Страница 16 из 64
Комбинации различных раздражений, обусловливающих стрессовое воздействие, часто имеют аверсивную природу и могут вызывать одновременно как возбуждение (одних), так и торможение (других) функциональных систем организма. В то же время, как показали исследования К. В. Судакова и П. В. Симонова, возникающие при стрессе отрицательные эмоции (страх, тревога, депрессия) связаны с иной нейрофизиологической представленностью, нежели положительные эмоциональные состояния. Учитывая, что невозможно одновременно испытывать две противоположные эмоции, следует сделать заключение о существовании между ними конкурентных отношений, которые могут активно и целенаправленно усиливаться с помощью приемов аутогенной тренировки.
Особенности психосоциальных и эмоциональных стресс-факторов заключаются, прежде всего, в их тенденции к хронификации и самоусилению. Их пороговые значения не поддаются точному измерению, а использование субъективных шкал выявляет весьма широкие вариации. Одновременно психические стресс-факторы являются в значительно меньшей степени предотвратимыми, чем, например, физические, и могут, составляя содержание интрапсихической сферы, действовать даже при объективном отсутствии раздражителя. Если какой-то отрицательный психогенный фактор нельзя устранить, то нужно и следует изменить отношение к нему, снизить его индивидуальную значимость. Усваиваемые в процессе применения аутогенной тренировки приемы интроспекции и переоценки собственных переживаний, усиление под влиянием систематических аутогенных упражнений рефлексивной функции сознания позволяют проводить активную коррекцию субъективного состояния и активно подавлять отрицательные эмоции.
Понятие «эмоциональный стресс» в значительной степени связано с балансом или дисбалансом между возникающими факторами риска и возможностями системы психологической защиты. Эмоциональный стресс — это часто не только первоначальная реакция, но и стресс осознания, т. е. эмоциональная трансформация по своей сути интеллектуальных стимулов. Объективно опасная ситуация, которая не стала достоянием сознания, не оценена — не вызывает стрессовой реакции. Укрепление волевых качеств, выработка адекватных программ эмоционального реагирования и преодоления стрессовых воздействий на основе интеллектуальной деятельности являются, вне сомнения, функциями тренируемыми и упражняемыми, так же как и физические качества. «Стресс» — в его современном понимании является неизбежным и необходимым, более того — естественным спутником жизнедеятельности человека [22]. Как фактор эволюции стресс, несомненно, внес свой вклад в развитие и совершенствование адаптационных и регуляторных процессов организма. Его положительные, стимулирующие и «закаливающие» воздействия продолжают играть свою эволюционную роль. Его отрицательные воздействия нуждаются в коррекции.
Одни авторы называют стрессом любые изменения. Другие считают, что никакого стресса не существует, а есть адаптивные реакции, и даже болезнь рассматривают как «стереотипные приспособительные реакции» (И. В. Давыдовский). В связи с этим уместно вспомнить Гете, который писал: «Существует мнение, что между крайними точками зрения лежит истина. Никоим образом! Между ними лежит проблема».
Феномен психологической защиты
Несмотря на огромный перечень и объем работ, посвященных стрессу, эмоциям и эмоциональным переживаниям, по-видимому, следует признать, что вопросы объективной (и даже субъективной) динамики этих переживаний, их изменения во времени и трансформации в сознании индивидуума до настоящего времени практически не исследованы. Эта динамика и ее механизмы не только чрезвычайно трудно поддаются объективному исследованию, но даже при попытке их целенаправленной интроспекции «ускользают» от сознания. Тонко подмеченной L. Chertok особенностью динамики любой эмоциональной реакции является то, что «ускользающими от сознания оказываются при этом не изменения самих переживаний, а порядок, принудительность этих изменений, как бы заранее запрограммированная последовательность и направленность этих сдвигов» (1982). Понятие «психологическая защита», введенное представителями психоаналитического направления, трактуется ими как способность предотвращения грозных клинических последствий конфликта сознания и «бессознательного», осуществляемая посредством «вытеснения», «сублимации», «рационализации», «проекции» и т. п. Однако эти объяснения больше ставят вопросов, чем разрешают.
В ранней концептуальной схеме S. Freud (сознательное — предсознательное — бессознательное) психологическая защита выступает как средство разрешения конфликта между сознанием и бессознательным. По Фрейду, защитные механизмы врожденны, запускаются в экстремальных ситуациях и выполняют функцию «снятия» внутреннего конфликта. Дочь 3. Фрейда, Анна Фрейд, внесла существенные коррективы в эту первоначальную концепцию: в ее интерпретации психологическая защита становится уже не врожденным, а приобретаемым в процессе индивидуального развития структурным компонентом психики; акцентируется направленность психологической защиты, прежде всего, на социогенные конфликты; механизмы и варианты психологической защиты рассматриваются как продукты развития и научения; набор защитных механизмов, в отличие от стереотипных схем S. Freud («Оно» — «Я» — «Сверх-Я»), определяется как глубоко индивидуальная характеристика личности, обусловливающая общий уровень адаптированности.
