Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 68

А вот третья была уникальной и по интерьеру, и по внутреннему дизайну.

Располагалась она в скалистых выступах гор, поднимающихся за бывшим дворцом Амина. Вырубили, вырыли и построили ее умельцы из разведывательного батальона, охранявшие спокойствие штаба 40-й Армии.

Попасть в эту баню можно было только с личного разрешения комбата, майора Советской Армии, весельчака и балагура.

Такие люди всегда есть в нашей армии, и появляются они чаще всего, когда армия действует в боевых условиях. Это наши «Теркины», а без них, как известно, на фронте не обойтись.

У нас сложились теплые дружеские отношения с этим офицером, и он радушно принимал «каскадеров» в расположение своей части, знал и хорошо пел песни «Каскада» и наши российские песни.

У него был приятный баритон и он виртуозно играл на гитаре.

Несмотря на то, что помещение бани было сооружено в скалистом грунте, было невелико по объему, строители умудрились создать там определенный комфорт и удобства.

Был проведен водопровод, стены обшиты тесом, но так, что отдельные выступы красивых скал вписывались в интерьер, создавая обстановку загадочности и таинственности.

Доски были украшены выжженными узорами, светильники и факелы были сделаны из стреляных гильз разного калибра.

В центре залы под сводчатым скалистым потолком висела красивая настоящая большая люстра, попавшая сюда, видимо, из дворца. Ее зажигали по торжественным случаям.

На стенах красовалась коллекция старого холодного оружия и кремневые ружья — трофеи, отобранные у душманов.

В общем, человек, занимавшийся оборудованием и обустройством этой бани, несомненно, обладал большим художественным вкусом и сделал все с душой.

Все это экзотическое убранство и само сооружение располагало к тому, чтобы отвлечься от тяжких забот. А сам хозяин прилагал максимальные усилия к тому, чтобы гости были довольны. Ведь он и сам в эти минуты и часы отдыхал от военных будней.

Иногда случалось, что расположение батальона обстреливалось бандитами с близлежащих гор. В ответ на эту наглость по горам бухали врытые в землю танки, велся минометный обстрел засеченных огневых точек противника. Это случалось обычно с наступлением темноты и служило нам сигналом — пора и честь знать, надо ехать домой.

За все эти светлые эпизоды боевых будней никто из гостей, да и хозяев территории ни разу не пострадал. Эти случаи служили как бы проверкой бдительности наших хозяев.

Периодически в Афганистан залетали столичные артисты.

Особенно наши солдаты и офицеры ждали Иосифа Кобзона, который так задушевно исполнял наши любимые песни.

Надо отдать ему должное, он чаще других бывал в Афганистане, и не только в Кабуле. Он летал по провинциям, несмотря на риск попасть под огонь душманов.

Однажды Кобзон прилетел с концертом в Кандагар.

Командир нашей команды связался со мной и спросил, не будет ли возражений, если «каскадеры» примут гостя в своем расположении и будут охранять его от возможных неприятностей.

Я, конечно, согласился с просьбой ребят, и велел, чтобы они сделали все в лучшем виде.

И ребята не подвели — они познакомили нашу «звезду» с буднями своей жизни, оказали ему гостеприимство и хлебосольство.

Иосиф Кобзон, как сказал мне потом командир, остался очень доволен своим визитом в отряд «Каскад».

По просьбе Ахромеева и по согласованию с Дроздовым, штаб отряда «Каскад» выделил одного офицера и бронемашину с экипажем в состав армейского агитационного отряда.

В распоряжении отряда находились несколько танков, БТРы, грузовые и легковые машины.

Отряд брал с собой популярных в народе политиков, духовных лиц и артистов и периодически, раз в два-три месяца, передвигаясь по провинциям, вел в кишлаках пропагандистскую работу. Случаев нападения на этот отряд со стороны душманов не было, а польза от его работы была огромна.

Наш офицер так понравился команде отряда и афганцам, что они постоянно просили отпустить именно его в свои походы по Афганистану.

