Запретный плод

Сушина вела свою «девятку», а Муравьев сидел рядом на пассажирском сиденье.

— Улица Академика Ивановского в Южном округе самое то, — сказала она.

— У меня по сценарию офис в Западном округе, — сказал Муравьев.

— Там вполне нормальный для съемок район, такие же дома, но перекрыть улицу на полдня значительно легче, чем в Западном округе. К тому же у меня связи с людьми из окружного начальства, надеюсь, они много не запросят за помощь в съемках. А может, бесплатно помогут, им же это выгодно, реклама района.

— Тань, после твоих наездов на Марину гонорар никому не увеличился. Это означает или провал твоих замыслов, или то, что ты хочешь использовать меня втемную в какой-то своей игре. Может, поделишься своими планами?

— Ну спасибо, Игорек, отблагодарил за все сразу.

— Извини, но ты меня просила… зачем?

— Ты уже трахнул ее?

— Тань… ты замечательная женщина, я тебя очень уважаю, сама знаешь. Но… не будем, ладно?

— Как скажешь. По правде, я рада, что у тебя все замечательно, Игорек. Со временем сделаем так, что папаша увеличит гонорар нам всем.

— Извини, Таня, но в этом участвовать не буду.

— Ох, Игорек… Главное, чтобы у тебя с ней все было хорошо, а остальное я утрясу.

Муравьев откинулся на спинку кресла, задумался.

Да, ему очень нравилась Марина, очень нравилась, наверное, он снова влюбился, как последний дурак. Но… Во-первых, у нее папа, который может просто уничтожить его, и никакие мускулы от этой силы не спасут. А во-вторых — Таня… Она что-то задумала, но что? Просила его приударить за Маринкой, хотела увеличить гонорары, используя его связь с дочкой главного продюсера… Интересное кино! Да тут Стернин просто возненавидит его.

Ну и дела-а… Да за это вообще…

Между тем Сушина вела машину вполне уверенно, но, как говорится, «на автомате», ибо мысли ее были далеки от сегодняшних событий.

— Тань, он, по-моему, хитрит! Я уже неделю звоню, а секретарша отвечает, что его нет.

— Ольга, дура, успокойся. Скорее всего он попользовался тобой и сдернул, это вполне в их правилах. Ты хоть можешь сказать, кто он?

— Нет, Таня. Но я надеюсь, что он…

— Дура, вот и надеешься.

— Сама ты дура, понятно?! И не смей так со мной разговаривать! Если ты старшая сестра, это еще ничего не значит!

— Перестань дергаться, Ольга. Посмотри правде в глаза и живи своей жизнью. Побывала в Италии, вкусила «сладкой жизни», заплатила за это собой. И — все. Чего ты еще хочешь?

— Знаешь, я хочу его. Он был, помимо всего, бесподобным любовником, он обещал, он клялся…

— Ну, не плачь, сестричка, не надо.

— Отстань от меня! Только и знаешь, что уму-разуму учить, а чтобы помочь…

— Да чем я могу тебе помочь?!

— Вернуть ег-о-о!..

— Как ты себе представляешь это? Я даже имени его не знаю! Кого вернуть?

— И не надо тебе знать!

— Ну, дорогая, о чем тут еще говорить? Просто абсурд какой-то. Что тут можно сделать?

— Если он позвонит… я тебе скажу, может, как-то повлияешь…

— Хорошо, ты только скажи, что смогу — сделаю.

— Спасибо тебе… сестра-а…

Сушина тяжело вздохнула, возвращаясь к реальности. «Девятка» катилась по улице Академика Ивановского.

— Смотри, Игорь, вот здесь и будем снимать, — сказала она. — Машина будет ехать примерно тем же маршрутом, что и мы сейчас, думай.

Муравьев кивнул.

«Думает о ней», — поняла Сушина. Но злости в душе не было.

Слишком много проблем предстояло решить сегодня. И не только с местными властями, но еще и с техникой. Погоня и перестрелка проходят на современных машинах, а в бюджете нет денег, чтобы калечить солидные авто. Значит, нужно думать, где расставить купленные за бесценок машины, не подлежащие восстановлению, но с приличным кузовом, хотя бы с одной стороны. Их можно прошить автоматными очередями и даже взорвать. На этот счет у нее имелись некоторые соображения, после разговора с местными властями необходимо будет распорядиться, чтобы нужные машины стояли в нужных местах и к завтрашним съемкам все было готово. Разумеется, проконтролировать работу, составить подробный технический план и представить его Селиванову.

