Страница 32 из 37
— Нет-нет. Просто… я не ожидала, что вы с папой обрадуетесь.
— Я понимаю, милая. — Она обнимает меня и прижимает к себе. — Знаешь что? Твоя глупая подруга оказала нам большую услугу. Мы так перепугались, так боялись потерять тебя. И теперь, когда я знаю, что с тобой все в порядке… — Мама глубоко вздыхает. — Кэйти, я знаю, что ты чувствуешь из-за смерти Рейчел. Я знаю, что ты чувствуешь себя виновной. Прости меня за то, что я никогда не разубеждала тебя. Перестань грызть себя, тебе надо начинать собственную жизнь.
— Перестать?
— Да. Перестань терзаться. Она была тебе сестрой, а не дочерью. Ты не должна страдать всю жизнь.
— Но…
— Нет, — перебивает она, берет меня за подбородок и нежно смотрит мне в глаза. — Я была несправедлива. Я знала, что ты тоже страдаешь, но была так захвачена своей болью! Я могла бы помочь тебе, но даже не пыталась это сделать. И теперь мне очень стыдно. — Мама откашливается. — Дорогая, ни я, ни папа никогда не обвиняли тебя в том, что случилось с Рейчел. Никогда. И никогда, ни на секунду не думай о том, что мы бы хотели, чтобы это случилось с тобой, а не с Рейчел. Мы любили вас одинаково. Всегда.
Я киваю, но ничего не могу сказать. Боюсь, что просто разревусь, как ребенок.
— Ты мне очень нужна, — говорит она.
— Да, мама.
— Прости меня. Матери так себя не ведут. Подумать только, несколько лет ты жила с мыслью, что я или отец виним тебя. Но поверь — мы никогда не винили! Никогда.
И тут я начинаю плакать. Не могу сдержаться. Осознание того, что меня никто не обвиняет, дарит мне такое облегчение и такую радость, что я бросаюсь маме на грудь и рыдаю, рыдаю без конца. Она обнимает меня, но продолжает говорить:
— А еще я хочу, чтобы ты жила своей жизнью. Счастливой и достойной. Ты должна быть счастлива! Если ты не можешь быть счастливой для самой себя, будь счастлива для нас с папой. Потому что если ты будешь несчастной, то для нас все закончится. Тогда мы потеряем обеих дочерей.
Мама еще раз напоминает, что отцу она скажет сама.
— Конечно, он будет потрясен — ведь ты для него все равно остаешься маленькой девочкой, это нормально для отца, но потом он привыкнет к этой мысли и будет радоваться так же, как и я.
И естественно, мы выслушиваем от папы целую лекцию насчет мотоцикла. Он успокаивается только тогда, когда мы твердо говорим ему, что мотоцикл продается, но папа все равно требует с меня обещание никогда на него не садиться, а Мика просит ездить медленно и аккуратно.
Когда они наконец уходят, мы с Миком ложимся спать. Мик особенно чуткий и нежный, он снова и снова повторяет, что любит меня. Мы прижимаемся друг к другу, моя голова лежит у него на груди.
— Я понимаю, что ты уже устала от разговоров про Элис, — говорит Мик. — Но с тобой точно все в порядке? Ты ее не боишься?
— Нет, — заверяю я. — Я о ней даже не думаю.
И это на самом деле так. Я все еще взволнована после разговора с родителями. Мама была такой открытой и эмоциональной, давно мне не было с ней так хорошо.
— Я понимаю, что Элис — гнилой орешек, — говорю я. — И рада, что мы больше не друзья. Она ведет себя просто как дура. Мне ее даже жалко.
— Ну да. — Мик зевает. — И мне тоже.
— Да и что она может нам сделать? Когда мы переедем, она даже не будет знать, где мы. И номер мобильника я поменяю, она не сможет мне позвонить. Так что ничего она мне не сделает.
— Ничего, — соглашается Мик. Он поворачивается и целует меня. — Ты в полной безопасности. Она не сможет тебе навредить.
На следующий день Мик получает пакет. Его приносят, когда Мик на репетиции, и я показываю посылку только поздно вечером, когда он приходит домой. Он открывает пакет не сразу, и я умираю от любопытства.
— Открывай скорее! — прошу я. — Может, там что-то интересное! Какой-нибудь подарок на день рождения?
— Сомневаюсь. До моего дня рождения еще целая вечность.
