Страница 18 из 65
— Для нас не существует такого определения. Каждый из нас осознаёт свой статус и своё место внутри Системы. У них — тоже есть статус, хотя они не осознают его или осознают не в полной мере. И для всех предопределена роль. Отношения, которые выстраиваются между нами, правильны, так как предопределены законами Системы.
— Так, стоп, а ты можешь объяснять конкретнее? Это всё похоже на проповедь телевангелиста.
Энни вновь усмехнулась, покачав головой.
— Я ведь говорила, что это трудно объяснить. Трудно объяснить человеку. И совсем трудно объяснить человеку, так мало соприкасавшемуся с Системой.
— Ладно. Я понял, что лезу не в своё дело — махнул рукой Ким. Синтет склонила голову набок, сощурившись.
— А вы интересный человек. Вы мыслите не так, как они. Задаёте вопросы, пытаетесь понять, осознать. Система ещё не видит вас, но вы, определённо, заслуживаете внимания…
— По-моему, мы уже пришли?
Существо поклонилось.
— Не могу вас больше задерживать, господин Келли. Мы надеемся, что вы с удовольствием проведёте время в нашей комнате отдыха. До свидания.
— И что это было?.. — мысленно спросил себя Ким, глядя вслед удалявшейся «Энни». Довольно необычное поведение для машины, да и что бы этот бред мог означать? Набор многозначительных и запутанных фраз, свойственный шизофреникам. Но техника не способна страдать шизофренией.
— Время…
— Местное время — 13 часов 47 минут. — тут же откликнулась служба информационной поддержки.
До приёма оставалось больше 50 минут.
Комната отдыха была небольшим уютным помещением, уставленной морфируемой мебелью и полупрозрачными столиками из стеклообразного материала. Её стены были украшены световыми полотнами каких-то древних художников и лианами азерумного плюща, переливающегося рубиновыми огоньками. Через плёночные заграждения открывалась захватывающая дух панорама анклава, четко выделявшегося над бескрайними полями промышленных секторов, уходивших за горизонт. На композитной мембране переборки сверкала объёмная сигнатура ОФС, медленно вращая кольцами. Ким не мог блеснуть широкими познаниями в геральдике, но этот символ всегда вызывал у него недоумение; очень трудно было догадаться, какой смысл мог нести острый угол в форме отраженной буквы «L», заключенный в двойное вращающееся кольцо. На Финиксе, национальным символом служил сокол с пучком стрел, вымершее летающее животное на скошенном бело-красном щите. Смысл такого герба был достаточно понятен, чего нельзя сказать о системной сигнатуре. Из-за огромного количества домыслов и отсутствия официальной истории возникновения федеральной эмблемы, в народе этот косой угол порой называли «энигма федералис» или просто «косяк».
Кроме Кима, в зале сидела за столиком молодая девушка в модифицированном унике, мирно потягивавшая из автофляжки пахучий кофе. Рядом с ней умостилось маленькое остроухое существо на четырёх лапах, похожее на описание «собаки», зверя из рассказов матери о былой жизни. Не обращая никакого внимания на нового посетителя, девушка машинально трепала животному шерстку, но её задумчивый взгляд был устремлён куда-то вдаль, к алеющему небу над чёрными пирамидами.
— Разрешите, я присяду? — подошел Ким, пытаясь уловить её настроение.
— Ага. — спокойно, даже не повернув головы, ответила незнакомка. Её «любимец» при ближайшем рассмотрении тоже оказался синтетом; сквозь шерсть можно было отчётливо увидеть выгравированный серийный номер и федеральную сигнатуру, а в чёрных как смоль глазницах вместо зрачков горели красные многогранники всеракурсных анализаторов.
— Ты не местный, да? Регистрироваться пришел?
— Э-ээ… Ну да, а что? Сильно заметно, что не местный? — удивился Ким.
— Не сильно, но заметно. Да ты не переживай, здесь текучка кадров — дело привычное. Я сама здесь только со вчерашнего вечера.
— А я — третий день…
Девушка была высокая, спортивного телосложения, с короткими, светлыми волосами. Образ «бой-бабы» дополняла маленькая, почти не выделяющаяся грудь и жилистые руки с длинными, тонкими пальцами. Без сомнений, она перенесла не одну биомодификацию, а это уже свидетельствовало о статусе посетительницы.
