Страница 15 из 28
Отпечаток человеческой ноги, найденный нами в пещере, точно совпал с отпечатком ноги Хозяина: его след сохранился в течение нескольких лет вследствие полной и неизменной тишины воздуха и отсутствия дождей.
Произошло в это время еще одно очень важное для меня событие: старик рассказал мне свою историю. Он рассказал ее мне одному — в часы отдыха, в часы совместной работы, в те часы, когда мы вместе дежурили у сверлильной машины. Он рассказал мне ее не сразу, урывками, понемногу, и его голос сливался то с клокотанием расплавленного металла, то с размерным гудением динамо-машины, то со свистом нашего освободителя — бурава.
XIII. Важное поручение
— В 1864 году, — начал свой рассказ старик, — столица Италии была перенесена из Турина во Флоренцию. Это вызвало сильные волнения в Турине, которому в отношении развития промышленности это было невыгодно; ряд волнений, менее ожесточенных и менее кровопролитных, имевших совершенно другие причины и цели, поднялся в объединенных областях нового государства. Эти волнения вызваны были людьми, жаждавшими освобождения Рима от папского ига, которым казалось, что остановиться на Флоренции значит идти на уступки и понапрасну терять время.
Республиканская партия примкнула к ним. Но — потому ли, что народ устал от двадцати лет борьбы, потому ли, что носились слухи о возможном вмешательстве французов, если восстание докатится до Рима; потому ли, наконец, что народный вождь, Гарибальди, не мог двинуться с острова Капреры, — эти волнения не привели ни к каким результатам.
Тогда республиканская партия, к которой принадлежал и я, решила вызвать такое положение вещей, чтобы правительству пришлось занять Рим; в случае, если бы это не удалось, решено было собрать партию волонтеров, которая под начальством Гарибальди двинулась бы к Риму.
Ливорно недаром находится недалеко от Капреры: на нас лежала обязанность поддерживать связь с героем. Нет-нет, кому-нибудь да удавалось обмануть бдительность правительственного надзора, на легоньком челноке проскользнуть мимо наблюдательных судов и пробраться на остров.
В марте того же года республиканский комитет города Ливорно получил задание передать Гарибальди весьма важное для народного дела послание и значительную сумму денег. Это было поручено твоему отцу и мне.
Обычно поручения такого рода выполнял Карло Гаврелли, но за несколько дней до того его лодка была потоплена, и он погиб. Потому выбор пал на нас, лучших пловцов Ливорно; кроме того, как рядовые работники, мы могли меньше других опасаться полицейского надзора. Однако все же мы не могли оставить город без всякой видимой причины, нужно было выдумать предлог.
И твой отец, и я — мы оба были завзятыми игроками, об этом знал весь город; этим-то мы и решили воспользоваться.
К нам в порт как раз пришел английский пароход, направлявшийся в Гамбург; Гамбург в то время славился своими игорными домами. Ничего удивительного ни для кого не было в том, что два старых игрока пользуются случаем отправиться поиграть. Капитан «Гринока» оказался сговорчивым человеком — мы взошли на пароход. У меня в сапоге лежало драгоценное письмо, у твоего отца в поясе — пачка английских чеков, которыми Гарибальди должен был расплатиться за закупленное им оружие.
