Лунная заводь

Зеленый карлик быстро накинул тунику и стал ждать, пока Ларри неторопливо облачался в свою форму.

— Афио Майя вызывает нас, док, — сказал Ларри. — Мы должны… ну полагаю, что нас зовут позавтракать с ней. После чего, как сказал мне Радор, мы должны провести сессию Совета Девяти. Сдается мне, что Йолара, как вы уже могли убедиться, любопытна так же, как и всякая женщина из… ну, из верхнего мира. Не стоит заставлять ее ждать. — добавил он.

Ларри стряхнул с себя невидимую пылинку, запрятал пистолет поглубже в рукав и беззаботно свистнул.

— Только после вас, мой дорогой альфонс, — сказал он, отвесив Радору низкий поклон. Карлик хохотнул и, передразнивая Ларри, ответил ему такой же картинной позой. Мы пошли к дому жрицы.

Дав Радору отойти на несколько шагов вперед, я, придержав Ларри, прошептал ему на ухо:

— Ларри, перед тем, как уснуть вчера, ты не заметил ничего необычного?

— О чем вы, док, что я мог видеть? — усмехнулся он. — Да меня будто шарахнуло по башке немецкой гранатой. Я подумал, что на нас напустили какой-то газ. Я уж было собрался устроить сцену трогательного прощания навеки. Если не ошибаюсь, я, кажется, даже приступил к исполнению?

Я молча кивнул.

— Хотя., подождите, — замедлил шаг Ларри, — вообще-то мне снился какой-то странный сон, удивительный сон…

— Какой? — нетерпеливо спросил я.

— Ну, — протянул он. — Я подумал, что мне приснился этот сон, потому что я все время думал… про Золотоглазку. Мне снилось, что она прошла сквозь стену и склонилась надо мной, положив мне на голову свою нежную белую ручку. Я никак не мог поднять веки… но каким-то непостижимым образом все время видел ее. Такое иногда бывает, когда засыпаешь. Почему вы спрашиваете?

Радор повернулся и двинулся нам навстречу.

— Позже, — ответил я. — Не сейчас. Когда мы будем одни.

Но я уже уверился в своем предположении. Чем бы ни являлся тот лабиринт, через который мы попали сюда, что бы ни представляла из себя эта затаившаяся и угрожающая нам нечисть, но Золотая девушка несомненно следит за нами, следит с помощью каких-то неизвестных нам сил, которыми она умеет управлять.

Мы подошли к фасаду, украшенному колоннадой, прошли по длинному, устланному ковром коридору и остановились перед дверью, вырезанной (так мне показалось) из цельного куска бледно-зеленого нефрита: высокая, узкая панель была вставлена в стену из молочного-белого опала.

Радор дважды стукнул и раздался тот же божественный мелодичный звук, похожий на перезвон серебряных колокольчиков, что мы слышали вчера, — уже не в первый раз я позволил себе так выразиться, хотя в этом мире вечного, непреходящего дня слово "вчера" не имело никакого смысла.

Мы вошли в небольшую уютную комнатку. С трех сторон ее ограждали опаловые стены, вместо четвертой стены висела непрозрачная вуаль, в ней виднелось отверстие, ведущее в маленький, обнесенный стеной прелестнейший садик, весь наполненный хрупкими светящимися цветами и окрашенными в нежные тона фруктами. Перед входом в сад стоял маленький столик из красного дерева, и, приподнявшись с подушек, без которых, кажется, не мыслили свое существование здешние жители, нас приветствовала Йолара.

Ларри, вылупив на нее глаза, непроизвольно приоткрыл рот от восторга и низко поклонился. Видимо, на моем лице было написано не менее искреннее восхищение, так что жрица осталась довольна произведенным эффектом.

Сквозь тонкую, как паутинка, ткань бледно-голубого цвета просвечивала белая кожа. Шелковистые, пшеничного цвета волосы были убраны в золотую сеточку с крупными петлями, в которой вспыхивали искорками крохотные драгоценные камни, то ли сапфиры, то ли алмазы. Бирюзовые глаза жрицы блестели так же ярко, как эти камни, и когда они останавливались на гибкой, ладно скроенной фигуре ирландца и на его узком, точеном лице, я каждый раз замечал в них огонек неприкрытого страстного томления. Маленькие изящные ступни были обуты в мягкие сандалии, с тонкими ремешками, которые охватывали крест-накрест стройные, изящно выточенные ножки жрицы почти до самых круглых с ямочками коленок.