Однажды в штабе отряда произошло «ЧП» — на соседней вилле, где располагались офицеры разведки штаба, вспыхнул пожар.

Дело было поздним вечером. Сначала загорелась печка, а затем огонь охватил и стены помещения второго этажа. В соседней комнате размещался склад нашего оружия, где были гранаты, патроны, запас солярки в канистрах.

Ребята не растерялись, быстро перетащили оружие вниз и приступили к тушению огня. Такие случаи с солярными печками часто случались и в армии.

Их несовершенная конструкция приводила к сильным пожарам, порой уносившим человеческие жизни.

Этот пожар мы заметили вовремя и поспешили на помощь к своим товарищам. Работали споро, без суеты и паники.





И тут я заметил одиноко стоящего в стороне от горевшего здания человека в одном нижнем белье.

Он дрожал от страха и растерянности.

Я подошел к нему и, к своему изумлению, узнал в нем старшего офицера этой виллы. Я не нашелся сразу, что ему сказать, только резко спросил:

— А кто же руководит тушением огня и выносом оружия?

— Мои помощники, — ответил он.

Я даже не стал ничего ему говорить и отошел от него.

Позже, когда все благополучно закончилось, у меня даже не возникло желания что-то ему выговаривать.

Я подумал, что ему, пожалуй, уже ничего не поможет.

Руководство представительства КГБ обвинило нас в неумении пользоваться печками, поручило провести разъяснительную работу среди солдат и офицеров.

Но когда через несколько дней в одном из домов представительства также произошел взрыв печки и пожар, то все обвинения отпали сами собой.

Как-то Спольненко заметил, что неплохо бы активизировать помощь «Каскада» сотрудникам представительства в организации встреч с афганскими источниками информации.

Я согласился с ним и заметил, что у нас есть и боевая техника для прикрытия встреч в удаленных от центра населенных пунктах.

Но эти мероприятия надо планировать так, чтобы не мешать друг другу в работе.

Спольненко настаивал на том, чтобы наши офицеры вообще занялись регулярным обеспечением связи офицеров представительства с афганцами, осуществляли постоянную охрану таких операций.

Я возражал.

Такая нагрузка лишила бы наших работников возможности самим продолжать работу с агентурой по добыванию информации.

Но мои доводы на него не подействовали.

Спольненко заметил даже, что работа офицеров представительства важнее работы офицеров «Каскада».

Я понял, что убеждать его бесполезно и предложил ему связаться с Дроздовым, чтобы решить этот вопрос.

Он ответил, что так и сделает.

В этот момент раздался телефонный звонок, вызывала на связь Москва. Спольненко доложил обстановку, обсудил еще какие-то проблемы. На мой вопрос — нужно ли мне удалиться из кабинета, он жестом остановил меня.

И вдруг он заявил своему собеседнику: «Яков Прокофьевич, мой заместитель, руковоитель отряда „Каскад“, не подчиняется моим приказам, отказывается обеспечить безопасность работы офицеров представительства».

Видимо, на эту его тираду последовал вопрос — а кто это такой и где он?

Спольненко ответил, что это капитан первого ранга Сопряков и он сейчас находится в кабинете.

Из Москвы попросили передать мне трубку.

Взяв трубку, я услышал резкий голос заместителя начальника разведки Медяника: «Сопряков, что там у вас творится в Кабуле?»

Я не растерялся, так как хорошо знал Медяника, работал под его руководством в резидентуре в Индии.

Я ответил: «Яков Прокофьевич, будучи офицером и подчиненным, я не могу не выполнять приказы генерала, но я предлагаю товарищу Спольненко решить вопрос об использовании отряда „Каскад“ в новом качестве с моим непосредственным руководителем — Юрием Ивановичем Дроздовым. Мы только что обсуждали этот вопрос и генерал вроде бы согласился с этим предложением».

Медяник секунду помедлил и ответил, что я прав и предложил передать трубку Спольненко.

Что он сказал генералу, я не слышал, но судя по его красному возбужденному лицу, видимо, не очень приятные слова.