Страница 6 из 16
— Хорошо. Вы выедете в Мюнхен через пятнадцать минут!
А! Пятнадцатиминутная отсрочка. Для чего?
Небо было еще покрыто черными ночными облаками, когда Северин Браун отправлялся навстречу неизвестному.
За эти несколько напряженных часов он пережил бесконечную жизнь. Картины одна другой мрачнее теснились в его мозгу, сменяясь, как кадры в фильме.
Визжащий «мерседес»… стрельба среди ночи… прямые, точно замороженные фигуры часовых, напоминавшие зловещих воронов над пропастью… и мирные альпийские деревни, в которых жили веселые дети гор с такими еще розовыми щеками.
Северин Браун никогда еще не видел гитлеровских автострад.
При переезде через границу в Зальцбурге он увидел эти чудо-дороги, выстроенные из пота и проклятий сотен тысяч людей.
Эти бесконечные дороги пересекали истерзанную германскую землю, как бинты, не закрывая, однако, всех ее ран.
Городов и деревень по пути попадалось мало и движение по этим дорогам можно было развивать до бешеной скорости.
Рано, рано утром они проезжали мимо одного места, которое обратило на себя внимание чернорубашечников. Несмотря на то, что еще было почти темно, можно было различить поднимавшийся к небу тонкий дымок и мелькавшие вдали огни.
— Это одна из тайных воздушных баз Великой Германии, — с гордостью сказал спутник Брауна, сидевший рядом с ним.
— Зиг хайль! — автоматически ответил Браун, как должен делать в таких случаях всякий благонадежный немец.
— Зиг хайль! — подхватили хором остальные.
— Фюрер все время строит, — сказал другой конвоир.
В глазах его промелькнуло горькое выражение, но остальные черты лица дышали профессиональной гордостью.
— Да, строительство! — подумал Браун. — Строительство на телах замученных людей. Строительство во имя войны и смерти, а население мерзнет в одежде военного времени, ест хлеб военного времени, живет в домах военного времени.
Но ничего этого Северин Браун не высказал. Вслух он воскликнул:
— Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер! — ответили чернорубашечники особенными, звенящими голосами. Он тоже должен научиться говорить так.
Рычащий автомобиль быстро спустился с холмов и огни воздушной базы быстро погасли вдали.
Северин Браун вспомнил о них снова много позже, когда ему сказали, что вся страна усеяна такими базами, незаметными с высоты, недоступными со стороны дорог. И каждый из этих скрытых ангаров поглощал все новые и новые аэропланы, которые тысячами выбрасывали заводы Германии.
Гитлер ждал своего Великого Дня.
Северин Браун также ожидал своего Дня.
Мерный шум «мерседеса» в конце концов убаюкал натянутые нервы и, когда машина подъезжала к Мюнхену, Браун тихо дремал.
Черноносая машина проскользнула по тихим еще улицам и остановилась у большого особняка.
Три штурмовика быстро распахнули дверцы автомобиля и, выскочив еще на ходу, взбежали по ступенькам лестницы не оглядываясь. Это кошачье движение было изобретением Муссолини и имело целью защиту от возможных нападений злоумышленников.
Оно было также типичным для нацистов, которые всегда так торопились, точно кто-то гнался за ними по пятам.
Через минуту один из штурмовиков вернулся и кивнул Брауну. Тот вышел из машины, расправил затекшие члены и поднялся по широким ступенькам лестницы.
У сводчатой двери его встретил здоровый, краснолицый штурмовик, которого он раньше не встречал. Рука нациста поднялась в стереотипном приветствии:
— Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер! — пролаял Браун.
Дом, куда его привезли, был первым штабом нацистов. Гитлер получил его в подарок от своих богатых единомышленников.
В этом доме были намечены первые «чистки», были приговорены первые жертвы.
Штурмовик сказал Брауну:
— Добро пожаловать!
Добро пожаловать… Но куда? зачем?
Какая-то страшная тайна, пронизанная запахом смерти, наполняла весь этот дом.
Затем штурмовик ввел Брауна в комнату с мрачными, коричневыми стенами и низким бревенчатым потолком и указал ему за стол.
