Запретный плод

— Игорек, если она — это она, плевать тебе на все дела. Я лично так считаю. Так и сам поступил и доволен. У меня двое детей, Лизка любит меня. Чего тебе думать? Правда… у тебя ведь и Арина была именно той, что нужна… Давай выпьем…

— Давай.

Они выпили, съели по паре кусков шашлыка и салатом из свежих помидоров не побрезговали. Но никто не знал, что говорить дальше.

— Она совсем не похожа на всех других, — сказал Муравьев после долгой паузы. — Уж мне-то можешь поверить?

— Да верю я тебе, всегда верил, Игорек… Да только… Классный ты артист, знают, любят, заслуженного дали. В этом вопросе все нормально и понятно, а в другом тебе жутко не везет. По правде сказать, я бы все твои регалии и любовь публики не променял на то, что имею. Семья, дети, жена… есть в этом какая-то сермяжная правда…

— Хочешь сказать, что за свой успех плачу личной жизнью?

— А ты сам как думаешь?

Муравьев опустил голову, мрачно усмехнулся. Похоже, что Котович прав. Да и сам он нет-нет, а думал о том же самом. Но это ведь не может продолжаться бесконечно? Допустим, слава его поутихнет, может, и зрители подзабудут такого актера, но он будет счастлив с Маринкой. Готов он к такому?

Да черт его знает… Ведь слава — это деньги. Нет ее — нет денег. А Маринка девушка избалованная, хоть и говорит, что готова к любым испытаниям… Говорить можно все, что угодно, это он уже проходил. Эх, елки-палки! А ведь у Славки и вправду все нормально. Тесть — солидный бизнесмен, теща — преподаватель вуза, жена дома сидит с детьми, и все его любят, обожают, живут, как говорится, душа в душу. Бывал у него в гостях много раз и всегда видел дружную семью, где «дед с бабкой» очень уважают детей, не вмешиваются в их жизнь, только помогают. А уж как внуков любят! Его принимали как дорогого гостя, какими только деликатесами стол не уставили к его приходу! А потом за этим столом шутили, хохмили, смеялись, и было так легко и приятно, что трудно было понять, он у себя дома или в гостях у друга. Даже малые дети Славки сидели за столом, пили соки и участвовали в разговоре. Замечательная семья у друга.

А ведь он женился на три года раньше его свадьбы с Ариной. Собственно, благодаря его семейной идиллии появилась уверенность, что и у него может быть такая же замечательная семья. Но через пару месяцев после свадьбы исчезла…

— Если бы проблема была только в ее родителях, — с тоской сказал Муравьев. — Но тут же еще и дела, понимаешь.

— Попробуй их решить. Поговори с папашей, скажи ему все, что думаешь о своем отношении к его дочке. А лучше — поговорите вместе с ней. Он же не враг своему чаду. Она единственный ребенок у него?

— Да.

— Тем более! А вообще-то — чего ты боишься, Игорь? Любишь девчонку, ну и будь счастлив. Что он может тебе сделать, этот магнат? Из своего сериала вытурить? И по-ш-шел он! Другие будут, и Марк тебя в обиду не даст, это точно.

— Я не за себя боюсь, Славик, за коллектив и за нее. Талантливая актриса, но если папаша станет действовать решительно, ей житья не дадут, даже при папиных бабках. Народ у нас — сам знаешь какой.

Муравьев не стал говорить, что в этом деле замешана Таня Сушина. А Таня — человек со связями…

— Тогда я не знаю, что тебе посоветовать, — сказал Котович. — Решай сам.

— Спасибо, что выслушал, уже легче стало.

Они допили водку, доели шашлык, расплатился Муравьев, он ведь приглашал, Котович не возражал, зная, что всегда сможет ответить тем же. Вышли из ресторана через «черный вход», дабы не отбиваться от назойливых почитателей.

— Игорек, если что — скажи прямо. У тестя тоже кое-какие связи имеются, а он тебя искренне уважает, сам знаешь, — на прощание сказал Котович. — И я, и Марк, и еще большая куча народу всегда помогут тебе, это железно.

— Спасибо, Славик.

От Стерниных Пустовалов поехал к себе на дачу, в Нахабино. Собственно, деревянный двухэтажный дом на охраняемой территории известного гольф-клуба не принадлежал ему, Пустовалов снимал дом за какие-то десять тысяч долларов в месяц.

