Дом среди сосен

Самолеты пронеслись над головой и быстро исчезли в ледяной дали. Горячая стена позади медленно опадала и редела; за ней снова проступили очертания берега, пулеметные очереди хлестали вдогонку бегущим.

Задыхаясь, Севастьянов упал у воронки. Свежий ледок легко разломился от удара. Он пил долгими, протяжными глотками и никак не мог напиться.

— Аккурат отсюда начинали, — сказал Шестаков, подползая. Севастьянов посмотрел на него, ничего не понимая, снова припал к воде.

Стайкин лежал неподалеку в обнимку с Молочковым. Передавая из рук в руки цигарку, они жадно курили и переглядывались друг с другом.

— Жмотик, — сказал Стайкин.

— Последнее наскреб, сам видел. Давай сюда...

— Тебя потрясти, еще посыплется. Зануда ты, — Стайкин с наслаждением затянулся, передал цигарку Молочкову.

— Вот вам и недолет, товарищ лейтенант, — сказал Шестаков, подползая к Войновскому. — Отдыхайте пока. Перекусить не желаете? — Войновский замотал головой. — Значит, аппетита не стало? Тогда пойду, может, затянуться оставят. — Шестаков вскочил и побежал к Стайкину.

...Самолеты один за другим приземлялись на расчищенном снежном поле у лесной опушки. Командир звена капитан Сергей Ковалев садился последним. Он выключил мотор, и лесная тишина тотчас сдавила уши. Ковалев вылез на крыло, прыгнул на снег и пошел на шатких нетвердых ногах, привыкая к земле. Он шагал по земле и то и дело встряхивал головой; в глазах его стояло ледяное поле, плоское, пустое, в морщинах снега, и крохотные одинокие фигурки распластались на нем: люди, у которых отняли землю и бросили среди огромного ледяного пространства.

— Сергей, что с тобой? — спросил техник, шедший следом по узкой тропинке.

— Юрку подбили. — Ковалев снова тряхнул головой, а ледяное поле с распластанными стылыми фигурками по-прежнему стояло в глазах, и ему хотелось упасть на землю, вцепиться в нее руками, зубами, сердцем и закричать...

ГЛАВА IX

— На колокольне снайпер сидит, — сказал Плотников. — Под самой звонницей. Здорово работает, гад ползучий.

Шмелев не отвечал и, казалось, не слышал. Он лежал на боку и смотрел в ту сторону, где соединялись небо и ледяная даль. Плотников приподнялся и тоже стал смотреть. Маленькие черные точки, быстро увеличиваясь, двигались под серой пеленой неба. Шмелев перекатился на другой бок, лицом к Плотникову.

— Что скажешь?

Плотников встал на колени, сложил ладони у рта, закричал протяжно и тоскливо:

— Во-озду-ух!

Немецкие самолеты шли на бреющем полете, гуськом, два звена. Они открыли огонь издалека, еще не долетев до цепи — темно-серые фонтанчики возникли на льду, запрыгали среди распластанных фигурок. Тень пронеслась, за ней вторая, третья — черная, рычащая, бесконечная карусель, закружилась над ледяным полем.

Самолеты делали второй круг, когда Шмелев лег на спину и выставил вверх самозарядную винтовку. Ах вы, звери-изверги, пусть земля разверзнется и поглотит вас, ненавижу вас, не страшусь вас, не дам вам бесноваться на нашей земле.

Головной немец вошел в пике, крылья у него сделались тонкими, как у стрекозы, а черный нос взбух и начал изрыгать огонь. Шмелев выпустил весь магазин в этот черный, рыгающий нос и услышал, как на льду застрочили автоматы. Немец вышел из пике, проскочил, но кто-то позади все-таки всадил в него свинец, немец споткнулся, клюнул носом, приподнялся, пытаясь из последних сил удержаться на лету, потом завалился на бок и косо врезался в лед далеко за цепью. Лед прогнулся, затрещал, немец пробил его тупым носом и стал медленно проваливаться, заломив правое крыло. Под водой глубоко вздохнуло, водяной столб встал над полем. Огненная туча взметнулась из бушующего кратера и встала черным грибом до неба, а лед содрогнулся и заходил ходуном.

Остальные немцы поднялись выше. Они сделали еще два захода и расстреляли все, что у них было. Потом они улетели.

Стало тихо. Санитары бегали вдоль цепи, подбирая раненых.

— Так где же твой снайпер? — спросил Шмелев.

Немецкий снайпер работал не спеша. Он выжидал, когда застучит пулемет на берегу, и тогда делал свой выстрел. Он сидел на колокольне, чуть ниже звонницы, — в бинокль ясно виднелась амбразура, пробитая в кирпичной стене.

