Страница 60 из 63
Обдумав это, следует не связывать себя слишком поспешно постыдными соглашениями. Пусть не покажется, что судьбу отечества мы решаем более легкомысленно, чем другие вопросы. Вспомните: в прошлом, если один единственный лакедемонянин приходил на помощь какому-нибудь городу наших союзников, который подвергся осаде, то все соглашались, что именно ему город бывал обязан своим спасением. О большинстве подобных мужей можно услышать от стариков. О самых же знаменитых из них я сам хочу вам рассказать. Педарит[278], например, приплыв к Хиосу, спас город. Брасид же вступил в Амфиполь, отобрал небольшое число осажденных и в битве одержал победу над осаждавшими[279], несмотря на их многочисленность. Наконец, Гилипп, придя на помощь сиракузянам, не только их спас, но и захватил в плен те вооруженные силы, которые их теснили на суше и на море[280]. Так разве же не постыдно, что, между тем как в прошлом каждый из нас в отдельности был в состоянии защитить чужие города, в наше время мы все вместе не можем и даже не пытаемся спасти наш собственный город? И разве не постыдно, что, сражаясь в защиту других, мы наполнили Европу и Азию трофеями, а в защиту собственного отечества, столь открыто оскорбляемого, мы, как это все видят, не дали ни одного достойного упоминания сражения?[281] И, наконец, в то время как другие города[282] выдерживали крайности осады, отстаивая господство нашего государства, мы не хотим даже небольших страданий ради того, чтобы освободить себя от необходимости действовать вразрез со своим правом. Разве это не постыдно? И хотя всем известно, что мы и теперь еще выращиваем коней для ристаний, мы, тем не менее, готовы заключить мир, как люди, доведенные до крайней степени бедности и нуждающиеся в самом необходимом. Плачевнее же всего будет, если мы, слывущие самыми стойкими среди эллинов, проявим при обсуждении нашего положения больше малодушия, чем другие. Существует ли народ, достойный упоминания, который, потерпев поражение в одной единственной битве и испытав одно единственное вторжение[283] в свою страну, так трусливо согласился бы подчиниться всем предъявляемым требованиям? И мог ли бы подобный народ сохранить присутствие духа при длительных неудачах? Мессенцы в течение двадцати[284] лет подвергались осаде, борясь за эту землю, так разве не упрекнут нас все, если мы так скоро потеряем ее на основании договоров и не вспомним о предках, но, убежденные словами, откажемся от той земли, которую они приобрели великими трудами?
Но некоторых это обстоятельство ничуть не тревожит, и они, потеряв всякий стыд, дают нам советы, следуя которым город покрыл бы себя бесчестьем. Эти люди так ретиво побуждают нас отдать Мессению, что имеют дерзость подробно доказывать слабость нашего города и силу врагов. Они предлагают нам, своим политическим противникам, ответить, откуда же мы ожидаем помощи, призывая к войне? Я же полагаю, что самой сильной, самой верной союзницей является справедливость во всех поступках (так как благоволение богов, вероятно, на стороне справедливых, если можно судить о предстоящем на основании прошлого); далее, нашими союзниками являются хороший государственный строй и разумная умеренная жизнь, а также готовность до последней капли крови сражаться с врагами и убеждение, что больше всего следует опасаться дурной славы у сограждан. Все эти качества присущи нам в большей мере, чем другим людям. Эти качества я считал бы на войне более ценными союзниками, чем подкрепление тысячами воинов. Действительно, я ведь знаю, что и те, которые первыми из нашего народа пришли в эту страну, одержали верх над другими не благодаря своей численности, а благодаря тем доблестям, о которых я рассказал. Вот почему недостойно испытывать страх перед врагами из-за их многочисленности. Напротив, нам следует мужаться, видя, что мы так стойко перенесли несчастья, как еще никогда никто из эллинов, и сохранили верность издревле установленным законам и обычаям. А другие между тем, как мы видим, не в состоянии справиться даже со своей удачей и уже приведены в замешательство; одни захватывают города своих союзников, те оказывают им сопротивление, иные спорят со своими соседями о пограничных землях, иные более завидуют друг другу, чем воюют против нас. Так что я удивляюсь тем, кто ищет союзника более сильного, чем ошибки наших врагов.
