Страница 84 из 86
Клодина шмыгнула, вытерла нос и во мгновение ока исчезла навсегда. А Клод содрал с себя красный бюстгальтер.
—Вот дерьмо… Пока я в таком виде, никакая Национальная гвардия не понадобится — все братки сами подохнут со смеху.
Он начал было сдирать трусики, но, смутившись, остановился.
—Ты иди себе, — сказал он, — а мне надо переодеться.
Клейн взял со стола пистолет, выщелкнул обойму и выбросил патрон из ствола. Опустив патроны в карман, он вышел из камеры.
Блок опустел: люди Эгри покинули его. В воротах стояли Уилсон и трое братков.
—Мать твою, кореш, а мы как раз шли тебя выручать!
Сзади на своей тележке подкатил Стоукли Джонсон и остановился так, чтобы просматривался весь блок „D“. За ним в атриуме по-прежнему толпились несколько сотен человек. Клейн достал из кармана патроны.
—Эгри убит, — сообщил он. — Ваш кореш Клод уложил его наповал.
Клейн бросил патроны к ногам Стоукли; тот прищурился с невольным уважением.
—Ну теперь-то, кажется, все, — подвел итог Уилсон.
Клейн хотел было усмехнуться, но краешком глаза уловил какое-то движение наверху. Подняв глаза, он сказал:
—Нет еще…
Из маленькой двери в том месте, где сходились высокие стены блоков „В“ и „С“, на балкон под самым куполом атриума вышел начальник тюрьмы Хоббс и, не глядя вниз, двинулся по балкону.
—Начальник! — крикнул ему Клейн. — Все кончилось!
Его голос потонул в визге и улюлюканьи заключенных. Хоббс нес в руке какой-то предмет — что-то вроде чемоданчика, но Клейн не сказал бы наверняка. Во всяком случае, на автомат это не смахивало. В тусклом свете выражение лица Хоббса разобрать было невозможно. Пройдя по всему балкончику, бывший начальник тюрьмы остановился точно над заключенными. Уилсон взметнул вверх руки, пытаясь заставить зэков замолчать, но у тех накопилось слишком много злости, требовавшей выхода. Улюлюканье продолжалось. Хоббс поднял свою ношу и поставил на перила балкончика: это оказалась черная пластмассовая канистра емкостью в два галлона. Не говоря ни слова, Хоббс отвинтил крышку и принялся поливать себя.
Бензин ручьями потек по костюму, капая вниз прямо на людей. Те шарахнулись, расталкивая друг друга. Клейн ощутил внутри знакомый ком страха. В толпе началась паника: улюлюканье сменилось возгласами ужаса. Хоббс уже вымок до нитки. Опустив глаза, Клейн обнаружил, что примерно в таком же состоянии оказались и многие стоявшие внизу. Тут взгляд доктора упал на приготовленные давеча Стоукли Джонсоном емкости с горючим. Они находились прямо под тем местом, где остановился Хоббс.
—Давайте-ка отсюда смываться, — предложил Клейн.
Уилсон крикнул:
—Уходим, дураки! В разные стороны, быстро!..
Толпа слепо ринулась к входу в административный корпус.
—В разные стороны, говорю! Через жилые блоки!
Никто, похоже, Уилсона не слышал. Несколько человек с краю догадались рвануть через столовую, в блоки „B“ и „С“, но основная масса пыталась втиснуться в узкие ворота административного корпуса и главный вход. Уилсон принялся загонять людей в блок „D“. Тележку Джонсона опрокинули: Стоукли спрыгнул с нее и налетел на Клейна.
—Давай через блок „А“, — скомандовал доктор.
Стоукли ломанулся к блоку „А“, увлекая за собой людей, а Клейн еще раз взглянул на Хоббса: тот, поставив канистру на пол, произносил речь, ни единого слова которой из-за жуткого гвалта разобрать было невозможно. Хоббс внезапно показался Клейну старым и хрупким, съежившимся словно в оболочке внутри собственной кожи. В промокшем насквозь костюме, беззвучно открывавший рот начальник представлял собой жалкое зрелище.
Хоббс закончил речь, вытер белым носовым платком руки, промокнул лоб и достал из внутреннего кармана пиджака коробок спичек.
—Бежим, кореш! — взвыл Уилсон. — Назад, в блок „D“!
Если Хоббс сейчас подожжет себя и подпалит под собой горючее, погибнет куча народу…
—Начальник! — закричал Клейн. — Хоббс!