— Ну, давай, давай! — тороплю я. — Ну как можно быть таким нелюбопытным! — Я вкладываю пакет прямо ему в руки. — Открывай скорее!
Мик пожимает плечами и разворачивает пакет. Адрес отправителя не указан.
— Наверняка какая-то ерунда. Буклет из налоговой полиции или что-нибудь типа того. — Тут он вдруг усмехается. — А это не ты его послала? Может, поэтому ты так нетерпелива?
— Нет, — заверяю я. — Это не я. Клянусь.
Но он не верит, качает головой и, продолжая улыбаться, открывает пакет. Внутри — какая-то книга или альбом для фотографий. На обложке — картинка и надпись.
— А вы знаете, кто рядом с вами? — громко читает Мик и улыбается, но уже озадаченно. Он переворачивает страницу, держа книгу так, что мне ничего не видно.
— Мик! — смеюсь я. — Я это точно не посылала. Это не от меня. Я не знаю, кто…
Я замолкаю, увидев выражение его лица. Он хмурится и бледнеет.
— Что такое? — спрашиваю я. — Мик, что случилось? Что там?
— Господи боже, — хрипло произносит он, и я вдруг понимаю, что этот пакет от Элис.
— Дай мне посмотреть, — с трудом выговариваю я, протягивая руку.
— Послушай, не надо. Не смотри! Пожалуйста, я прошу тебя.
— Не глупи, Мик. Дай мне эту ерунду. — Мой голос звучит резче, чем хотелось бы. — Прости, — продолжаю я. — Дай мне. Не надо ничего скрывать.
Он неохотно протягивает мне альбом.
— Кэтрин, — предупреждает он, — тут такая дрянь! Она совсем сошла с ума, не придавай этому значения, хорошо?
— Хорошо, — киваю я. — Хорошо. Я знаю. Я все знаю.
На титульном листе — большая фотография. На ней — я и Рейчел, это фотография из нашего семейного альбома, та самая, которая так часто появлялась на страницах газет после смерти Рейчел. Мы на пляже, рядом, широко улыбаемся, наши волосы растрепаны и влажны. Мы обнимаем друг друга и кажемся такими счастливыми.
Фотография намеренно порвана посередине, а над ней — большими буквами, вырезанными из газет, составлено предложение: «А вы знаете, кто рядом с вами?»
Следующая страница заклеена случайными выдержками из газет того времени, когда Рейчел была убита. Хотя они все из разных статей, Элис склеила их вместе, чтобы получилось что-то вроде связного текста. Из газетных букв составлен и заголовок.
«Осуждены невиновные? А виновный остался на свободе?
Но кто на самом деле несет ответственность? Сейчас, в наше просвещенное время, мы не можем считать виновными только тех, кто непосредственно совершил преступление.
Тот, кто совершил преступление, немало страдал в детстве. Отец алкоголик избивал его, а мать бросила. Неудивительно, что он вырос без каких-либо понятий о морали.
А вот сестры Бойделл вели жизнь, полную богатства и привилегий. У них был большой удобный дом, прекрасный сад, теннисный корт и бассейн.
Но прекрасное образование и воспитание не помешало Кэйти Бойделл без разрешения родителей взять свою четырнадцатилетнюю сестру на вечеринку и позволить ей напиться.
Так кто же виноват на самом деле?»
Я чувствую, как сжимается сердце. Мне хочется кричать, оправдываться, просить защиты.
Следующие страницы заполнены фотографиями и статьями из разных газет, беспорядочно разрезанными, но во всех этих отрывках большими буквами набраны слова: трусость, убийца, предательство, безответственность, ревность.
На последней странице наклеена моя цветная фотография, совсем недавняя. Я смеюсь, откинув голову, и кажусь совершенно счастливой. Под фотографией подпись:
«Кэтрин Паттерсон теперь живет без сестры».
На обложке — заключительная надпись: «Так кто же Кэтрин Паттерсон — Кэйти Бойделл — жертва или убийца?»
— Выкинь это! — Мик выхватывает альбом из моих рук и яростно швыряет его через всю комнату. — Не смотри больше!
Я молчу. Не могу говорить. Я просто поворачиваюсь, иду к кровати и ложусь, свернувшись в клубок.
Мик садится рядом и кладет руку на мое плечо.
— Может, нам следует позвонить в полицию? — предлагает он. — Она зашла слишком далеко.