Запретный плод

Самое паршивое то, что она знала, чем они занимаются сейчас. На кухне торчат! И как раз сцена подходящая была сегодня на съемках. Тяжело было все это понимать…

Сушина достала из холодильника два крупных грейпфрута, выжала сок из них на австрийской соковыжималке (надавливаешь половинкой фрукта на пластиковую башенку, она вращается, и сок течет вниз в пластиковую емкость). Потом достала из холодильника бутылку «Гжелки», плеснула в хрустальный бокал, заполнив его наполовину. Долила сок, глотнула и блаженно зажмурилась. Подумала, что, наверное, так же будет жмуриться Марина, пробуя стряпню Игоря. Ну и черт с ней!

Она скоро опустошила бокал, вновь наполнила его, выпила. А потом, прихватив бокал, грейпфрутовый сок и бутылку водки, отправилась в спальню. Включила телевизор, легла на диван, прихлебывая водку с грейпфрутовым соком.

Конечно, он не мог стать ее мужем, отцом для ее девочек, это понятно. И она не согласилась бы, да и не мечтала об этом, понимая, что у парня другое на уме. Но он был здесь еще вчера утром, он любил ее тут, и она это помнит, слишком хорошо помнит!

Хотелось что-то сделать, позвонить Муравьеву. Но это ведь глупо… Он ответит, что устал и ложится спать… Ох, эти великосветские правила!

Но тут он ни при чем. Она сама попросила его приударить за симпатичной девкой… А девка и вправду симпатичная и совсем не дура, для Игоря это… просто рай.

Если б он знал, чем все это закончится!

Сушина наполнила опустевший бокал водкой, долила грейпфрутовый сок, глотнула, опорожнила бокал, потом снова наполнила его. Если б это помогло забыть все, что было прежде у нее с Игорем!

Не помогло…

Глава 8

— Вот здесь я и живу, — сказал Муравьев, распахивая перед Мариной дверь своей квартиры. — Извини, квартира не престижная.

— Почему ты извиняешься? — спросила Марина, снимая с его помощью белый плащ. — Отдал новую квартиру жене — это красивый жест. Между прочим, в раннем детстве я жила вообще в коммуналке. И знаешь, помню ее. Понятно, вернуться туда не хочу, но, представляешь, и особых ужасов не вспоминаю, жили хорошо, соседи были симпатичные, и все… замечательно было.

— А я вообще не москвич, с первой женой по общагам, квартирам скитались. Но я много снимался, тогда хорошо платили, и купил-таки двухкомнатную, когда сын родился. Такая радость была… Жена тоже из коммуналки… А тут — своя квартира.

— Она тебе изменила, или ты ее бросил?

— Да что-то не сложилось. Я много снимался, вкусил, как говорится, славы, ну и… конечно, изменял ей. Она с ребенком сидела, дела актерские шли неважно, а потом, когда стала играть в театре, нашла себе богатого покровителя. Когда я это понял… все было кончено. Как я мог лишить ее этой радости — своей квартиры? Слава Богу, появились деньги, купил себе эту. Ну вот так… Извини за предельную откровенность.

Марина шагнула вперед, по направлению к кухне. Муравьев сбросил куртку и, обняв девушку за плечи, вместе с ней вошел в тесную кухню.

— Я с утра оставил размораживаться курицу, ну, вынул ее из морозилки и сунул в холодильник. В микроволновке, конечно, быстрее можно разморозить, но не очень люблю я этот прибор, только в крайних случаях… Цыпленок табака намечается у нас на ужин, есть возражения?

— Никаких. Но я хочу тоже поучаствовать в этом.

Она обняла его, прижалась губами к его губам. Но тут же отстранилась.

Муравьев на мгновение замер, не понимая, что происходит.

С одной стороны, красивая девушка у него, это понятно. А с другой — она же дочка всемогущего Стернина, это все равно что гремучая змея в руках. Одно неосторожное движение — и ты покойник. Но так сладок был ее поцелуй, что хотелось бросить все к чертовой бабушке, подхватить Марину на руки и отнести в комнату. А уж потом готовить…

— Игорь? — спросила Марина. — Ты о чем задумался?

— Да, Маринка. Я вспомнил… Когда ты мне позвонила вчера, ну, когда из ванны вытащила, я собирался сделать именно цыпленка табака. И не только. Сегодня у нас будет вечер грузинской кухни. Хотя, если честно, она давно уже стала русской. Я вчера, когда вернулся из ресторана — точнее уже сегодня, — фасоль замочил, сделаем еще и лобио.