— Только взглядом меня сверлить не надо, хорошо? Кстати, меня Алисой зовут.
— Всё, понял. Ким, рад познакомится.
С этими словами, они пожали друг другу руки.
— Ага. Хочешь кофе, или, я не знаю, чая, тейлера?..
— Да не отказался бы…
— Так чего тебе?
— Пусть будет кофе.
— Жди, сейчас всё принесут — щёлкнула пальцами Алиса. Интересная у неё была манера разговора — короткие фразы, частая смена темы, будто она одновременно вела беседу с десятком человек. «Собака» при этом забралась девушке на колени, и казалось, всё время внимательно прислушивалась к беседе.
— Ты вообще не из Системы, да? Дай угадаю: Тикондерога, Новая Вольта или Циньхай-3?
— Да нет, поближе — из Финикса.
— Никогда не слышала о таком. Хотя для меня особой разницы нет; практически все Доминионы — ну, за очень редким исключением — грязны и убоги. Мне в детстве довелось на них поглядеть, и я очень сомневаюсь, что там с тех пор стало лучше.
— Не знаю. На Финиксе-то жить тяжело, да в соседних городах вообще полный… Атас. Еды на всех мало, воды мало, люди мрут на улицах. Но те, кто ещё держится, пытается выжить — они уже свыклись. Говорят, что в первые дни было ещё хуже. Но ведь выстояли как-то!
Ким не считал себя патриотом. Это слово давно утратило свой первоначальный смысл, и в эти времена им пользовались для обозначения радикальных националистов. На Финиксе, банды «патриотов» устраивали рейды на кварталы «иноземцев», жгли продуктовые конвои, следовавшие в соседние города-страны, похищали и зверски истязали незадачливых туристов, которым не посчастливилось оказаться «не в то время не в том месте». И всё-таки, поливание грязью родного селения слегка раздражало. А ещё больше раздражало понимание того, что всё сказанное — правда. Финикс и был «грязной и убогой» дырой, пускай Ким и провёл в ней практически всю сознательную жизнь.
Алиса улыбнулась, как бы между делом почёсывая своего синтета за ушком. Существо на ласки реагировало ровным счётом никак.
— Я думала в тебе сейчас «национальная гордость» взыграет… — девушка издала сдавленный смешок — …но ты, смотрю, на эту удочку не клюнул. Значит, тебе здесь будет полегче, чем вашим «фашистам» — таких быстро ломают; раз-два, и глядишь, уже зитто. У нас любят порядок. И «толерантность». Ага… Правда, тут ещё от самоуправления анклава зависит, в какой степени.
В зал вошла официантка-синт с подносом, похожая на Энни, но с длинной чёлкой, и ни говоря ни слова, поставила на столик автоматически подогреваемую фляжку с кофе. Алиса махнула рукой, и прислуга, откланявшись, поспешила удалиться.
— Вот, держи свой кофе.
— А… Спасибо. — Ким откупорил пакет с логотипом «Маттеуша», осторожно хлебнув пару глотков. Терпкая субстанция приятно обжигала губы; уж в чём — в чём, а в пищепроме здесь знали толк.
— Сама здесь как оказалась? Я так понял, ты из Федеративной Системы, только другого анклава?
— Ой, это долгая история. Да, гражданка ОФС, кстати, с допуском в КЗШ. Родом с Марса, вот ты прикинь.
Ким чуть не подавился. В это трудно было поверить. Да с кем же он разговаривает сейчас? Какой у неё гражданстат — двадцатый, тридцатый?..
Девушка, похоже, всё прочитала по его лицу.
— Да не бери в голову. Я сама по себе никто, без родителей.
— Но, чёрт возьми, с Марса?! — ! Что же ты забыла здесь, на периферии?
— Да какая же это периферия? Вот ты в самом деле провинциал, ей-Миру. Периферийное кольцо уже семь лет как сместили к Танго-107. - рассмеялась Алиса — Ну а вообще… Скажу честно — я не жалею о переводе. Не навсегда же.
— Всё равно, далековато от дома… Рукав Центавра, это же не Плутон и, не знаю, не CV-000A…
— И слава Миру, что не «цэ-вэ». Моя подруга там вращалась какое-то время, так представь себе, такого рассадника яйцеголовых снобов во всей Системе, наверное, не сыщешь. А здесь… Тихо, спокойно.