Страница 13 из 44
— Всё-таки, так сказать, для истории. давайте вернёмся к конкретным личностям.
— К нашему трио вскоре присоединился вокалист Андрей Давидян, и мы начали исполнять песни из репертуара «Led Zeppelin» и «Grand Funk». Но вскоре Андрея и Юрия призывают в армию. В 1973 году в группу приходит из «Машины времени» Александр Кутиков, а на танцевальных вечерах в Люберцах мы находим Толю Абрамова.
Считаю этот состав наиболее сильным в истории «Високосного лета». Ведь с приходом Кутикова, уже опытного музыканта, изменилось направление творчества всего коллектива. Саша принёс то, чем была сильна «Машина времени», а именно идею восприятия мира через свою музыку, своё творчество. Мы начали исполнять только свои композиции, что имело принципиальное значение. Кутиков помог нам поверить в свои силы и убедил нас в том, что нужно писать песни только на русском языке. Он же познакомил нас с поэтессой Маргаритой Пушкиной, сотрудничество с которой продолжается и по сей день.
«Високосное лето» стали приглашать на «престижные» площадки, что говорило об определённом признании. Но самым ценным, на мой взгляд, была тогда атмосфера взаимного доверия и острое желание делать общее дело. Поиграв в таком составе пару лет, группа распалась в связи с уходом в «Аракс» Толи Абрамова. Мы снова остаёмся с Крисом вдвоём.
— Кажется, именно тогда к вам пришёл нынешний ударник «Машины времени» Валерий Ефремов?
— Несколько позднее. Полгода мы с Крисом пытались сотрудничать с разными музыкантами. А к 1976 году решили собрать «специальный», заведомо нужный нам новый состав «Високосного лета». В группу возвращается Кутиков, который не нашёл ещё своего места на рок-сцене, а я привожу своего товарища по университету Валерия Ефремова. Продержались мы в таком составе до 1979 года.
…В зале гаснет свет. Гитара вместе с ударными создаёт незамысловатый, но легко запоминающийся ритмический рисунок, который повторяется много раз. С каждым повтором звучание набирает силу и энергию, которые завораживают всех собравшихся в зале. Ощущение такое, будто сейчас разразится взрыв, начнётся апокалипсис или что-нибудь в том же духе. Атмосфера накалена — ведь должен быть выход из этой необузданной, шаманской мелодии. На сцене в тем-но-красном свете еле различимы фигуры музыкантов. Всех, кроме клавишника, который скрывается за занавесом… И вдруг мелодия как бы взлетает на новый уровень звучания, становится резче, жёстче, громче. На сцену из-за клавишных «вылетает» настоящее привидение. Оно прыгает и скачет во вспышках «мигалки», вызывая всеобщий восторг собравшихся.
Композиция называлась «Сатанинские пляски». Я специально вспомнил именно её, потому что, как ни одна другая, она раскрывала в определённом аспекте творческое кредо группы: тягу «Високосного лета» к сценической постановке каждой песни, серьёзной работе со светом и звуком. И пусть приёмы, которыми пользовались музыканты во время своих концертов, сейчас кажутся наивными и несовершенными, всё это свидетельствует о неординарном подходе к самому творчеству.
Специальные концертные костюмы, непременные элементы шоу, прекрасная (по тем временам) сыгранность музыкантов — всё это, я уверен, стало хорошим базисом для перехода в профессионалы… Хочу лишь добавить, что группа «Високосное лето» никогда не была «текстовым» ансамблем, акцент в творчестве коллектива всегда делался на музыкальную основу любой композиции. Что, думается, нашло отражение в дальнейшем творчестве всех участников этого коллектива, вне зависимости от последующих мест работы: будь то «Машина времени» (Кутиков, Ефремов), «Рок-ателье» (Крис Кельми), «Автограф» (Ситковецкий)…
— …В 1979 году ансамбль изжил сам себя, — продолжает Александр. — Никакой трагедии не было. Просто все мы поняли, что в этом составе нам ничего нового и интересного создать не удастся. Мы сделали новую программу, потом сами же её послушали на «свежее ухо»… и этим всё закончилось. Второго мая 1979 года — в день, когда всё это случилось, — мне понадобился всего лишь час, чтобы принять решение о создании своей собственной группы. У меня было желание продолжать музыкальную деятельность, было много собственной музыки, не реализованной в «Високосном лете», были кое-какие инструменты.
