Тени у порога

Однажды он нашел книгу, которую не смог читать. Точнее, все оказалось гораздо хуже. В общем, дело было так. Лядов взял с полки новую книгу. Новую в смысле нечитанную. Сама книга была побеждена временем, давно и безоговорочно капитулировала, потеряв несколько десятков страниц с обоих концов и кусок обложки. Он кивнул неплохому, многообещающему названию и начал читать. Коричневые края страниц крошились под пальцами. Начиналось все хорошо. Автор показался честным профессионалом, в этих случаях при жесткой, расчетливо грамотной композиции собственно мысль произведения логически развивалась до самого финала, не расщепляясь на стереотипные ходы. Разве что развивалась без особой крылатости. От гения профессионал отличается отсутствием великолепной непредсказуемости. Через десяток страниц Лядов ощутил беспокойство, хотя завязка еще не раскочегарилась, увязнув в бесконечных сюжетных развилках, которые торопливо, захлебываясь, подбрасывал читателю автор. Его как будто переполняло что-то. Глянул на обложку. Ба! Знает он этого автора. Крепкие, ровные, вполне ясные писал вещи. Даже несколько, что называется, на потребу. «Отмеченных» среди них не было, но некоторые послужили фундаментом для «логических куч». «Кучами» Лядов называл разнообразные напольные архитектурные сооружения из книг, связанных одной идеей. Но впервые имя знакомого автора не вспомнилось, словно Лядову глаза кто-то отвел, хотя стиль остался вполне узнаваем. Словно написана была чужая книга... с чужого голоса... писатель воспринял по обратной стреле что-то такое... слишком далекое, слишком... Страшное? Чуждое? Не хочу этого знать, не могу это читать... Что бы там ни случилось, это гораздо дальше от нас, чем в своей гипотезе предполагают стеллармены. К Камее это никакого отношения не имеет... к человечеству тоже... У Лядова вдруг заболела голова. Во всяком случае это так далеко, что к тому времени человечество найдет выход из положения. Осторожно держа книгу двумя пальцами, он добрел до утилизатора и торопливо кинул беззащитную стопку истлевших листов в пасть небытия.

Это происшествие на целый день выбило Лядова из колеи. Спасло лишь чтение веселой детской повести, простой и ни на что не претендующей в свете его поисков. В повести очень молодой человек бесшабашно перемещался по времени, постоянно попадая то в сложные, то в нелепые ситуации. Лядов даже увлекся, с легким сердцем, как простой читатель.

Впервые за много дней включился видеофон. Вадковский и Трайнис с любопытством заглядывали с той стороны экрана.

— Тук-тук. Можно в гости?

Лядов медленно поднял голову от лежащей на коленях книги. Осмысленность вернулась в его глаза немного позже. Он кивнул:

— Конечно, заходите. Куда вы пропали?

— Мы не хотели тебе мешать.

— Вы не можете мне помешать. Я тут немножко заработался, самое время отдохнуть.

Лядов с видимым облегчением захлопнул книгу. Он заметно исхудал, под глазами легли тени. Но взгляд был очень наполненный, незнакомый, задумчивый.

Вадковский и Трайнис переглянулись.

— Слава, карантин кончился три недели назад.

— Вот как... У меня тут нет часов. — «Ты хотел видеть мои часы? — спросил Федор Петрович. На скатерть рядом с моим мобильником легла резная серебренная луковица с цепочкой. — Я придерживаюсь старых традиций».

— Мы сейчас придем.

— Вы еще на станции? — удивился Лядов.

— Конечно.

Отъехала дверь. Вадковский и Трайнис замерли на пороге.

— Что это?

— Книги.

— Почему в таком виде?

— Да вы проходите. Осторожно, тут трудное место есть. Идите вдоль книжного вала, держитесь за стеллаж. Эта «кучка» — сто тридцать пять книг. Забавная ситуация. В разное время на протяжении двух сотен лет авторы постоянно приходили к одной и той же идее, разрабатывали ее, разбирали по винтикам, мусолили в сериалах, но так и не довели до логического конца, хотя вывод, по-моему, был очевиден. Своего рода феномен. Так и кажется, что была некая интеллектуальная помеха, нечто, отводившее мысль. Тоже ведь тема, кстати. У меня уже есть списочек подобных находок. Займусь на досуге.

Лядов застыл, сцепив ладони перед грудью.

