Страница 6 из 98
Я понимал, что веду себя по-идиотски, слишком .напряжение) и официально, но ничего не мог с собой поделать, Близость Лауры смущала и беспокоила меня.
Воцарилось молчание. Тишина действовала на меня угнетающе, и у меня вдруг появилось чувство, что наше свидание будет неудачным.
Присутствие Лауры заставляло меня нервничать, и я уже почти жалел, что она пришла.
— Может быть, возьмете бутерброд? — с беспомощным видом предложил я,— Вы наверняка уже проголодались.
— Проголодалась'? — спросила она.— Да, Дэвид, вы правы, я голодна в течение всех этих четырёх лет.
Часы на церковной башне пробили девять, когда Лаура пошевелилась и высвободилась из моих объятий.
— Мне нужно идти, Дэвид, — сказала она,— Я должна быть дома к одиннадцати часам,
— Останься еще немного, Разве ты не можешь позвонить туда?
— Нет, я обещала вернуться к одиннадцати часам.
Она встала в ногах кровати, и я стал наблюдать, как она в сумерках поспешно одевалась.
Когда я захотел встать, она сказала:
— Лежи, дорогой, тут не хватит места нам обоим.
— Как ты поедешь?
— У меня неподалеку стоит машина, и если я потороплюсь, то через полтора часа смогу быть дома.
— Прошу тебя, будь осторожна!
Она засмеялась:
— Разве я теперь представляю для тебя какую-нибудь ценность, Дэвид?
— Да, самую большую на свете.
— О, это меня радует. И тебе теперь многого не жаль?
— А тебе? А может, все же немного жаль? Ведь каждая новая любовь приносит с собой волнение и боль. — Да, но зато она и вознаграждает людей счастьем.
Застегнув платье, Лаура надела шляпку и взяла сумочку.
— Оставайся в постели, Дэвид. Я найду дорогу одна.
— Как глупо,— со смехом сказал я.— Ты не съела ни кусочка, и все мои труды пропали даром.
Она присела ко мне на кровать.
— У меня теперь нет аппетита, дорогой,— сказала она, склоняясь надо мной и нежно целуя.
— Когда же ты придешь опять? — спросил я, сжав ее руку.
— А тебе хочется, чтобы я пришла?
— Конечно, и чем раньше, тем лучше.
— Может быть, я приеду на следующей неделе, но это ведь зависит от того, как мне удастся вырваться.
— Подожди, не уходи,— сказал я.— А как насчет понедельника?
— В понедельник у сиделки, которая ухаживает за моим мужем, выходной день.
— А во вторник?
— По вторникам я читаю ему вслух.
— Так когда же?
— Не знаю. И сегодня мне непросто было вырваться. Я уже говорила тебе, Дэвид, что я четыре года живу, как в монастыре. Я не имею права уехать из дому без достаточно основательного предлога. Так долго, как сегодня, я, вероятно, редко смогу оставаться у тебя.
— Но, черт возьми! Не делай из меня дурака! Мы должны увидеться как можно скорее. Может быть, тебе удобнее приезжать сюда днем? Между двумя и пятью часами здесь очень тихо. Как насчет среды?
— Я постараюсь, Дэвид, но обещать тебе ничего не могу. Разве ты забыл, что сказал тогда:..
— Что я сказал?
— Ты сказал, что есть люди, очень тонко чувствующие окружающих. Возможно, что мой муж что-то и заметит. А вероятнее всего, я сама могу выдать себя, и это причинит ему боль.
— Зачем ты мне напоминаешь теперь все это?— резко спросил я. — Хочешь липший раз сказать, что я поступил подло"?
— Не валяй дурака, Дэвид. О подлости не может быть и речи. Ведь мы любим друг друга, не так ли? Я хотела тебе только напомнить, что мы должны быть очень осторожными, чтобы не причинить боль Бруно.
— Значит, я просто должен ожидать твоего прихода, не зная, когда он последует'?
— Больше ничего не придумаешь. Но ты помни одно: если я и не с тобой, то я все равно думаю о тебе.
Лаура раскрыла сумочку и вынула записную книжку.
— Дай мне твой номер телефона.
Я назвал его.
— Я дам тебе знать, когда смогу приехать. И прошу тебя, Дэвид, не звони мне. Это слишком опасно. Второй аппарат находится в комнате Бруно, а его сиделка очень любопытная. Она может подслушать нас. Обещай мне, что ты не будешь звонить.
