажде власти вступившие с ними в сговор, не должны жить!

— Что с вами? — спрашивает майор — у вас такое лицо стало… Или погиб у вас на Украине кто-то?

Замечание правильное. У меня хорошо получалось в Минске немцам улыбаться — но постоянно в маске быть нельзя, обязательно надо чередовать с "быть собой", среди своих. Смотря фильмы из будущего, вот не пойму, а как Штирлиц так мог — хотя он ведь персонаж придуманный? Ну а я, пока самолет еще не приземлился, побуду еще собой — нет, не той Анечкой-студенткой, что до войны, никогда я уже такой не буду, но Анной Лазаревой с Севмаша, какой знают меня девчонки. А после — как сказал Пономаренко, "не вмешиваться, даже если что-то очень не понравится, лишь смотреть и запоминать". Что ж, это легче, чем Штирлицу тринадцать лет было роль играть? Ай!

— На посадку заходим — говорит майор — это не страшно. Ну вот, долетели, а вы боялись!

Ага, будто не слышала, что для самолета посадка самое трудное, не считая конечно воздушного боя! Но несколько минут всего осталось — надеюсь, что сядем хорошо!

— Мои координаты, и полевая почта — майор протягивает вырванный листок из блокнота — может, свидимся еще.

— Я замужем — отвечаю, но листок беру — однако, очень может быть, что мне помощь потребуется, как коммунисту от коммуниста, и фронтовику от фронтовика … что удивляетесь, товарищ майор, у меня на счету есть убитые фрицы. А вот летать боюсь — так что спасибо вам, что меня поддерживали, не так было страшно.

Удар ощутимый, так что подпрыгиваю в кресле. И самолет катится по полосе аэродрома Жуляны. Ну вот, теперь долетели!

Вижу яркое солнце — юг, жара, июнь, как на курорте, отдохнуть, и домой. Выхожу на летное поле вместе со всеми — ой, а тут ветер, и сильный! Военные ремешки фуражек опустили, штатские шляпы держат, а я вся развеваюсь, словно флаг в бурю, плащ над головой треплет — вот дура, что лишь накинула, не застегнув, обманулась видом! — платье раздувает, беретик срывает, даже не знаю, за что хвататься прежде, еще и с портфелем в руке!

— Степь, тут часто так дует — говорит майор — у нас девушки, оружейницы и радистки, на аэродроме в комбинезонах ходят. Позвольте, хоть портфель ваш поднесу. Как в школе знакомой одной когда-то — и где она теперь, и жива ли?

Я отказываюсь — по инструкции, партийные документы из рук выпускать не должна, лучше пусть берет сорвет — не шляпка, не жалко. Ветер нагло задирает мне подол, прижимаю платье у ног, не хватает здесь "макси, мини" показывать, что тот же майор подумает, и другие пассажиры! А плащ нараспашку то рвется с плеч и грозит улететь, то весь на голове и лицо облепляет — один раз так меня закрутило и запутало, что я едва не упала, хорошо, по полю идти оказалось недалеко. Вот отчего мне с погодой так не везет!

— Себя берегите — говорит майор, прощаясь — примета есть: как место новое вас встретит, так вам в нем и будет, хорошо, или совсем иначе.

— Это ничего! — отвечаю — хуже места бывали. И удачно я оттуда возвращалась — а тут всего лишь, ветром слегка потрепало.

И все "курортное" настроение выдуло прочь. Надеюсь, товарищ Кириченко, заранее предупрежденный, машину с сопровождающим пришлет, а то я в Киеве в первый раз?

Машина была. Немецкий "оппель-капитан", за рулем парнишка лет семнадцати, а рядом еще один, представившийся "Панас Завирайко, инструктор обкома". Со мной был до тошноты угодлив, как со старорежимной барышней, "ах, позвольте ваш портфельчик", мальчишке-шоферу же рявкнул сквозь зубы, как пан — поехали! И — куда изволите, товарищ инструктор ЦК, или вам приятнее по имени-отчеству? Гостиница, отдых, ресторан?

— В гостиницу сначала — говорю — вещи оставить. А затем, к товарищу Кириченко. После — видно будет. И можно не быстро везти, хочется Киев из машины посмотреть.

Здесь не была, но карту смотрела (привычка). Едем по Воздухофлотскому проспекту, бывшему Кадетскому шоссе. По правую руку Соломенка, домики совсем деревенского вида. Затем что-то уже на город похоже, двух и трехэтажное. Слева впереди видно громадное здание бывшего Кадетского Корпуса, сейчас там штаб военного округа. Проезжаем мимо, дальше через переезд, справа пути Киев-товарная, за ними вокзал. Сворачиваем на Шевченко. Что тут сразу в глаза бросается — зелени много. Скверов, бульваров — гораздо больше, чем в Ленинграде. Год назад освободили от немцев — а до сих пор дома, и даже целые кварталы в руинах. Толпы пленных копаются — таскают, разбирают. А так довольно бойко, особенно где разрушений нет — магазины работают, афиши вижу, а вот и троллейбус впереди. И снова между домами справа куча битого кирпича! Помнится мне, тут при освобождении не было больших боев — немцы отступить спешили, чтобы в котел не попасть?

— Французы! — скривил физиономию пан Завирайко при виде пленных — из Москвы сто лет назад ноги унести успели, а вот из нашего Киева, выкуси! Работают плохо, а зимой еще и от холода мерли как мухи. Ничего — пока город как новый не будет, вы отсюда к своим лягушкам не вернетесь. Или передохните тут все — за то, что порушили.

Странно, у нас на Севмаше даже работавшие на улице фрицы имели вид гораздо более здоровый, и одеты-обуты лучше. Вот плохо разглядела из машины — но мне показалось, что кто-то из пленных был босиком, без обуви вообще, а на остальных жуткого вида рванье и опорки! Их тут что, голодом морят и обмундирование не выдают?

— Как положено обеспечиваем — сказал Завирайко — согласно установленным расценкам. Ну а кто не работает, тот не ест — принцип социализма, что каждому по труду.

На углу Владимирской пришлось задержаться, пропуская длинную колонну подвод и машин. Рядом шагали люди в штатском, а отчего это некоторые вооружены?

— Так ярмарка завтра открывается — ответил Завирайко — колхозно-кооперативная, люди не только с киевщины, но даже с Львова приехали. А которые со сброей, это "ястребки", охрана от истребительных батальонов, а то на западе бандеры шалят, да и в иных местах лихого люда хватает — война, голод, за мешок муки или картошки убьют.

Да какая же ярмарка в июне? Хоть и городская я — но знаю, что не сезон еще?

— Кому не сезон, а кому уже. Ремесло, по глине, коже, дереву, в любое время продавать можно. Да и ранние овощи поспевают, и зелень — как раз самое время, распробовать, а то прошлогодние запасы к концу. А в самый сезон, это само собой, сейчас малая ярмарка, а как урожай соберем, будет и большая.