Страница 28 из 110
Эфоры и старейшины согласились с предложением Леонида, надеясь, что оракул Зевса Олимпийского будет более милостив к Лакедемону.
На этот раз феоры прибыли Олимпию, нигде не задерживаясь. Когда они вернулись в Спарту, то их встречали с нетерпением, присущим людям, желающим поскорее избавиться от дурных предзнаменований.
Однако и оракул Зевса Олимпийского не сулил спартанцам ничего хорошего. Оракул гласил:
Напуганные предсказанием оракула Зевса Олимпийского, старейшины и эфоры велели послам немедленно покинуть Спарту. В помощи Родосу было отказано.
Кому-то из старейшин пришло в голову обратиться за советом к оракулу Амфиарая[93], находившемуся в Беотии близ городка Оропа. Этот оракул был очень почитаем в Элладе. Предсказания жрецов Амфиарая почти всегда сбывались. И главное, дельфийские жрецы не были связаны дружескими связями с предсказателями Амфиарая в отличие от предсказателей в Олимпии. Беотийцы издавна враждовали с фокидянами, на земле которых находились Дельфы, поэтому фокидянам был закрыт доступ в святилище Амфиарая, а беотийцы не ездили за предсказаниями в Дельфы.
В третий раз из Спарты отправилось священное посольство. На этот раз в Беотию, в святилище Амфиарая.
Оракул Амфиарая предсказал спартанцам, что их будет преследовать гнев Талфибия, которого они оскорбили убийством персидских послов, до тех пор, пока убийство это не будет искуплено. Словно в подтверждение этого предсказания на обратном пути из Беотии на горной дороге один из феоров был убит камнем, упавшим сверху с высокой скалы.
В Спарте же святилище Талфибия вдруг наполнилось множеством змей, которые покусали не только жрецов этого святилища, но и многих горожан, пожелавших принести жертву. Истреблять змей в таком месте, как и всяких других живых существ, считалось кощунством, поэтому спартанские власти оповестили граждан, чтобы те не ходили в святилище Талфибия и жертвовали легендарному герою еду со своего стола, не выходя из дома.
Желая отблагодарить Симонида за эпиникию, сочинённую им в честь Леарха, Астидамия пригласила знаменитого кеосца к себе домой на небольшое торжество. Симонид за то время, что он находился в Спарте, успел побывать в гостях у многих. Однако после застолья у Астидамии он вдруг обрёл некую моложавость и такой бодрый вид, что это сразу бросилось в глаза Мегистию, в доме у которого остановился закадычный друг.
— Не знаю, чем меня там кормили, но во мне вдруг пробудились такие силы, вдруг захватило такое желание обладать женским телом, что... — Симонид смущённо умолк.
— Рассказывай, — с усмешкой подбодрил его Мегистий. — Ты же знаешь, что я из породы неболтливых людей. Наверно соблазнил кого-нибудь из подруг хозяйки?
— Нет, дружище, — Симонид покачал головой. — Я оказался в постели с самой Астидамией. Вот так-то!
Мегистий изумлённо присвистнул.
— Ты творишь чудеса, друг мой, — промолвил он. — У Астидамии репутация очень неприступной женщины. Впрочем, если исходить из психологии здешних женщин, то в этом поступке нет ничего удивительного.
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Симонид. — Я совсем не хочу обвинять Астидамию в распутстве. Клянусь Зевсом, она не такая!