— Сногсшибательная красотка, — воскликнул Ларри и закатил глаза, прижимая ладонь к сердцу. — Поместите ее на крышу нью-йоркского небоскреба, и она опустошит весь Бродвей, — добавил он, скосив на меня глаза — Дарю вам это сравнение, док.

Он повернулся к Йоларе, на чьем лице сейчас появилось выражение растерянного недоумения.

— Я сказал, о леди, чьи блестящие волосы опутали сетью мое сердце, что в нашем мире твоя красота ослепляла бы мужчин, словно солнце, превратившееся в женщину, — в цветистых оборотах, которые так и слетали с его языка, высказался Ларри.

Легкий румянец окрасил полупрозрачную кожу.

Голубые глаза смягчились, жрица повела рукой, приглашая нас прилечь на подушки.

Черноволосые служанки, неслышные и неприметные, как тени, поставили перед нами фрукты, маленькие булочки и какой-то напиток, от которого поднимались струйки пара, цветом и запахом напоминающий шоколад. Я почувствовал нестерпимый голод.

— Как вас зовут, чужестранцы? — спросила Йолара.

— Этого человека зовут Гудвин, — сказал О'Киф, — а меня можно называть просто Ларри.

— Нет ничего лучше, как сразу встать на короткую ногу при первом знакомстве, — сказал он мне, не отрывая от жрицы восторженных глаз, как будто отвесил ей очередной комплимент.

Видно, она так и решила.

— Ты должен научить меня своему языку, — проворковала она.

— В таком случае у меня будет в два раза больше слов, чтобы говорить о твоей красоте, — любезничал напропалую Ларри.

— Это потребует некоторого времени, — сказал он мне. — Раз уж мы тут оказались, почему бы не устроить этим шутникам Римские каникулы[31], док, а? Годится?

— Ла-арри, — задумчиво протянула Йолара. — Мне нравится, как звучит твое имя. Очень мелодично…

И в самом деле, она словно пропела имя ирландца.

— Как называется твоя страна, Ларри, — продолжала расспрашивать жрица, — а Гудвина?

Она отлично справлялась с английским произношением.

— У меня, о прелестная госпожа, две страны — Ирландия и Америка. У Гудвина только одна — Америка.

Она медленно стала повторять оба названия, одно за другим. Мы воспользовались предоставившейся возможностью и с жадностью накинулись на еду, Йолара снова заговорила, и мы замерли с виноватым видом.

— О, да вы же голодны! — вскричала Йолара. — Ешьте, ешьте, не стесняйтесь.

Она оперлась подбородком на руки и принялась внимательно разглядывать нас; по глазам жрицы было видно, что вся она, словно чаша фонтана, переполнена вопросами. Наконец, не в силах больше справиться с любопытством, она вновь заговорила:

— Как же так получилось, Лаарри, что у тебя две страны, а у Гудвина только одна?

— Я родился в Ирландии, он в Америке. Но я долгое время жил в его стране и полюбил ее от всей души, — ответил Ларри с набитым ртом.

Она понимающе кивнула головой.

— И что, в Ирландии все мужчины похожи на тебя, Лаарри? Так же, как у нас все мужчины похожи или на Лугура или на Радора? Мне нравится смотреть на тебя, — сказала она с наивной откровенностью. — И мне уже до смерти надоели наши мужчины, такие как Лугур и Радор. Но они очень сильные, — с живостью добавила она. — Двумя руками Лугур может справиться с десятью, и удержать шестерых, правда, только одной рукой.

Это было нам не очень понятно, и она подняла вверх белые пальчики, иллюстрируя сказанное.

— Мужчин из Ирландии этим не удивишь, о моя прекрасная госпожа, отпарировал Ларри. — Представляешь, я видел одного нашего парня, который шутя справлялся с десять раз по десять этих наших… как вы называете ту быстроходную штуковину, на которой Радор привез нас сюда?

— Кориал, — ответила она.

— Короче, он справлялся с взятыми десять раз по двадцать нашими кориалами…

— Кориа, — сказала она.

— Да, и все это он проделывал только двумя пальцами. А еще я видел другого парня, так тот мог одним движением руки устроить вокруг себя настоящий ад. Вот так!