Страница 5 из 96
Часть первая (1047—1048)
ЮНЕЦ
С раннего детства со мной никто не считался,
но, по Божьей милости, я сумел показать,
кто я такой.
Глава 1
Хьюберт де Харкорт подарил младшему сыну меч в день его девятнадцатилетия.
— Правда, я не знаю, что ты будешь с ним делать, — проворчал Хьюберт.
Рауль носил это оружие уже несколько лет. Но меч этот был совсем не похож на предыдущий: на лезвии рукой неизвестного голландца была выгравирована надпись, а рукоять отделана золотом. Рауль провёл пальцем по инкрустации и медленно проговорил:
— Видит Бог, я найду ему достойное применение.
Отец и сводные братья, Гилберт и Одес, лишь рассмеялись над этими словами. Хотя они и любили Рауля, но его военные способности оценивали невысоко и были уверены, что он окончит свои дни в монастыре.
Рауль действительно нашёл применение оружию: не прошло и месяца, как он поднял его на Гилберта.
После участия в восстании Роджера де Тоэна Гилберт был изгнан из высших кругов общества. И без того непокорный нрав его стал и вовсе безудержным. Поэтому никого не удивляла его ссора с соседом, которая со временем переросла в подобие войны, правда односторонней. Рауль слишком хорошо знал своего брата, чтобы обращать внимание на подобные события. В то время набеги и грабежи были обычным делом в Нормандии. Никому не подчиняясь, бароны и вассалы вели себя так, будто в них вселился бойцовский дух скандинавских предков, постоянно требующий крови. Если бы Джеффри из Бриона осмелился поднять войско и начал угрожать захватом земель Харкорта, Рауль без колебаний надел бы доспехи и вышел на защиту земель. Но Харкорт дал клятву верности лорду Бомону, признав его сеньором, и Джеффри, чьим сеньором был властитель маленького графства Гюи Бургундский[12], не обладавший особой силой и влиянием, не решался на подобный шаг.
Через месяц после своего девятнадцатилетия Рауль оседлал Версерея и поскакал в небольшой рыночный городок недалеко от Харкорта. Он собирался купить новые шпоры, а на обратном пути сократить дорогу, проехав по земле Джеффри де Бриона. Мысль о существующей вражде между домами Бриона и Харкорта пронеслась в его голове, но тогда Рауль не придал ей значения. Вновь она появилась уже днём, когда Рауль возвращался домой. Хотя он не опасался встретить в этот час вооружённых людей Джеффри, юноша всё же тешил себя мыслью о том, что новый меч и быстрый конь спасут его в случае неожиданной опасности. Рауль ехал один, и под плащом у него была лишь вязаная туника, поэтому встреться он с врагом, ему бы пришлось тяжело. Но ему суждено было встретить не врага.
Солнце уже садилось, когда Рауль свернул с дороги на узкую тропинку, протоптанную через только что вспаханное поле, принадлежавшее Джеффри. Лучи заходившего солнца окрашивали дёрн в золотистый цвет. Природа засыпала, и вдали от города было особенно тихо. Слева от тропинки неторопливо текла речка с пологими берегами, а справа на много миль тянулась и исчезала в вечернем тумане равнина, пересечённая несколькими холмами.
Рауль пустил коня рысью. Напевая что-то вполголоса, он мечтал о солнечной стране, где человек живёт и работает, не опасаясь, что его урожай отберёт голодный сосед, а дом сожгут мародёры. Вдруг внимание его привлёк красноватый отблеск между редкими деревьями, растущими на вспаханном поле. Рауль почувствовал запах костра и, приглядевшись, увидел языки пламени. Ему почудились чьи-то крики.
Юноша пришпорил коня, но не стал подъезжать близко, так как был на чужой земле и не имел отношения к тому, что здесь происходит. Но вдруг ему пришло в голову, что дом могли поджечь люди Харкорта, и не раздумывая он пустил Версерея галопом по полям, отделявшим его от деревьев.
Подъехав ближе, он снова услышал крик. Теперь у Рауля не осталось сомнений. Рядом кто-то засмеялся. Юноша гневно сжал губы и пришпорил коня. Он узнал этот грубый смех. Сотни раз он слышал его: именно так смеются люди, опьянённые кровью. Рауль гнал Версерея во весь опор, не раздумывая о том, что может оказаться среди врагов.