«Гринок» отчалил к устью Бониграцио, чтобы оттуда держать путь на Гибралтар. Ночью, в виду Капреры, на море была спущена шлюпка; в ней был я с твоим отцом. Мы налегли на весла и поплыли к месту своего назначения. Но тут внезапно, как всегда, сорвался бешеный юго-западный ветер, и мы запрыгали с гребня на гребень, из провала в провал. Нас швыряло по волнам до утра, а утром мы были уже очень далеко от Капреры. Мы еле успевали вычерпывать из шлюпки воду. Этого было мало. Около полудня с бакборда показалось облачко дыма. Через час мы увидали военное судно, шедшее на нас на всех парах. Мы решили подплыть к нему — мы ничем не рисковали: бумаги наши были в порядке, мы ничем не навлекли на себя подозрений; выдумать причину нашего возвращения было нетрудно. Но скоро мы услыхали выстрел, и мимо нас пролетело ядро. Началось бегство — бесконечная скачка по волнам под непрекращающимся обстрелом. Вдали показалась Копрайя, тут ядро попало в цель, наша шлюпка пошла ко дну и мы остались одни на волнах. Отчаяние охватило нас, но мы не сдавались. Ветер, казалось, утихал, нам нужно было только продержаться возможно дольше. Мы помогли друг другу разрезать и сбросить одежду; я остался в сапогах, твой отец оставил на себе пояс, в котором был зашит кошелек с чеками. Настала ночь; мы плыли к востоку, по очереди поддерживая друг друга, стараясь расходовать возможно меньше сил. Один из нас лежал на спине, другой подталкивал его. На рассвете ветер утих, и море успокоилось. Но твой отец совсем обессилел, он посинел и стал захлебываться. Я напряг последние силы, чтобы поддержать его на воде, но мои усилия были напрасны: он скрылся под водой. Я сделал еще несколько взмахов руками, вода хлынула мне в горло, и я потерял сознание.
XIV. Тот, кто выполнил поручение
Я открыл глаза и увидел, что лежу в комнате, ярко освещенной небольшой лампой, висевшей под потолком.
Мне припомнилось сразу все — данное нам поручение, военное судно, крушение шлюпки; первое мое движение было — посмотреть, связан ли я.
Нет, я был свободен и лежал в удобной постели.
Я вспомнил о письме, которое нужно было передать Гарибальди. Где мои сапоги? Верно, кто-то успел прочесть послание и узнать драгоценную тайну.
«Где я? На военном корабле?» — мелькнула у меня мысль.
Нет, комната, в которой я лежал, была велика, а каюты на военных судах бывают обычно очень маленьких размеров. Да и мебель была красивей и удобней, чем обычная корабельная. Кровать была железная, с матрацем, с простыней, с одеялом, стол — письменный, у стола — стулья.
Лампа лила мягкий, ровный свет: это был не керосин, не газ, не масло — скорее, электричество.
Я готов был вскочить на ноги, когда открылась дверь, которой я прежде не заметил — верно, потому, что она была того же цвета, что и стены; вошел невысокий коренастый человек. Он принес мне одежду.
— Скажи, братец, где мы? — спросил я его.
Он взглянул на меня, но, не ответив ни слова, повернулся к выходу. Что он, глухой? Я спросил погромче:
— Где мы, товарищ?
Молчание. Дверь захлопнулась, и я остался один.
Я взял принесенную им одежду. Все — рубаха, кальсоны, куртка, штаны — было сшито из простой сероватой материи. Только я стал одеваться, немой вошел снова и поставил у постели высокие сапоги. Они были сделаны из тюленьей кожи и походили на сапоги китоловов.
Одевшись, я подошел к двери. Она была заперта — я был в плену.
Но где?
Я заметил, что не чувствуется ни качки, ни обычной на пароходе во время движения дрожи. Значит, судно причалило к берегу?
Сколько же времени я пролежал без сознания?
Я прикоснулся к стене; она была металлической. Но ведь на судах, даже военных, не делают между каютами перегородок из металла! Да и одежда моя не была похожа на морскую форму.
— Где же я? Где же я?
Дверь отворилась, и вошел высокий, сильный человек лет сорока; мне бросилось в глаза бледное открытое лицо, обрамленное черной бородой, живые глаза и высокий лоб.
— Добрый день, гражданин! — воскликнул он по-итальянски, со странным выговором. Он приветливо улыбался.
— Я в плену? — спросил я его.
— Вы — на борту свободнейшего в мире судна!
— Где мои сапоги?
— Герой уже получил письмо и десять тысяч лир.
— Вы спасли и… Он жив?
— Ваш спутник погиб. В письме было сказано о десяти тысячах лир; эта сумма вручена Гарибальди.
— В таком случае…
— Это вас не касается.
— Я свободен?
— Это зависит от точки зрения. Вы можете считать себя пленником, поскольку вы лишены прежней независимости; с другой стороны, вы можете пользоваться свободой, какая вам и не снилась.