Запретный плод

— Петровна, Игорь у нас — заслуженный кулинар России, — радостно сообщила Марина, доедая уже второй пирожок с картошкой. — Хочет меня вытеснить с кухни, но я не сдаюсь, работаю на подхвате и всему учусь. По правде сказать, много чего уже умею. Но пока не решаюсь. А вообще…

— А вообще нам очень хорошо вместе, — сказал Муравьев, обнимая Марину. — Спасибо вам, Мария Петровна… А можно я тоже буду называть вас просто Петровна?

— Если дашь автограф для моих сыновей, они будут счастливы, а их жены будут гордиться мужьями.

— Нет проблем, Петровна! — с улыбкой сказал Муравьев.

— Я рада за вас, ребятки.

Странно, дверь никто не открыл. Пришлось воспользоваться своим ключом. Стернин вошел в квартиру, включил свет в прихожей, жестом отослал охранника. Запер дверь, негромко сказал:

— Мария Петровна? Вы дома?

Еще была надежда, что задремала в своей комнате, сейчас выйдет, покормит его, но… В доме было тихо, как на кладбище, никто не отозвался на его зов. И страшновато стало — неужто ушла, не предупредив его?! Не просто домработница, а настоящий друг его любимой дочери, значит, его друг, семьи… Если ушла, что останется? Дочери нет, жена вечно занята своей убыточной клиникой, даже пожрать вечером никто не приготовит. Просто кошмар, хоть не возвращайся домой! Новую домработницу он не хотел видеть в своей квартире, пусть даже она будет готовить какие-то невероятные блюда. Мария Петровна была… была не просто другом семьи, а своим человеком, она способствовала… да, именно способствовала спокойному, мирному течению жизни в семье. А это много значит! Пока она в доме, он может ни о чем не думать, заниматься своими делами… А если ее не будет?

Стернин побежал на кухню, включил свет, увидел на столе записку. Пробежал ее глазами, с облегчением вздохнул. Мария Петровна уехала к младшему сыну, вернется после восьми вечера.

Ужин на плите, куриные ножки с овощной смесью, нужно только разогреть. Ну, разогреть, это он сумеет. Пироги — вместо хлеба в миске, если остынут — подогреть в ростере. Пироги, это хорошо, они всегда получаются вкусными у Марии Петровны.

Он сдернул кухонное полотенце, схватил пирожок с картошкой, куснул раз, другой, а потом отправил целиком в рот. Вкусно, черт побери! И еще теплые, зачем разогревать? Взял еще один и призадумался. А пирогов-то было всего двенадцать, по четыре с каждой начинкой. То есть по два ему и жене с картошкой, капустой и мясом, судя по конфигурации. Маловато получается. Обычно Мария Петровна готовила пироги на пару дней, их ели на завтрак и на ужин с удовольствием. Разогретые в ростере, они были ничуть не хуже только что испеченных. А тут — лимит… Она оставила им по два с каждой начинкой, а остальные отнесла сыну? Стернин не возражал бы против этого, но точно знал, что Мария Петровна никогда не воспользуется их припасами, чтобы угостить своих родственников. И значит…

Звонок в дверь отвлек его от напряженных мыслей, на экране кухонного монитора высветился облик жены. Стернин прошествовал в прихожую, открыл дверь.

— Ну что? — с ходу спросила Лилия Максимовна. — Я готова извиниться, как ты просил…

— Она ушла, — сказал Стернин.

— Как, совсем?! — изумилась Лилия Максимовна. — Но это же… черт знает что! А что же мы будем делать без нее?

— Надеюсь, не совсем. Она оставила нам записку и… пироги.

— Какие пироги?

— Всякие. В том числе и твои любимые, с мясом.

— Какой кошмар! — простонала Лилия Максимовна. — А я только собиралась сесть на диету!

Стернин взял жену под руку, повел на кухню. Показал записку Марии Петровны, потом — миску с пирогами. Лилия Максимовна взяла с мясом, откусила и томно простонала:

— Боже, мне нельзя, но ведь отказаться невозможно… Как все неудачно получается…

— Перестань есть и послушай меня внимательно, Лиля! — сказал Стернин. — Ты видишь, пирогов всего двенадцать… уже десять. По два нам с тобой. Не мало ли?

— Конечно, мало, — заявила Лилия Максимовна. — Таких пирогов я бы съела и пять штук. Но что ты имеешь в виду, Ваня?