— Ну и завалы, — заозирался Вадковский. Прыгая с одного островка чистого пола на другой, он едва не столкнулся носом с металлической трубкой. Замер в миллиметре в последнюю секунду. — Стремянка здесь зачем?

— Иначе совсем не пройти, видите? — очнулся Лядов. — Тут у меня в разворотах на самых интересных страницах лежат пятнадцать романов разных авторов. Уникальный случай. Я убежден, что жизнь идей протекает независимо от человека. Эх, ды вы не читали... Долго объяснять. В общем, незнакомые между собой авторы рассмотрели с разных сторон некую идею. И это не повторы, заметьте. Словно сговорившись, каждый описал свою часть. Жаль, это не то, что мы ищем. Под этими пятнадцатью лежат еще двадцать шесть романов, но в них идея уже не так ясно выписана. По стремянке можно через все это перебраться на свободное место. А там уже будет легче.

— Это понятно, — сказал Вадковский. — Почему книги-то разбросаны?

— Потому что книги сами так легли.

— Ты хоть питаешься тут? — заботливо спросил Трайнис.

— Я-то? — Лядов задумался. — Думаю, да. Здесь нет часов. Только смена дня и ночи. И то не всегда. Погодите, а вы почему не на Земле? Тоже какое-нибудь задание?

— Нет, Слава, — терпеливо сказал Вадковский. — Мы просто остались. Вместе с тобой.

— Как продвигается работа? — спросил Трайнис.

— Работа... — Лядов присел на корточки перед стопкой книг и, глядя на стеллаж, произнес чужим голосом: — «Отныне твоя работа — думать, — сказал Морган. Черная железная дверь затворилась за ним на семнадцать лет».

— Ясно, — деловито сказал Вадковский. — Слава, я тут меню сбацал, много новых блюд сварганил. Где у тебя стол?

Взгляд Лядова ожил:

— Прикольно ты говоришь, Рома. Мне нравится.

— А то, — гордо выпятил подбородок Вадковский. — Не сандалием амброзию вкушаем.

— Стол занят.

— Тогда давай на полу, — решительно предложил Роман.

— Давай. Как раз одно место надо расчистить. За мной.

Несколько десятков романов вернулись в стеллаж, заняв две нижние полки.

— Очень красивая идея, — улыбаясь, пояснил Лядов, сидя на полу и ласково гладя корешки. — Тщательно выписанная, досконально разработанная, но абсолютно не подходящая к нашей ситуации. И к тому же — чистая литература. Обратная стрела времени тут не причем.

— Понятно, — почти сурово кивнул Вадковский. — Что рекомендуешь почитать?

— Хм, — озадачился Лядов. — Как вы вовремя. Пожалуй, я попрошу вас прочитать несколько книг. Мне нужно... — Он пощелкал пальцами. — «Ты будешь следить за чужими мыслями, — сказал мне человек с холодным взглядом, — ибо в этом мире нет ничего твоего». Есть несколько романов. Пока я их вспоминаю — что-то там вроде брезжит, мерещится. Но едва начинаю вчитываться — все исчезает. Я не понимаю почему, не могу ухватить ниточку. Может быть, у вас получится на свежий взгляд? Или вместе устроим мозговой штурм, как раньше. Впрочем, я ни в чем, ни в чем не уверен. Что-то надо со всем этим делать.

Лядов осмотрел окружающий книжный хаос как архитектор рассматривает невозделанный дикий ландшафт.

— Прочитаем, — успокоил его Вадковский. — Но сначала мы тебя накормим.

— Очень вкусно, — сказал Лядов и потянулся за добавкой.

— Я думаю, будет вкусно. — Вадковский не спеша вытирал пальцы салфеткой, с улыбкой наблюдая за Лядовым. — Небось, питался водой и сухарями, а, Слава? Ну, где твои романы?

Лядов долго вел друзей по книжным лабиринтам.

— Вот.

Они остановились над небольшой «логической кучей» — всего-то десяток книг. Тропинка, разбиваясь, обтекала стопку с двух сторон. Вадковский и Трайнис взяли по книге.

— Я мог бы отказаться от этих произведений, — сказал Лядов. — Полтора стеллажа вообще еще не прочитано. Но это будет в ущерб полноте картины, брешь. Не хотелось бы иметь ее в фундаменте. Вам где удобнее расположиться?