Он сидел на заднем сиденье своего «мерседеса», погрузившись в мрачные мысли.

Лопухнулся отменно, что и говорить. Но как же такое могло случиться? Ведь все просчитал, продумал… А все из-за Стернина, вот же старый болван! Ведь понятно, что нужно было делать — запретить дочке появляться на съемках и провести работу с режиссером, чтобы тот повлиял на артиста! Просто и понятно — все поймут, с кем имеют дело, и поставят на место наглеца!

Стернин же уважает его, хочет, чтобы Марина вышла замуж за него, получил неопровержимые доказательства, что их брак под большим вопросом! И что сделал?

Ничего.

Да он что, старый осел, думал, что нужно лишь приказать и упрямая Марина послушается?! И перестанет встречаться с артистом?! Идиот!

А ведь все говорило о том, что он принял жесткие меры и Марина послушалась. Дураку понятно было, как следовало поступить разозленному папаше, у которого все козыри на руках! А тот просто смотрел… Вот он, Пустовалов, и купился на это… невероятное стечение обстоятельств. Видимо, Марина не была на съемках по каким-то своим причинам, а тупой папаша даже и не знал об этом!

Теперь очень сложно будет восстановить доверие Марины. Но именно этим он и займется, не привык проигрывать, тем более какому-то гнилому артисту, который хоть и известен публике, а живет в задрипанной хрущобе. Что он может предложить Марине?! Как он может приглашать ее к себе?! Такие вещи не прощаются. Но дело серьезное, мужичок-то не из простых. Тем лучше, он привык решать сложные проблемы, это доставляло удовольствие. Простые решали его подчиненные.

У крыльца бревенчатого дома в Нахабино его встречала официантка Кира. Украинка жила на его даче, исполняла обязанности домработницы, бесплатно, ибо за проживание тоже не платила. На работу ездила своим ходом, бесплатным автобусом до «Тушинской», а дальше на метро. Два раза в неделю обязана была убираться в его московской квартире, что исправно делала. Ну а если нужна была в качестве женщины, за это была отдельная плата. Все это было обговорено в контракте, который симпатичная девушка подписала, прежде чем поступить на работу в фирму Пустовалова. И теперь исправно исполняла свои обязанности.

— Валерий Ильич, ужин готов, подогревается. Что-нибудь еще хотите?

— Да, наполни ванну, хочу немного расслабиться. Сделаешь мне массаж, — холодно сказал Пустовалов.

— Конечно, Валерий Ильич, — с довольной улыбкой ответила Кира.

Причину этой улыбки понять было просто: ванна, массаж, а там и что другое — все дополнительные деньги. А это ох как хорошо. Пусть и не нравится ей Пустовалов как мужчина, она же не проститутка, а серьезная женщина, много зарабатывает. А остальное… Ну это же работа у нее такая. Солидный человек, богатый, многие богатые московские бабы хотели бы его видеть в своей койке, да не получается. Так что побочные услуги — это вроде как пообщаться с кумиром, ну, с таким, например, как Игорь Муравьев. Какой мужик!..

Пустовалов прошел на кухню, сел за стол. Кира мигом наполнила тарелку, поставила перед ним. Готовить Кира не умела, покупала в магазине полуфабрикаты и разогревала их. Сегодня приготовила паэлью с морепродуктами. Пустовалов понял, что есть он не хочет. Выковырял вилкой из желтого риса креветки и мидии, отодвинул тарелку.

— О ванне позаботься, — сказал он и пошел в свою комнату.

Там переоделся в длинный голубой халат и направился в ванную. В просторной голубой джакузи уже кипела зеленая вода, на поверхности которой плавали белые хлопья пены. Пустовалов и представить себе не мог, что у него те же пристрастия, что и у его злейшего врага. Впрочем, «злейшим врагом» он Муравьева не называл даже в мыслях. Слишком много чести. Скорее — наглый выскочка, которого следует наказать.

У ванны стояла голая Кира, приветливо улыбаясь. У нее были мощные бедра и хилые груди, плоский живот нерожавшей женщины и тщательно выбритый лобок, который она, чуть откинувшись назад, демонстрировала Пустовалову.