Наконец он увидел картину, поразившую его. Языки пламени, пожиравшие крестьянский домик, казалось, поднимались до небес. Какой-то солдат гонялся за визжащим от страха поросёнком, пытаясь воткнуть ему в спину копьё. Хозяин же дома был привязан к дереву. Одежда его была разорвана в клочья, а спина кровоточила. Голова мужчины была неестественно повёрнута в сторону, в уголках омертвевших губ застыла пена. Двое вооружённых людей хлестали беднягу кнутами, а третий сообщник удерживал за руки обезумевшую от горя и ужаса женщину. Платье её было разорвано на груди, а волосы выбивались из-под платка неровными прядями.
Рауль резко осадил коня как раз посередине поля и услышал, как женщина, крича нечеловеческим голосом, то молила Господа о пощаде, то просила не убивать мужа и обещала привести дочь, как приказывал благородный сеньор.
Её отпустили, и человек, сидевший на боевом коне и хладнокровно наблюдавший за происходящим, крикнул слугам, что, если женщина сдержит слово, жертву можно отпустить.
Рауль осадил Версерея так резко, что конь поднялся на дыбы. Юноша развернулся в седле, чтобы увидеть, кто отдаёт приказы.
— Звери, как вы смеете так издеваться над людьми? — задыхаясь от ненависти, крикнул он. — Гилберт, собака! Так это ты?
Гилберт явно не ожидал увидеть своего брата. Он подскакал ближе к Раулю и усмехнулся:
— Привет! Откуда ты взялся?
Рауль был вне себя от гнева. Он приблизился к Гилберту и тихо проговорил:
— Что ты натворил, дьявол? Какое ты имел право? Уведи своих псов! Уведи их немедленно!
В ответ Гилберт лишь рассмеялся.
— Тебе-то какое дело?— презрительно бросил он. — Бог мой, как ты разгневан! Знай своё место, глупый мечтатель! Это не наши подданные, — и он показал на бедняка, будто одного жеста было достаточно, чтобы объяснить происходящее.
— Отпусти его! Прикажи его отпустить, Гилберт, или, видит Бог, ты ответишь за это!
— «Отпусти его», — передразнил Гилберт. — Его и отпустят, как только эта шлюха приведёт свою дочь, но не раньше. Ты что, спятил?
Видя, что он зря тратит время, Рауль подъехал к пленнику и достал из-за пояса нож, чтобы перерезать верёвку.
Гилберт понял, что брат и впрямь намерен спасти крестьянина. Перестав смеяться, он выкрикнул:
— Не смей, идиот! Убери руки от моего мяса! Эй, вы, сбросьте его с коня!
Один из солдат приблизился к Раулю, чтобы выполнить приказ, но тот ударил его ногой в лицо, да так, что нападавший упал от удара. Больше никто не осмеливался подойти к Раулю, так как хотя они и были верными псами Гилберта, но знали, с каким уважением надо относиться к сыновьям Хьюберта де Харкорта.
Видя, что никто не решается приблизиться к нему, Рауль нагнулся и одним движением перерезал верёвку, которой крестьянин был привязан к дереву. Но бедняга был уже или мёртв, или в глубоком обмороке: глаза его были закрыты, а лицо, несмотря на сплошные кровоподтёки, посерело. Как только верёвки перестали его удерживать, он рухнул на землю и остался лежать без движения.
Гилберт было пришпорил коня, чтобы унять Рауля, но удар, которым тот сбил с ног его прислужника, охладил пыл. Вместо того чтобы разразиться проклятиями, как он это обычно делал, Гилберт похлопал Рауля по плечу и пропел:
— Черт возьми, отлично сработано, драчун! Клянусь, я и не подозревал в тебе таких способностей. Но ты не прав. Паршивый крестьянин целую неделю прятал от меня свою дочь, и я поклялся, что забью его до смерти, если он не признается, где эта девка.
12
...чьим сеньором был... Гюи Бургундский, — В начале X — XI веков Бургундия — небольшое графство на востоке Франции в бассейне реки Соны, и только во времена Карла Смелого (XV век) Бургундия — могучее герцогство. Хейер здесь снова ошибается: Гюи Бургундский — это на самом деле граф Гюи де Брион.