— Крепко засел, гад ползучий, — сказал Плотников.

— Надо противотанковыми вышибать, — сказал Шмелев, опуская бинокль. — Зажигательными.

Плотников отослал связных и принялся за боевое донесение. Шмелев невесело усмехнулся:

— Где мы сейчас находимся по графику?

— Уже взяли Борискино и Куликово. Подходим к Волковицам.

— Пиши скорее, а то Обушенко самолет себе заберет.

— Упал в нашей полосе, значит, наш. Честно говорю.

По льду двигался странный продолговатый предмет со скошенными краями. Предмет подъехал ближе — стало видно, что за ним ползет Джабаров. Он выставил лицо из-за щитка и подмигнул Шмелеву.

— Для вас, товарищ капитан.

Плотников разглаживал на планшете мятые донесения командиров рот. Он взглянул на щиток и бросил:

— Убьют.

— Меня не убьют, меня только ранят. А раненый я еще живее буду.

Это был щиток от полковой пушки, окрашенный белой масляной краской. Верхний угол был отбит, броня в этом месте зазубрилась и покрылась цветом побежалости. С внутренней стороны на краске проступали пятна крови. Края щитка загибались под тупым углом, он прочно стоял на льду.

Шмелев подвинул щиток, поставил перед собой. Берег закрылся — и ничто не напоминало о нем. Пулеметы трещали далеко-далеко, с каждой секундой уходили дальше.

А тогда была темная ночь — нас подняли по тревоге и построили на плацу. Фонарь на столбе раскачивался под ветром, и полковой комиссар сказал: «Товарищи курсанты, пришел долгожданный час. Долгие годы наши братья томились под гнетом буржуев. Настал час освобождения. Вернем Родине отнятые и поруганные наши земли. Вперед!» Мы пошли на рассвете. Комдив приказал зарядить пулеметы холостыми патронами. Мы дали холостой залп прямо в небо и строем пошли в атаку, а наши братья выходили из укрытий и братались с нами. Мы шли по дороге и пели строевые песни. Нас обгоняли танки, броневики, конница, артиллерия, навстречу выходили девушки с цветами, они махали руками, и всем было страшно весело. Так мы шли вперед целую неделю, освобождая русскую землю, только ноги в кровь разбили и многие попали по госпиталям. Вот какая замечательная была война, не война, а сплошное удовольствие, только ноги в кровь разбиты. Мы тогда и знать не знали, что такое настоящая война, а потом пошли по той же дороге обратно, цветов и девушек уже не было, только бомбы и обгорелые печи, бабочки в пятнах крови и плачущие коровы. Кто же нам говорил тогда, что так будет? И пулеметы на этот раз были самые настоящие; друзья оставались лежать на обочине и смотрели вслед застывшими глазами.

Шмелев вздохнул и отодвинул щиток в сторону.

— Товарищ капитан, что же вы? — спросил Джабаров.

— Не годится. — Шмелев вздохнул снова. — Мне за ним берега не видно. А я должен немца глазами видеть. Иначе во мне злости не будет. — Шмелев пустил щиток по льду, и тот подкатился прямо к Плотникову.

Плотников оторвался от донесения, поставил щиток перед собой. Потом выглянул из-за щитка, посмотрел на берег и снова спрятал голову.

— Хороший щиток, — сказал он, — просто замечательный. Где ты его раздобыл?

— У артиллеристов на первой батарее. Все, что от них осталось. Хоть вы возьмите.

— Конечно. Замечательный щиток. — Плотников положил щиток плашмя и принялся раскладывать на нем бумаги. — От такого щитка грешно отказываться.

— Тащил, старался. — Джабаров с обиженным лицом отполз в сторону и лег около телефонного аппарата.

Немецкий снайпер, сидевший на колокольне, высматривал новую цель. Ледяное поле из конца в конец просматривалось из амбразуры. Немец медленно вел биноклем, рассматривая лежавших в цепи русских. Взгляд задерживался на отдельных фигурах, потом скользил дальше: немец искал русского офицера. Во рту немца скопилась слюна, он хотел было сплюнуть ее — и тут он увидел на льду трех русских. Первый русский разглядывал какой-то продолговатый предмет, потом толкнул предмет по льду, второй русский взял его, спрятался за ним, потом положил на лед и стал что-то писать на нем. Третий русский лежал в стороне, и рядом с ним стояли два телефонных аппарата. Еще несколько русских лежали вокруг этой центральной группы, иногда они вскакивали и бежали вдоль цепи, потом возвращались обратно.