За другим столом, немного дальше, сидело около десятка других штурмовиков, но ни один из них не выказал никакого интереса к Брауну.
Они разговаривали между собой тихо, как заговорщики.
Северину Брауну показалось вдруг, что стены надвигаются на него и вот-вот раздавят.
Здесь было так пусто, несмотря на многолюдность, так холодно!
Даже стыдливый луч света, проникавший через окно в сердце этого мрачного дома, казался холодным.
Вошел слуга с несколькими бутылками пива. На столе зазвенели кружки.
Северин Браун отпил глоток, чтобы утолить жажду, и был доволен, когда штурмовик, отерев усы, встал со стула.
— Автомобиль ожидает вас, — сказал он.
— Автомобиль? — эхом откликнулся Браун.
— Да, — ответил штурмовик. — Вам ведь надо ехать дальше!
У него не хватило мужества спросить, куда именно.
Молча прошел он через распахнувшиеся перед ним двери, так же молча вошел в машину и занял свое место. Сейчас же рядом с ним прыгнули в машину конвоиры и «мерседес» с воем полетел дальше.
Мчались сначала по главным улицам, потом мимо церкви Богоматери с ее круглыми башнями, через средневековую площадь Марии. Затем повернули в узкую боковую улочку, задержались на момент перед пивной, в которой пятнадцать лет тому назад Адольф Гитлер замыслил свой кровавый путч.
Чернорубашечники сорвали шапки и с какой-то особой теплотой произнесли «Хайль».
Северин Браун также отсалютовал.
Главный герой этого путча был в его представлении далеко не героем: перед взором Брауна встал человек с дикими, испуганными глазами, со смешными маленькими усиками, согнувшийся в три погибели и бежавший по этим самым улицам с рукой, простреленной пулей.
Пуля в руке Гитлера!
— Боже мой, — подумал Браун, — почему она не попала ему в голову?
Рессоры мягко подпрыгнули еще несколько раз и скоро старый Мюнхен остался позади.
В течение остального дня перед путниками бесконечно развертывалась скучная белая дорога.
Час за часом выливалась из-под поющих шин длинная бетонная полоса.
Обогнули Нюренберг, где каждый год устраивался нацистский конгресс.
Когда-то в молодости доктор Мюллер был в этом городе. Он посетил старинный замок и видел страшные орудия пытки, которыми тот славился.
Но нацисты перещеголяли предков: они могли их поучить своему искусству.
Дальше по автостраде, через шелестящий, зеленый Франконский лес. Здесь дорога шла так высоко, что с нее были видны крыши домов Грейца, Шлейца и Геры, расстилавшихся внизу.
Наконец, к закату, горы стали сменяться равниной и вечером перед путниками засверкали вдали в тумане огни большого города.
Северин Браун знал, что это Берлин. Он знал, что его привезут сюда, когда они проезжали еще мимо других городов.
Орангенбург остался далеко позади — значит, его везут не в концентрационный лагерь. Оставался только один пункт назначения, «Берлин», но зачем его решили привезти сюда — было загадкой, которую Северин Браун не мог разрешить.
Было уже темно, когда «мерседес», пролетев по Авиевой дороге, проскочил через восточные ворота столицы и оттуда помчался по Принц-Регент-штрассе к центру города.
Тут шофер остановился перед высоким зданием из красного кирпича.
Теперь чернорубашечники держались уже иначе. В них как произошла какая-то перемена, их речи стали звучать воинственнее, в манерах стало больше наглости, в глазах появилось выражение власти. Чувствовалось, что они здесь у себя дома.
Северину Брауну стало вдруг страшно.
Здесь пульс нацизма бился со всей своей силой.
Штурмовики провели своего гостя во внутрь дома и, не задерживаясь в слабо освещенном вестибюле, поднялись по витой каменной лестнице во второй этаж.
Затем, через скрипящую дверь с левой стороны лестницы, они вошли в узкий коридор и остановились посредине.
— Вот ваша комната! — сказал один из конвоиров, показывая на комнату направо.
— Простите, — спросил Браун, не будучи уже в силах сдержать своего беспокойства. — Не будете ли вы так добры сообщить мне, почему я здесь?