— Обещаю. Но ты действительно приедешь, как только сможешь?
— Конечно. А теперь мне нужно спешить. Прощай, дорогой!
— Подожди, ты снова забыла брошь.— Я вскочил с кровати и вынул драгоценность из ящика стола.— Забавно было, если бы ты еще раз забыла ее.
Лаура взяла брошь и спрятала ее в сумочку.
— Поцелуй меня, Дэвид.
Я стиснул ее в объятиях и впился губами в ее алый подкрашенный рот. Я долго не выпускал ее. Потом она, все же освободившись из объятий, сказала:
— Дэвид, ты потрясающий любовник. С какой радостью я еще осталась бы у тебя. Не забывай меня, Дэвид!
Затем наступило томительное ожидание. Я надеялся получить известие от Лауры еще до понедельника.
Однако суббота и воскресенье прошли без звонка. Оба дня я работал гидом и заработал пять тысяч лир. В понедельник я снова ожидал звонка Лауры, надеялся, что она сможет приехать в четверг или пятницу. Поскольку она не сказала мне. когда именно позвонит, я не выходил из дому даже пообедать.
Шли дни, а звонка все не было. Лаура не позвонила ни во вторник, ни в. среду. Я начинал ненавидеть Бруно Фанчини. Я уже радовался, что он не мог двигаться, говорить, желал ему скорейшей смерти.
В четверг я снова сидел в кресле и ждал. Я не брился в течение двух дней и почти не спал. Настроение у меня было убийственное. В пятницу я тоже не получил никаких известий от Лауры. Выдержав только до шести часов вечера, я встал и решительно направился к телефону. Набрав ее номер, я стал ждать.
В состоянии полнейшего отупения я стоял в душной кабине и ждал. Мое сердце тяжело билось. Наконец на другом конце провода раздался щелчок, и женский голос произнес:
— Номер синьора Фанчини. У аппарата сестра Флеминг.
Я стоял, держа трубку около уха, и напряженно прислушивался к шуму, который мог бы выдать присутствие Лауры в комнате. Но я не услышал ничего, кроме дыхания сестры Флеминг и потрескивания на линии.
— Кто говорит? — нетерпеливо спросила сестра.
Я медленно опустил трубку на рычаг.
Я направился в свою комнату совершенно обессиленный, как после схватки. Я чувствовал, что Лаура значит для меня неизмеримо больше, чем кто-либо другой. Она теперь у меня в крови, как болезнь, и это ожидание лишило меня последних остатков мужества.
Я видел, что все мои планы на будущее лопаются, как мыльные пузыри. И все только из-за того, что женщина с алым ртом не удосужилась снять трубку и позвонить мне.
Взявшись за ручку двери, я решил поступить так, как поступают в подобных случаях все безвольные неудачники: пойти напиться и подцепить на улице какую-нибудь девчонку.
Открыв дверь, я вошел в свою неприбранную, запущенную за последнее время комнату. На ручке кресла сидела Лаура, сложив руки на коленях и скрестив стройные ноги. На ней было то же голубое платье.
Прислонившись к двери, я смотрел на нее.
— Мне очень жаль, Дэвид,— сказала она,— но я ничего не могла поделать. Мне так хотелось услышать твой голос, но за нашим телефоном установлено постоянное наблюдение. Я понимала, что ты с нетерпением ждешь моего звонка. Ты мучился так же, как мучилась и я. Сегодня днем я больше не смогла выдержать. Я сказала дома, что совершу поездку вокруг озера. Из Милана я позвонила сиделке и сказала, что у меня прокол, и я вынуждена задержаться в городе.
Я не верил своим ушам.
— Значит, ты сегодня не уедешь?
— Да, Дэвид. Я останусь у тебя.
Шатаясь, как пьяный, я добрался до кровати и в изнеможении опустился на нее.
— Если бы ты видела меня только что в коридоре,— сказал я, стиснув руками голову.— Я звонил тебе, но к телефону подошла сестра. Я был так разочарован, что хотел уйти из дома и напиться. Еще пять минут, и ты не застала бы меня дома. А теперь повтори еще раз, что ты сможешь остаться у меня на всю ночь. Это как сон.
— Я не хотела тебя мучить, Дэвид,— сказала она.— А ты решил, что я забыла тебя?