Спартанский лев

Дабы поддержать азиатских эллинов, Отана послал в бой отряды парфян, армян и гирканцев. Воины этих племён славились оружием и доспехами, изготовленными из прочной стали голубоватого цвета. У армян и гирканцев были длинные почти до колен панцири из множества чешуек. Такие же чешуйчатые бармицы свисали сзади на их островерхих шлемах, защищая шею. У парфян были деревянные обитые кожей щиты почти в человеческий рост, а вместо шлемов круглые войлочные шапки, прикрытые башлыками. Мечи у парфян и гирканцев были изогнутые, у армян — прямые и широкие.

Под трубные звуки рогов вся эта звенящая доспехами и оружием орда, будто поток из прорвавшейся плотины, затопила узкую долину, прижатую Каллидромскими горами к низкому морскому берегу.

...В то время как в Фермопильском проходе шла ожесточённая битва, в стане персов маги совершали молебствия при заниженных священных огнях. К небесам тонкими струйками поднимался благовонный дым с жертвенников, установленных возле пурпурного царского шатра.

Ксеркс вместе с магами молился Митре и Вэрэтрагне, облачившись в длинные белые одежды. В перерывах между молебствиями царь жестом подзывал кого-нибудь из своих приближенных, желая узнать о ходе сражения.

С утра и до вечера докладывали одно и то же: сломить сопротивление эллинов не удаётся. Сначала ни с чем вернулись саки и кадусии, потеряв множество людей. Потом с огромными потерями отступили горные племена. Затем бесславно возвратились в стан у Трахина азиатские эллины. И наконец поздно вечером, когда над горами догорали последние отблески ярко-красного заката, от Фермопил пришли остатки гирканцев, парфян и армян. И тоже без победы.

Военачальники, собравшиеся в царском шатре, пребывали в унынии и растерянности. Отана коротко и печально поведал Ксерксу о понесённых за день потерях и о том, что выбить отряд Леонида из Фермопил так и не удалось.

   — Владыка, если бы не спартанцы, нам наверняка удалось бы сломить сопротивление эллинов, — мрачно добавил Отана. — Спартанцы всякий раз оказываются там, где сопротивление других в какой-то момент ослабевает. А воинское умение спартанцев сводит на нет любой успех нашего войска.

Тогда Ксеркс закричал в ярости:

   — Я не знаю, что с ними делать! Это не люди, а злые демоны! Где флот? Кто скажет, где мой флот? Когда я наконец выберусь из этих теснин и болот!..

Военачальники молчали, не смея поднять глаз, не зная, что ответить своему царю. От флота не было никаких известий.

ГОРГО

Леарху достался отличный фессалийский скакун, поэтому он за двое суток домчался от Фермопил до Лакедемона. До Коринфа вместе с Леархом ехал другой гонец по имени Аристодем. В Коринфе попутчики расстались: Аристодему нужно было добираться до Ахайи, расположенной на северном побережье Пелопоннеса, а путь Леарха лежал на юг полуострова.

Оказавшись в Спарте, Леарх прежде всего встретился с эфорами, передал им скиталу от Леонида и всё, что было велено сказать на словах. Эфоры забросали юношу вопросами, которые касались в основном персидского войска, а также численности присоединившихся к Леониду эллинских отрядов. Вскоре эфоры отпустили гонца, видя, что он от усталости еле стоит на ногах.

Леарх пришёл домой и сразу же угодил в объятия жены и матери. Утолив голод и жажду, он, не раздеваясь, упал на ложе и заснул как убитый. Впрочем, сон был очень скоро нарушен.

Не прошло и получаса, как прибыл посыльный от старейшин с повелением Леарху немедленно прибыть в герусию. Чтобы разбудить сына, Астидамии пришлось облить его холодной водой из колодца.

Старейшины задавали Леарху в основном те же вопросы, что и эфоры. Их интересовало, сколько дней сможет продержаться в Фермопилах Леонид с тем войском, какое у него есть.

Леарх напрямик заявил старейшинам, что отряд Леонида долго не выстоит, нужна немедленная помощь. При этом он заметил, что союзники присоединились к Леониду в надежде, что скоро в Фермопилы придёт всё спартанское войско.

Покидая герусию, Леарх слышал из-за двери, как старейшины спорят между собой. Одни настаивали на немедленном выступлении войска на помощь Леониду, благо праздник в честь Аполлона Карнейского уже закончился. Другие говорили, что спешить не следует.