Он наполнил водой кастрюльку из нержавейки, поставил ее на газ, слил воду из глубокой фарфоровой миски с красной фасолью, высыпал фасоль в кастрюльку. Потом достал из холодильника курицу, уверенно разрезал ее на две части.

— Мне жутко нравится у тебя, Игорь, — сказала Марина.

— Приятно видеть, что есть люди, которые живут хуже, чем ты? — с иронией спросил Муравьев.

— Ох-ох, и сразу обижаться, делать глубокомысленные выводы… Я же тебе говорила — выросла в коммуналке, помню ее. И в таких вот, обычных, квартирах давно не бывала. Понимаешь, все эти кондоминиумы с евроремонтом надоели. Сплошной выпендреж. А здесь все просто, понятно и по делу.

Муравьев хотел сказать: «Но жить в такой «простой и понятной» квартире ты вряд ли сможешь», — но сдержал себя. Девушка объелась шоколадом, захотела черного хлебушка — бывает.

— Я тоже хочу участвовать в процессе готовки, — сказала Марина. — Дай мне какое-нибудь задание.

— Чисть чеснок, — сказал Муравьев, доставая из холодильника головку чеснока.

Марина повиновалась, принялась ножом старательно срывать шелуху с чесночных долек. Муравьев положил половину курицы на разделочную доску, прикрыл полиэтиленовым пакетом и резкими ударами столового молотка-топорика разбил косточки.

— Теперь натри ее чесноком, — велел он Марине. — Срежь зубчик наискось, чтобы площадь была побольше, и натри. Больше — с внутренней стороны, там острых костей много, нужно, чтобы чеснок стирался, оставался на курице.

— Слушаюсь, господин повар! — отрапортовала она. Взяла дольку чеснока и стала тереть ею тушку курицы.

— Нет, Маринка, — сказал Муравьев. — Так ничего не получится.

Он очистил более крупную дольку чеснока, разрезал ее наискось и показал, как нужно натирать куриную тушку. Марина согласно кивнула, отобрала у него дольку и принялась за дело. Ей нравилось работать на кухне под руководством Игоря. И какая разница, большая это кухня или нет? Все, что происходило здесь, — просто удовольствие! В своей квартире, на своей кухне, она ничего похожего просто не испытывала, там командовала Петровна, а она и не пыталась что-то приготовить.

Зачем, если есть Петровна?

Эти новые чувства были сродни сексуальным открытиям.

Муравьев приказал мелко нарезать чеснок, она выполнила приказ, а потом послушно засовывала кусочки чеснока в курицу. А Муравьев уверенно действовал ножом, открывая острием новые дырки для чеснока. Посыпал тушку черным перцем, «Вегетой», потом поставил на газ сковородку, плеснул в нее растительного масла и положил тушку курицы, накрыл тарелкой, на нее положил трехкилограммовую гантель. Собственно, гантель была разборной, и можно было установить восемь килограммов или более, но Муравьев точно знал, что трех будет вполне достаточно для нужного результата.

— Блюдо готовится, — объявил он. — Объясняю дальнейший процесс. На сильном огне подрумяниваем одну сторону, переворачиваем, подрумяниваем другую сторону, потом убавляем газ до минимума и ждем, когда курица будет готова. Будем заниматься второй половиной, или достаточно одной?

— Вполне достаточно! — заявила Марина и засмеялась.

— Что тебя рассмешило?

— Днем я занималась луком, вечером чесноком… То есть тем, чем сроду не занималась. День чудесных превращений Марины Стерниной.

— Извини, я забыл, что ты у нас элитная девушка и создана не для того, чтобы чистить лук или чеснок.

Марина перестала смеяться, серьезно посмотрела на Муравьева:

— Игорь, «по номиналу», как любит выражаться папа, я действительно элитная девушка. Но элита меня совсем не интересует и модные клубы не манят.

— Понятно, — усмехнулся Муравьев. — Ты протестуешь против сытой и тупой буржуазии, как многие прогрессивные деятели, включая и Майкла Дугласа, который в юности убегал из дому, жил с хиппи, курил марихуану и вообще протестовал против своего знаменитого папаши. Слава Богу, образумился и стал отличным актером.