В 1979 году я начал подбирать музыкантов для новой группы. Вскоре образовался постоянный костяк — Лёня Гуткин (бас-гитара), Лёня Макаревич (пианист из консерватории) и я. Ударники менялись часто, но «осел» только один — Володя Якушенко. В этом составе мы начали репетировать, но быстро поняли, что нам не хватает певца. Крис Кельми, который к тому времени ещё не определился, вновь возвращается в коллектив и приводит с собой певца Серёжу Брутяна. Мы репетируем полгода и, не дав ни одного концерта, неожиданно получаем приглашение на Тбилисский фестиваль популярной музыки. К тому времени группа уже обрела название — «Автограф».
В срочном порядке мы начинаем готовить специальную программу для фестиваля. Надо сказать, что опыта работы на сцене, кроме нас с Крисом, никто не имел. И можно представить наше волнение перед столь важным испытанием. Мы должны были выступать на одной сцене с профессиональными и лучшими любительскими коллективами со всей страны. Но, несмотря на конкуренцию, наша музыка понравилась, и мы завоевали одну из вторых премий.
— Что дал вам фестиваль в Тбилиси для дальнейшей творческой карьеры?
— Фестиваль дал нам всё. Если «Машина времени» и «Магнетик бэнд» только укрепили свои лидирующие позиции, то о нас сразу же узнали. Появились информация в прессе, записи на телевидении, радио. Для шестерых самодеятельных музыкантов это было нечто новое… Жизнь рассудила всё сама, всё расставила на свои места — мы стали задумываться о переходе на профессиональную сцену и одновременно начали получать приглашения на работу от концертных организаций.
Мы расстаёмся с ударником Якушенко, который решил продолжить учёбу в институте, и с Крисом Кельми. В ансамбль приходит новый ударник.
— Итак, вы становитесь профессиональным коллективом…
— Да, в 1980 году мы становимся артистами Москонцерта. Это было похоже на чудо — к тому времени в этой организации не было ни одной рок-группы. Я рад тому, что руководство Москонцерта пошло нам навстречу, и ни тогда, ни в самые трудные для жанра годы, ни сейчас мы не чувствуем на своём пути непреодолимых преград, как это порой случалось с другими коллективами. Короче, мы начинаем работать профессионально…
— Какие основные вехи вы бы отметили на профессиональном поприще?
— Можно сказать, что 1981 и 1982 годы — это «золотое время», когда мы просто наслаждались тем, что занимались любимым делом. У нас была готовая программа, мы открывали для себя многие города Советского Союза, всё было замечательно.
В 1983 году мы рискнули участвовать во Всесоюзном конкурсе артистов эстрады. Это, прямо скажу, отчаянное решение было принято из-за того, что если в начале 80-х рок-музыка ещё как-то развивалась на профессиональной сцене, то в 1983 году началось «закручивание гаек». Я понимал, что на одной популярности в этих условиях далеко не уедешь.
Итак, официальный конкурс. Не знаю, как сейчас, но в то время пробиться в лауреаты «без поддержки» было весьма трудно. Надо было выходить на сцену и «убивать» членов жюри своим талантом. Мы получили на конкурсе вторую премию. Что это дало ансамблю? Очень много. Звание лауреата позволило отстоять позиции группы от нападок. Вообще, весь 1983 год у меня ассоциируется не столько с творческой деятельностью, сколько с борьбой за выживание группы.