Если же нужно сказать и относительно помощи извне, то найдутся, я полагаю, многие желающие поддержать нас. Прежде всего я сошлюсь на афинян. Хотя они и не во всем на нашей стороне, но ради нашего спасения сделают все, что угодно. Существуют и другие эллинские города, которые относятся к несчастьям, постигшим Спарту, как к собственным. Наконец, тиран Дионисий[285], царь Египта[286], правители на территории Азии[287] охотно придут нам на подмогу, каждый сообразно со своими возможностями. Кроме того, состоятельные люди из эллинов, обладающие влиянием и стремящиеся к наилучшему государственному строю[288], хотя еще не объединились между собой, но их сочувствие на нашей стороне, так что, естественно, я могу возлагать большие надежды на их содействие в будущем.
Я думаю, что и простой народ в Пелопоннесе и та демократия[289], которую мы все считаем наиболее враждебно настроенной к нам, уже стремятся к нашему заступничеству: ведь их отпадение не осуществило ни одну из их надежд; вместо свободы они получили обратное: потеряв лучших из своей среды, они оказались в зависимости от худших из сограждан, вместо автономии — самое ужасное беззаконие. Раньше они ходили вместе с нами походом против врагов, теперь они видят, как враги вторгаются на их собственную территорию; раньше они только по слухам знали о распрях, происходивших в других местах, теперь чуть ли не ежедневно у них у самих происходят государственные перевороты. Несчастье настолько их всех сравняло, что никто не в состоянии распознать, кто из них находится в самом худшем положении. Нет ни одного неповрежденного города, нет ни одного города, который не пострадал бы от своих соседей[290], так что поля опустошены, города разграблены, государственный порядок и законы, при которых жители этих городов когда-то были счастливейшими из эллинов, уничтожены[291]. Они относятся друг к другу с таким недоверием и с такой враждебностью, что сограждан боятся более, чем врагов. Вместо бывшего при нашей власти единодушия и взаимной имущественной поддержки, они дошли до такого распада связей между собой, что люди состоятельные охотнее бросили бы свое имущество в море, чем оказали бы помощь нуждающимся, а бедные меньше обрадовались бы находке клада, чем возможности силой захватить имущество богатых. Прекратив жертвоприношение на алтарях, люди, точно жертвенных животных, закалывают друг друга[292]. Сейчас можно встретить больше изгнанников из одного города, чем прежде из всего Пелопоннеса. И хотя я рассказал о множестве бедствий, постигших Пелопоннес, в действительности их гораздо больше. Ибо не существует таких ужасов и страданий на свете, которые не встретились бы здесь. Одни ими уже сыты по горло, другие вскоре пресытятся и будут искать избавления от них. Не воображаете же вы, что люди согласятся и впредь жить в таких условиях? Ведь если некоторые устают и в благополучии, смогут ли они стойко выдержать длительный период бедствий? Так что не только в случае войн мы окажемся победителями, но если мы сохраним спокойствие и выдержку, вы увидите, как они изменятся и будут считать союз с нами своим спасением. Вот какие надежды я питаю.
278
Педарит — спартанский гармост на Хиосе в 412 г. до н. э.
279
В 482 г. до н. э. Брасид погиб под Амфиполем.
280
Гилипп, посланный Спартой в 414 г. до н. э. на помощь Сиракузам, осажденным афинянами, одержав победу, захватил в плен афинские вооруженные силы вместе с командующим ими Никием.
281
Со времени битвы при Левктрах.
282
Например, Феспии.
283
Имеется в виду вторжение Эпаминонда зимой 370/369 г. до н. э.
284
В первой Мессенской войне 743–724 гг. до н. э.
285
Имеется в виду Дионисий Младший, унаследовавший после смерти отца в 367 г. до н. э. единоличную власть и продолжавший его политику, благоприятную для Спарты.
286
Персия находилась в союзе с Фивами, а фараон добившегося на время самостоятельности Египта, Тах, поддерживал Спарту.
287
Например, правитель Карии Мавсол.
288
οι βέλτιστοι — термин, обозначавший сторонников аристократического строя, τά βέλτιστα πράγματα аристократический строй, подобный спартанскому.
289
τόν δῆμον — преимущественно обозначает сторонников демократического строя.
290
Контекст показывает, что оратор сообщает о совершившихся несчастьях, а не о предстоящих.
291
Ахейцы и мантинейцы заслужили известность своими законами. В результате походов Эпаминонда и движений народных масс эти законы были уничтожены.
292
Возможно, оратор имеет в виду события в Коринфе 399 г. до н. э. или в Аргосе 371 г. до н. э.