Царь Леотихид, догнавший Леарха на площади Собраний, предложил заглянуть к нему в гости.

   — Ксанф наконец-то закончил картину «Зевс и Леда». На этой картине царь богов представлен в виде белого лебедя, а в образе Леды предстала Галантида, жена Булиса, — говорил Леотихид, шагая через площадь рядом с Леархом. — Галантида вообще-то не блистает внешней прелестью по сравнению с Дафной. Однако Ксанф-чародей изобразил Галантиду в таком ракурсе, что от неё невозможно оторвать глаз, столь она прелестна! Поверь, Леарх, на это стоит взглянуть.

Леарх бросил на Леотихида хмурый взгляд:

   — Что решили старейшины? Когда войско выступит из Спарты?

   — Насколько я знаю, эфоры не намерены посылать войско к Фермопилам. — Ответив, Леотихид был недоволен тем, что Леарх, слушая его, думает о своём. — И что бы там ни постановили старейшины, это дела не меняет. Ты же видишь, я даже не остался в герусии, чтобы участвовать в прениях.

Леарх невольно остановился.

   — Как это понимать? — сердито воскликнул он. — Леонид ждёт помощи, ведь у него существует договорённость с эфорами...

   — Какая ещё договорённость? — раздражённо промолвил Леотихид. — Если ты не знаешь, я скажу. Оракул Аполлона Пифийского ясно даёт понять, что гибель одного из царей послужит спасению Спарты. Леонид прекрасно знал об этом, собираясь в поход к Фермопилам.

   — Значит, эфоры решили принести Леонида в жертву, — прошептал Леарх, поражённый услышанным. — Как это низко и подло!

Леотихид опять заговорил о картине Ксанфа, но Леарх, не слушая его, вдруг устремился бегом через площадь и скрылся за колоннадой храма Диониса.

Леотихид проводил убегающего юношу недоумевающим взглядом.

«Взбалмошный мальчишка! Весь в мать!» — раздражённо подумал он и зашагал к своему дому.

Горго, ожидавшая к обеду свою тётку Гегесо, была несказанно изумлена, увидев Леарха, который ворвался будто вихрь, отбиваясь от служанок, пытавшихся его удержать. Леарх застал Горго полуодетой, тем не менее она не рассердилась. Выставив за дверь служанок, царица пожелала узнать, с какими вестями прибыл Леарх от Леонида.

Нимало не смущаясь своего бывшего любовника, Горго приводила в порядок своё одеяние. Леарх же находился в таком состоянии, когда душа бессознательно раскрывается до самого дна, когда человеком двигают эмоции, а не разум.

   — О, сборище негодяев! — выкрикивал он, не находя себе места от переполняющего возмущения. — И эти люди стоят во главе государства! Предатели и мерзавцы! Послушай, Горго, Леонид отправил меня в Спарту за помощью, а эфоры не собираются ему помогать, ссылаясь на оракула Аполлона Пифийского. Каково, а?

Горго, занятая укладкой своих вьющихся локонов, на какой-то миг замерла с поднятыми к голове руками. Она попросила объяснить всё обстоятельнее.

Леарх, присев на стул, коротко пересказал всё, что услышал от Леотихида.

   — Иди домой, Леарх, — спокойно и властно промолвила Горго, закрепляя причёску длинной голубой лентой. — Иди домой и жди меня. А лучше ляг и вздремни, у тебя очень усталый вид.

   — Царь Леонид ждёт помощи, — сказал Леарх с обречённостью в голосе. — Надо что-то делать.

   — Ступай домой, Леарх, — повторила Горго, — а я пойду к эфорам. Я заставлю их послать помощь Леониду. Сегодня же!

Леарх заглянул в глаза царицы и, молча кивнув, вышел из комнаты.

Было время обеда.

Эфоры, все пятеро, расположились за столом в том помещении эфорейона, которое называлось трапезной, хотя здесь в определённые дни проходили слушания по уголовным делам. Прислуживали два государственных раба, один из которых был поваром, а другой его помощником.

Застолье в эфорейоне никогда не отличалось особыми изысками. Неизменно подавали жаркое из зайчатины или говядины, суп из бычьей крови, варёную рыбу, козий сыр, фрукты и вино, разбавленное водой.