Запретное (ЛП)

Когда звук моих шагов достигает его слуха, он переходит на другую сторону дороги, удлиняя свой шаг. Даже когда я иду наравне с ним, пытаясь перевести дыхание, он поднимает руку и отталкивает мою протянутую ладонь.

— Прекрати, ладно? Возвращайся домой и оставь меня одного, черт возьми!

— Но почему? — кричу я в ответ, вдыхая ледяной воздух, когда дождь пронзает мои волосы и лицо острыми мокрыми иголками. — Что же такого столь ужасного я сделала? Я подкралась, чтобы удивить тебя. Я хотела сказать, что мама вернулась, и я заставила ее отвести детей в кино. Когда мы начали целоваться, я просто хотела дотронуться…

— Ты вообще понимаешь, как чертовски глупо это было? Как опасно? Ты не можешь вот так внезапно делать подобные вещи!

— Лочи, прости меня. Я думала, что мы, по крайней мере, могли бы трогать друг друга. Это не значит, что мы зашли бы дальше…

— О, да неужели? Тогда можешь забыть о своей гребаной сказке! Добро пожаловать в реальный мир! — Он коротко оборачивается, но достаточно долго для того, чтобы я могла различить его лицо, покрытое пятнами от ярости. — Если бы я не остановил тебя, ты понимаешь, что произошло бы? Это не просто отвратительно, Мая, это чертовски незаконно!

— Лочи, это безумие! То, что у нас не может быть секса, не означает, что мы не можем трогать друг друга и… — Я тянусь к нему, но он снова отталкивает мою руку. Вдруг он сворачивает с переулка в сторону кладбища, только чтобы, в конечном итоге, обнаружить на заборе висячий замок. Несмотря на то, что идти некуда, он все равно отказывается смотреть на меня. Стоя посреди намоченной дождем дороги, с мокрыми волосами, прилипающими к лицу, я вижу, как он хватается за проволочную сетку, безумно трясет ее, ударяет по ней обеими руками и яростно пинает ногой.

— Ты сошел с ума, знаешь об этом? — кричу я на него, мой страх внезапно сменяется гневом. — Почему это должно быть чем-то таким серьезным? Как это может чем-то отличаться от того, что произошло в кровати?

Он разворачивается, яростно ударяясь спиной о забор.

— Так, может, это тоже была чертова ошибка! Но, по крайней мере… по крайней мере, никто из нас не был полураздет! И я бы никогда… никогда не позволил зайти этому дальше…

— В этот раз я тоже не планировала! — в изумлении восклицаю я.

Внезапно он прислоняется к сетке, ярость рассеивается в ночи, как и белые клубы пара от нашего дыхания.

— Я больше так не могу, — говорит он, его голос хриплый и надломленный, вдруг к моему гневу присоединяется холодный поток страха. — Слишком больно, слишком опасно. Я в ужасе… просто в ужасе от того, что, в конце концов, мы можем сделать.

Его отчаяние почти осязаемо, высасывающее морозный воздух вокруг нас из каждой последней капли надежды. Я охватываю себя руками и начинаю дрожать.

— Так что ты хочешь сказать? — мой голос начинает повышаться. — Что, если у нас не может быть секса, то лучше пусть вообще ничего не будет между нами?

— Думаю, да. — Он смотрит на меня, в свете уличного фонаря его взгляд внезапно жесткий. — Давай посмотрим правде в глаза, все это ненормально. Может, весь остальной мир прав. Может, мы просто парочка сбрендивших озабоченных подростков, которые просто…

Он замолкает, отталкиваясь от забора, когда я медленно пячусь назад от него, боль и ужас накрывают меня, как жидкий лед.

— Мая, подожди… Я не это имел в виду. — Выражение его лица резко меняется, и он осторожнее двигается ко мне с протянутой рукой, будто я какое-то дикое животное, готовое убежать. — Я… я не это имел в виду. На меня что-то нашло. Я увлекся. Мне нужно успокоиться. Давай пойдем куда-нибудь и поговорим. Пожалуйста…

Я качаю головой и обхожу его по широкой дуге, внезапно срываясь с места и бросаясь в дырку, зияющую в сетке.