Хоббс опустил глаза. На какое-то мгновение Клейну удалось уловить безмерное отчаяние, намертво запечатленное на лице начальника тюрьмы; затем Хоббс отвел взгляд и достал из коробка спичку.
Клейн уже был недалеко от входа в блок „D“ и вдруг замер на месте.
По балкону к Хоббсу устремился человек.
Он был так высок, что ему приходилось пригибаться, чтобы не цеплять головой стеклянные плиты купола. Весь покрытый слоем липкой грязи и слизи; из многочисленных ран капала кровь. На голове дыбилась бейсбольная фуражка с большим белым „X“ впереди.
Генри Эбботт поднялся из недр „Зеленой Речки“, чтобы на ее вершине присоединиться к начальнику Хоббсу.
Сердце Клейна выпрыгивало из груди.
Хоббс чиркнул спичкой: та не загорелась. Начальник чиркнул еще и еще раз — тщетно. Он вырвал из коробка другую спичку и, повторив операцию, повернулся к Генри Эбботту, чья тень упала ему на руки. Когда на конце спички заплясал огонек, Эбботт осторожно, будто гладя птичку, протянул руку и сжал его двумя пальцами. Хоббс в ужасе отпрянул к перилам. Эбботт взял его за руку и подтянул обратно; потом наклонился и что-то прошептал прямо в ухо начальнику. Тот застыл, глядя в лицо Генри. Затем, словно под гипнозом, медленно вынул что-то из нагрудного кармана своего пиджака. Клочок бумаги… Развернув его, Хоббс положил листок на ладонь и посмотрел на него. Генри Эбботт расставил руки и вдруг, прижав Хоббса к груди, сжал. Никакой борьбы между ними не было. Все время, пока длилось это прощальное объятие Хоббса, Эбботт смотрел вниз, на Клейна, своими ясными новыми глазами. Клейн дрожал, но так и не смог отвести взгляда.
Когда Хоббс перестал дышать, Эбботт наклонился и перекинул его тело через плечо — точь-в-точь, как не так давно перекинул через то же плечо мешок цемента. Хоббс повис, глядя перед собой невидящими глазами. Эбботт в последний раз взглянул на Клейна и поднял руку. Клейн сглотнул и поднял в ответ свою. Эбботт повернулся и отошел. Из безжизненных пальцев Хоббса выпал листок бумаги и, кружась, слетел в опустевший атриум. Эбботт со своей ношей вошел в темный прямоугольник двери и в полной тишине исчез из виду.
Эвакуация почти закончилась. Клейн прошел по атриуму и поднял сложенный вчетверо листок Хоббса. Тот был мокрым от бензина. Доктор развернул его: бензин размыл чернила, превратив написанные слова в сплошное грязно-зеленое пятно. Клейн с трудом разобрал только следующее:
Клейн сунул листок в карман и присоединился к Уилсону в конец очереди.
Двор был переполнен заключенными, а в воздухе то и дело раздавались команды из мегафона Клетуса и какого-то дурака полковника из военных, причем любой приказ непременно противоречил предыдущему. Вдоль линии главных ворот выстроилась цепочка солдат с примкнутыми к винтовкам штыками наперевес.
—Ну, это надолго, — протянул Уилсон.
Клейн кивнул. Впрочем, перспектива провести несколько часов, лежа на голом бетоне, нисколько его не пугала — наоборот, прельщала. Сквозь мельтешащую толпу он увидел спешащую сюда Девлин. Ее сопровождал Галиндес — рука на перевязи и розоволикий гвардеец, нервно тискающий дубинку. Когда Девлин заметила Клейна и Уилсона, лицо ее выражало безмерное облегчение.
—Ты жив, — сказала она.
—Поезжай домой, — ответил Клейн. — Здесь все еще опасно.
—Ты ведь даже не знаешь, где я живу, — возразила Девлин.
—Ничего, узнаю.
Она кивнула и улыбнулась:
—Да уж, пожалуйста…
Девлин повернулась к Уилсону:
—Хочу с вами попрощаться, Вихрь Уилсон.
Она немного неуклюже протянула руку, и боксер пожал ее. Что-что, а незаметно передать вещь из руки в руку Девлин явно не умела. Клейн украдкой взглянул на Галиндеса, но тот старательно смотрел на солдат, не проявляя ни малейшего интереса к происходящему рядом. Юный же гвардеец слишком сосредоточился на том, чтобы контролировать свой мочевой пузырь. Уилсон притянул Девлин к себе и поцеловал в щеку. Она отступила назад, а Уилсон протянул руку Галиндесу: его ладонь волшебным образом опустела. Галиндес обменялся с боксером рукопожатием.