Важность феномена психологической защиты как одного из существенных компонентов психической деятельности человека в последние годы подчеркивалась в работах Ф. В. Бассина (1968), А. П. Слободяника (1978), В. Е. Рожнова (1979), при этом авторами указывалось на частую несостоятельность психоаналитических концепций. Изучение различных форм и механизмов субклинического реагирования на психическую травму привлекает особое внимание современных исследователей, так как усиление этих механизмов, согласованность психотерапевтического воздействия с внутренними интрапсихическими закономерностями трансформации аффективных переживаний, вне сомнения, способствовали бы существенному повышению эффективности лечебного воздействия.
Некоторые авторы отмечают, что «...начало самых разных патологических процессов бывает связано с предварительным распадом «психологической защиты», как бы открывающим дорогу более грубым, структурно и функционально, физиологическим и биохимическим факторам патогенеза», вплоть до «...процессов грубо органической модальности, в частности инсульта» [Бассин Ф. В., Рожнов В. Е., Рожнова М. А., 1979]. В этой связи усиление и тренировка механизмов психологической защиты составляют одну из наиболее актуальных задач профилактической и клинической психотерапии.
Отличительной особенностью практически всех установленных форм психологической защиты является их неосознаваемость. Не осознается потребность, как отмечает L. Chertok (1982), «в срочном снижении» после полученной психической травмы «значимости психотравмирующего фактора». Так же точно не осознается снижение уровня притязаний, возникающее вслед за сужением возможностей для его реализации. К специфическим проявлениям феномена психологической защиты можно отнести в разной степени, но всегда имеющую место проекцию вины во вне, даже в случаях, когда причиной аффективных переживаний является сам пострадавший; «отчуждение» переживаний, выражающееся в потребности рассказа о них другому лицу или реализуемое посредством художественного творчества (поэзия, живопись, сценическое искусство и т. п.); неосознаваемая смена установок и мотиваций, при которой противоречия, являвшиеся следствием первоначальных стремлений, устраняются (в качестве простых примеров могут служить такие самооправдания, как, например: «Опоздал в кино, ну и ладно, зато сумею лучше подготовиться к зачету»); способность к самопоощрению и самопрощению; забывание и некоторые другие.
Говоря о забывании как форме проявления психологической защиты, следует отметить, что это одна из наименее изученных психических функций. Несмотря на огромное количество литературы, посвященной оперативной, долговременной, ассоциативной, вербальной, образной, эмоциональной и т. п. памяти, мы по-прежнему практически ничего не знаем о забывании. Существует масса психологических способов и психофармакологических препаратов для стимуляции памяти. И в то же время современная психотерапия располагает очень скудным набором методов, позволяющих целенаправленно влиять на забывание, которое даже в последних монографиях не включается в определение функциональной системы памяти, характеризуемой авторами лишь как «процесс... запечатления, хранения и извлечения поступающей информации» или как «свойство живой системы хранить след от воспринятого раздражения» [23].
22
В этом плане интересно проследить трансформацию взглядов самого Г. Селье. Если в своих ранних работах он отмечал, что полное освобождение от стресса может быть только после смерти, то в последних работах эта мысль звучит несколько по-иному: «Полная свобода от стресса означает смерть» (1982). Второй существенной особенностью изменения взглядов Г. Селье является весьма неожиданный переход к проблемам, имеющим прямое отношение к психотерапии. Речь идет о сформулированном им «принципе альтруистического эгоизма», изложению которого Г. Селье посвящает всю вторую часть книги «Стресс без дистресса» (1982). Этому принципу, а вернее — кодексу, представляющему собой систему этических ценностей, Г. Селье придает настолько большое значение, что, будучи создателем одной из самых плодотворных теорий XX в., он заявляет: «Я считал бы главным достижением своей жизни, если бы мне удалось рассказать об альтруистическом эгоизме так ясно и убедительно, чтобы сделать его девизом общечеловеческой этики».
Основные принципы, на которых основывается кодекс «альтруистического эгоизма», можно свести к двум пунктам: 1) перенос на систему межличностных, межнациональных и межгосударственных отношений тех законов, которые имеют биологическое обоснование (что совершенно неправомерно), и 2) всеобщее принятие тезиса: «Поступай так, чтобы завоевать любовь других людей».
При обосновании этих принципов Г. Селье использует много хорошо известных психотерапевтических понятий, часто подаваемых как откровение («Нельзя рассчитывать, что эмоция всегда подскажет правильный выбор», с. 107; «бороться с угнетающей мыслью о неудаче лучше всего с помощью воспоминания о былых успехах», с. 110; «переключение с одной деятельности на другую — лучший отдых, чем полный покой», с. 106, и т. д.). К сожалению, следует признать, что принцип «альтруистического эгоизма» — это лишь еще одна утопическая попытка решать социальные проблемы на основе биологических методов.
23
Громова Е. А. Эмоциональная память и ее механизмы. — М.: Наука, 1980, с. 179.