Оказавшись внутри, я превращаюсь в пронизывающий ветер, двигаясь по темной треснувшей дорожке, усеянной обычными пивными бутылками, окурками и шприцами. Свет уличных фонарей достает меня даже с большого расстояния, звуки транспорта стихают до далекого шума, очертания брошенных разбитых надгробий в темноте кажутся не больше, чем бесформенными фигурами. Я не могу поверить, что это происходит. Я не могу. Я же верила ему. Я пытаюсь осознать то, что только что произошло, переварить слова Лочена, пока еще полностью не сломалась. Нужно каким-то образом принять, что волшебство той ночи, когда мы впервые поцеловались, и тот день в моей комнате был для него лишь ужасной извращенной ошибкой, чтобы отложить это глубоко в своем сознании, пока, наконец, мы сможем обманывать себя, что этого никогда не было. Мне нужно попытаться поглотить истинные чувства Лочена по поводу этой ситуации — чувства, которые он прятал от меня с того момента, как все только началось. И мне нужно придумать, как пережить это внезапное откровение. Но как что-то может ранить настолько сильно? Как могут всего лишь несколько слов вызвать у меня желание свернуться калачиком и умереть?

— Мая, погоди.

Я слышу позади себя топот его ног по дорожке, и в горле у меня начинает подниматься крик. Сейчас мне нужно побыть одной, или я сойду с ума, так и будет.

— Ты же знаешь, что я не имел в виду ничего такого! Мне просто было стыдно, что я… что я почти… ну, ты знаешь. Я просто испугался своих собственных чувств, того, что мы могли бы сделать! — У него безумный и дикий взгляд. — Пожалуйста, возвращайся домой. Остальные вернутся с минуты на минуту и будут волноваться.

Тот факт, что он может взывать к моему чувству долга, показывает, как мало он понимает, какое влияние оказали его недавние слова, меня захлестывают сильные эмоции.

Он пытается схватить меня за руку.

— Отстань от меня! — кричу я, в тишине кладбища мой голос звучит еще громче.

Он отшатывается, будто его ударили, прикрывая лицо от истерики в моем голосе.

— Мая, попытайся успокоиться, — дрожащим голосом он умоляет меня. — Если нас кто-то услышит, они…

— Что они? — вызывающе прерываю я его, резко поворачиваясь к нему лицом.

— Они подумают…

— Подумают что?

— Подумают, что я нападаю…

— Ох, так все дело в тебе! — кричу я ему, рыдания готовы вырваться у меня из горла. — Все это — все дело все время было в тебе! Что подумают люди? Как я буду выглядеть? Как меня оценят? Какие бы чувства не существовали когда-то между нами, они, безусловно, ничего не значат по сравнению с твоим жалким страхом перед предрассудками узколобых, нетерпимых, ограниченных людей, которые ты когда-то презирал, а теперь принимаешь как свои собственные!

— Нет! — отчаянно вопит он, бросаясь за мной, когда я снова начинаю шагать прочь. — Все не так — эти вещи никак не связаны между собой! Мая, пожалуйста, послушай меня. Ты не понимаешь! Я сказал те слова лишь потому, что чувствовал, будто схожу с ума: видя тебя каждый день, но не в состоянии держать, касаться тебя, когда рядом кто-то есть. Я просто хочу взять тебя за руку, целовать тебя, обнимать, не скрываясь все время. Все эти мелочи любая другая пара просто принимает как данность! Я хочу свободно совершать их без страха, что кто-то застукает нас и разлучит, вызовет полицию, заберет детей, разрушит все. Я больше не могу этого вынести, понимаешь ты это? Я хочу, чтобы ты была моей девушкой, я хочу, чтобы мы были свободны…

— Отлично! — кричу я, у меня из глаз текут слезы. — Если все так нездорово и извращенно, если это доставляет тебе столько горя, тогда ты прав, мы должны покончить с этим, прямо здесь и прямо сейчас! Тогда, по крайней мере, тебе не придется ходить с ужасным чувством вины на совести, думая о том, как отвратительны эти чувства между нами!

Безумно желая уйти сейчас, я срываюсь на спотыкающийся бег.

— Ради Бога! — кричит он мне вслед. — Разве ты не слышала, что я сказал? Это самое последнее, чего бы мне хотелось!

Он снова пытается схватить меня, пытается заставить замедлить шаг, но я не могу — я развалюсь, расплачусь, и я не хочу, чтобы ни он, ни кто-либо другой это видел.

Разворачиваясь, я ударяю руками его в грудь и толкаю так сильно, как только могу.