— Она сделала больше пирогов, намного больше.

— И повезла их своему сыну?

— Ты себе это как представляешь?

— Честно говоря — никак…

— Она повезла их Маринке! И значит, у них имеется какая-то связь, подождем, вернется Петровна, все расскажет.

— Ты так думаешь, Ваня?

— Уверен, Лиля. Давай поужинаем, я поухаживаю за тобой, так сказать, разогрею…

— Спасибо, Ваня, я только смою косметику…

Спустя полчаса они сидели на кухне и молчали. Тарелки были пусты, и миска с пирогами тоже опустела, каждый съел по два, но хотелось еще. Было бы их много, может, и не хотелось бы, но когда ограниченное количество, кажется, что мало.

Молчали потому, что говорить было не о чем. Ждали возвращения Марии Петровны, уверенные в том, что она была у Марины и сможет сказать, как живет их дочь, все ли у нее нормально. Уж кто-кто, а Мария Петровна безошибочно определит ее настроение, состояние…

Звонок в дверь и лицо Марии Петровны на экране монитора домофона обрадовали обоих супругов. Стернин побежал в прихожую открывать дверь. Лилия Максимовна вышла следом за ним, остановилась у шкафа-купе.

— Ну? — спросил Стернин. — Как она там?

Он даже не вспомнил о записке, оставленной домработницей, а она не стала скрывать, где была на самом деле.

— У ребят все очень даже хорошо, — сказала Мария Петровна. — Я рада за Маринку. Игорь — очень симпатичный парень, умный, интеллигентный и души не чает в Маринке. Красивая пара, во всех отношениях красивая.

— Мария Петровна, ваши пироги — просто произведение искусства, — сказала Лилия Максимовна.

— Да при чем тут пироги? — с досадой сказал Стернин. — Мария Петровна, я так понимаю, вы хотите, чтобы мы с Лилией Максимовной встретились с этим черт… да, женихом. Но адрес не скажете, верно?

— Иван Тимофеевич, а как вы считаете, это будет порядочно по отношению к Марине, если я обещала никому не говорить их адрес?

— Мне найти этот адрес, как говорится, раз плюнуть, — проворчал Стернин. — Не хочу накалять обстановку. Ну ладно, проходите на кухню, я коньячку принесу, там и поговорим обо всем.

Мария Петровна согласно кивнула, сняла пальто, повесила его в шкаф в прихожей, переобулась в домашние тапочки и пошла на кухню. Хорошо хоть не ругаются, не обвиняют ее в том, что поощряет некрасивые поступки дочери. Может, удастся уговорить Стернина, чтобы познакомился с Игорем?

Глава 22

Пальцы левой руки нервно барабанили по столешнице, в правой Пустовалов держал чашку крепкого кофе. Ночью плохо спал, раз пять просыпался, и теперь нужно было взбодриться. Едва приехал в офис, тотчас же приказал секретарше сделать крепкий кофе и принести. Киру не хотелось об этом просить, она баба простая, станет задавать глупые вопросы: почему уже пять дней он живет один в московской квартире, не приглашает ее к себе и, главное, почему перестал обедать в своем офисе? Ну и далее, со всеми остановками, как говорится. Она ему не нравится, нашел ей замену? Невкусно готовит?

К чертовой бабушке все это! Если бы Кира принесла ему кофе — а она умела делать очень вкусный, ароматный — и начала ныть, выгнал бы ее без раздумий. Да ладно, пусть поработает, в конце концов, свое дело она знает хорошо, вернее, свои дела.

Не приглашал ее потому, что все больше и больше думал о Марине Стерниной, думал и… не знал, что делать. Простить такое невозможно, это однозначно. Но и предпринимать какие-то экстраординарные меры нельзя. Три раза звонил Стернину, надеясь, что у папаши лопнуло наконец терпение, и слышал издевательское «подождем, посмотрим». Папаши в таких случаях могут и подождать, а он, жених, чья невеста трахается с каким-то нищим комедиантом?!

Можно искалечить его, сделать так, что всю оставшуюся жизнь будет на аптеку работать, пусть это опасно, но можно.

Если бы… отцом Марины был не Стернин! А вдруг она сделает что-то невероятное с собой, бабы могут в трансе натворить таких дел, на собственном опыте знает. Стернин поймет и уж точно — никогда не простит такое.