— Полностью с тобой согласен, — кивнул Мегистий уже без усмешки. — Однако полагаю, ты успел заметить, что спартанок отличает от прочих гречанок какое-то особенное честолюбие. Они падки на мужчин, в чьих жилах течёт кровь древних греков, либо на удостоившихся величайших почестей. Слава того или иного человека притягивает спартанок, как пламя светильника притягивает мотыльков. Хорошо, если кому-то достался в мужья, скажем, прославленный полководец или атлет, тогда честолюбие будет полностью удовлетворено. Может быть и так, что супруг, поначалу ничем не примечательный, всё-таки добивается высших почестей от государства. Но если кто-то так и не сумеет выделиться ни отвагой, ни мудростью, ни чем-то ещё, тогда, по местной морали, его жена имеет полное право сойтись на ложе с мужчиной, который хоть в чём-то превосходит её законного мужа. Заметь, — Мегистий многозначительно поднял кверху указательный палец, — не из мести супругу, не из зависти или обиды, но единственно из желания зачать ребёнка от более достойного человека. Ведь по законам Ликурга предназначение женщин в Лакедемоне — это пробуждать в мужчинах доблесть и производить на свет потомство от выдающихся отцов.
Я уверен, Симонид, что даже если Астидамия родит от тебя слабого младенца, то старейшины вряд ли прикажут отнести его к Апофетам[94], ибо над этим ребёнком будет довлеть слава его отца. А это в Лакедемоне самая надёжная защита в таких случаях.
— Ты думаешь, Мегистий, что Астидамией двигало желание зачать от меня сына? — неуверенно проговорил Симонид.
— Прежде всего ею двигало искреннее желание отблагодарить тебя, друг мой, — заметил Мегистий. — Не удивляйся. У лакедемонянок довольно широко распространена именно такая форма благодарности, ведь здешние женщины считают себя самыми красивыми на свете. Поэтому, отдаваясь какому-нибудь знаменитому человеку, спартанка прежде всего желает произвести на него неизгладимое впечатление.
— Скажу откровенно, Астидамии удалось очаровать меня, — признался Симонид. — Если честно, то я не видел женщины с более прекрасным телом, чем у неё. А ведь ей, кажется, уже за сорок!
— Если я не ошибаюсь, — сказал Мегистий, — сорок лет Астидамии исполнится только через пять месяцев.
— Астидамия и лицом не менее прекрасна, чем телом, — задумчиво промолвил Симонид. — Божественная женщина! Я обязательно сочиню эпиграмму в её честь.
— Да ты, кажется, потерял голову, дружище! — Мегистий засмеялся.
— Ради такой женщины и головы не жалко, — махнул рукой Симонид и тут же продекламировал стихотворные строфы:
После этого Симонид принялся сетовать, что ему уже семьдесят лет.
— Ну, было бы мне хотя бы шестьдесят. Я тогда женился бы на Астидамии.
— Друг мой, она ни за что не покинет Спарту, — сказал Мегистий. — Ты же не привык подолгу жить на одном месте.
— Ради такой женщины я согласился бы поселиться в Спарте, — заявил Симонид самым серьёзным тоном.
— Даже так? — Мегистий удивлённо приподнял брови.
Беседу двух друзей нарушило появление царя Леонида и его брата Клеомброта.
Дом Мегистия находился как раз между герусией и домом Леонида, поэтому царь частенько после утреннего заседания по пути домой захаживал в гости. Вот и на этот раз Леонид оказался в гостях у Мегистия, повинуясь своей давней привычке. Перед этим Леонид случайно повстречал на улице Клеомброта, увлёк того разговором и таким образом привёл его с собой.
Мегистий и Симонид сразу обратили внимание на мрачную раздражённость Леонида, хотя он и старался выглядеть спокойным и невозмутимым.
— Что-нибудь случилось? — спросил Мегистий, обращаясь сразу к Леониду и Клеомброту.
Леонид хмуро промолчал.
Клеомброт же ответил, не таясь:
— Не знаю, грозит ли случившееся ныне бедой Лакедемону, но с гневом Талфибия это несомненно связано.
93
Амфиарай — знаменитый мифический предсказатель, который после неудавшегося похода во время бегства ушёл под землю вместе с колесницей. На месте исчезновения Амфиарая, близ Оропа, было воздвигнуто святилище с оракулом.
94
Апофеты — ущелье в горах, куда спартанцы относили хилых младенцев на съедение диким зверям.