Машина остановилась у кирпичного здания префектуры.

— Подожди, у меня свидания с нужными чиновниками, — сказала Сушина, — а потом поедем назад.

Муравьев согласно кивнул, погрузившись в свои мысли. Но думал он не о том, как вести себя завтра на съемках, а о Марине. И чем больше думал, тем тревожнее становилось на душе. И все явственнее было понимание — нужно отложить на время свидания с Мариной, посмотреть, что делает Таня, что из этого получается. Но ведь… Марина вряд ли это поймет правильно и скорее всего обидится на него…

Теперь даже воспоминания о ночи, проведенной в постели с красивой девушкой, не грели душу Муравьева. Потому что ситуация выглядела просто идиотской — в его постели была красавица, дочь миллионера, к тому же явно неравнодушная к нему, а еще — актриса способная, и тени снобизма в ее поведении не было… Чего еще мужику надо? Наверное, все нормальные мужики мечтают о такой, а он не решился… Да и то, что было, сейчас уже казалось лишним.

Глупо? Не то слово! Но их отношения развивались так стремительно, что и понять ничего не успел. Хотел ее? Да, хотел, но когда узнал, чья она дочка, успокоился. А Таня попросила познакомиться поближе… Разве Тане откажешь? Потом и вовсе потерял голову, общаясь с Мариной. И лишь когда она сказала, что останется у него, почувствовал, что не надо бы, но… разве дочке продюсера откажешь? Черт, вот что значит попасть в зависимость. А все из-за того, что уже решил — поменяет квартиру на более просторную, с большой ванной, где можно будет установить джакузи. И так много думал об этом, что новая квартира стала просто навязчивой идеей.

Но это все какие-то ненужные детали. Главное то, что он влюбился в Марину! И то, что этого никак нельзя было допустить, ибо решил для себя — никакого флирта с высокопоставленными бабами, себе дороже получается! Если бы она оказалась высокомерной фифой, убежденной, что все в этом мире можно купить, посидели бы пару раз в ресторане, проводил бы ее домой после этого, да и после съемок, подарил бы пару букетиков, и все. Просьбу Тани выполнил бы и спокойно думал бы о своей новой квартире. Будь она развратной дамой, переспал бы пару раз, да и забыл, как забывал многих своих любовниц, утешавших его в период между женитьбами.

А теперь что же? Она оказалась просто обалденной девчонкой, к тому же — девственницей. И теперь он хочет ее больше, чем в начале съемок, когда не знал, чья она дочка, одновременно понимая, что «нельзя» стало намного сильнее.

Разозленный этими мыслями, Муравьев скрипнул зубами, сжал кулаки и зло стукнул по рулевому колесу «девятки». Вроде несильно ударил, но попал по кнопке сигнала, и он включился. Муравьев досадливо поморщился, шлепнул ладонью, дабы выключить назойливый рев. Не получилось. Он шлепнул еще раз, потом, наклонившись влево, застучал ладонью по рулевому колесу, пытаясь отключить сигнал. Но эта чертова машина ревела как оглашенная и не собиралась успокаиваться.

Муравьев откинулся на спинку переднего пассажирского сиденья, мрачно усмехнулся. Машина-то стояла возле здания префектуры, там важные люди решают важные вопросы, а под окном ревет автомобильным сигналом «девятка». Могут подумать, что это диверсия, своеобразный теракт. А что он мог сделать? Чинить? Так не разбирается в этом…

К машине подошел охранник в форме, небрежно стукнул в окошко, жестко сказал:

— Выходите из машины! Немедленно!

Муравьев нехотя вышел из «девятки».

— Извини, начальник, — сказал он. — Я нечаянно нажал на сигнал, а он заклинил.

— Вы понимаете, что под окнами префектуры… — властно сказал человек в форме и вдруг замолчал, уставившись на актера. — О, так вы — Игорь Муравьев, я правильно понимаю? Сам Игорь Муравьев!