Страница 11 из 121
Настоящая австралийская ночь, несущая исцеление, полная мира, — и она нашла свое воплощение в женщине, которая бесшумно прошла из освещенного свечой угла к спокойному полумраку, в котором лежал Сэм.
— Они ушли? — спросил он.
— Кто, Сэм?
— У них нет имени. Они не пускали меня, но я все же ушел. Странно, что, когда они исчезают, появляешься ты. Молли, не исчезай, как они!
— Нет, я не могу исчезнуть. Я ведь из плоти и крови. Ну, ну, дурачок, ты теперь веришь, что это я?
Она убрала импровизированную ширму, и он увидел, что его старый будильник показывает половину четвертого.
— Какой сегодня день, Молли?
— Начинается воскресенье, тридцатое декабря.
— Девятнадцать часов двадцать минут. — Он помолчал немного, что-то обдумывая. — Что тебя заставило вдруг приехать, Молли?
— Даже не могу тебе объяснить, Сэм. В рождественский вечер я почувствовала, что должна быть с тобой. Я пыталась справиться с этим чувством и старалась все время думать только о своих обязанностях, но из этого ничего не вышло. Я не могла найти себе места. Чтобы успокоиться, я написала два письма — они должны быть здесь, на почте. Начальница меня не отпускала, у нас не хватало людей из-за праздников. Но в среду пришло письмо от опытной сестры, предлагающей свои услуги. К этому времени я уже дошла до крайности и была готова на все. Как бы то ни было, когда принесли телеграмму, что новая сестра выехала к нам, я умчалась с вечерним поездом. В четверг я села в почтовую карету, а на следующий день меня подвез ваш почтальон. Я добралась сюда в пятницу вечером, и люди в лавке подыскали мне комнату в семейном доме. Мне сказали, что ты ушел искать золото, но утром я все же забежала к тебе, надеясь, что ты уже вернулся. И я пришла как раз вовремя, не правда ли? Ты не получил моего письма, которое я написала после жеребьевки? Нет, ты нелюбезный, не заслуживаешь, чтобы тебе сообщали хорошие новости.
И она сообщила, что получила надел.
— Твоим соседям я, конечно, рассказала только об этой причине приезда, — добавила она. — Они ведь могли бы подумать, что я слишком смела.
Сэм был молчалив и задумчив, даже мрачен. Молли для него была всем в жизни, но он не хотел стать бесплатным приложением к выгодно приобретенной ферме миссис Бойд. Кроме того, манящая сила золота, сила, далекая от алчности, уже завладела им. Молли, чья интуиция была отточена, как меч, улавливала весь ход его мятежных мыслей. Наконец он заговорил с некоторым смущением:
— Видишь ли, Молли, я нашел жилу и должен вернуться к ней как можно скорее.
— Тогда лучше забудь обо мне, — проговорила она срывающимся голосом.
На следующий же день после того как она получила участок, она осмотрела его и уже мечтала превратить его в райский уголок. Влекущая власть земли не уступает манящей силе золота.
— Сэм, — сказала она со смешанным чувством грусти и обиды, — разве ты не знаешь, что ты бредил? Тебе следовало бы лежать в больнице, а ты ходил по чащам, карабкался по горам, голодал, и тебе мерещилась золотая жила, непогребенные мертвецы и еще всякая всячина. Я многое поняла, пока ты спал.
— Может быть, я и был какое-то время не в своем уме после этих скитаний, — с сомнением сказал Сэм. — Похоже на то. Только не сердись, Молли. Я соглашусь на все, что ты предлагаешь, но прежде выслушай меня. Какой сегодня день, ты сказала?
— Воскресенье, утро.
Некоторое время он сидел молча, в глубокой задумчивости, а затем начал рассказывать историю своих приключений и неудач. Он часто повторялся, пытаясь разобраться в последовательности событий, и, конечно, путал истинные факты с воображаемыми. Хотя мысли у него прояснились, он еще не мог отделить свои необычайные приключения от связанных с ними галлюцинаций.
— А теперь, Молли, — закончил он, — скажи, много ли в моем рассказе бредовых фантазий?
— Примерно девять десятых, — ласково ответила она. — Посмотри, все щели твоей хибарки светятся — на дворе уже утро. Готовься к вкусному завтраку, мы съедим его вместе. Можешь ты сидеть, прислонившись к стене? Вот так. Теперь я придвину стол… Ах! Он прибит к полу. Ну, ничего.
Сэм рассеянно наблюдал, как она сооружала около него импровизированный стол, и, когда она все приготовила к завтраку, спросил;
— А какая десятая — действительность?
— Все, до той минуты, когда ты свалился с обрыва, бедняжка. После этого ты только бродил по холмам в бреду. И не удивительно. Можешь поверить моему медицинскому опыту.
— Возможно, — ответил Сэм с сомнением в голосе. — В таком случае, жила действительно существует, а мешочек с золотом — бред. Может быть. Но разве я не… или мне приснилось, что я сделал это? Послушай, Молли, когда я пришел домой, я сунул платок с золотом в мешок на стене возле тебя.
— Бедный мальчик! — нежно прошептала Молли, ставя ящик из-под джина вверх дном и усаживаясь на него. — Подожди, я прочту молитву.
Она прочла молитву, и Сэм с удовольствием приступил к завтраку, какого у него не было уже давно. Но женщинам свойственно доводить свои победы до конца, снять с доски противника все фигуры до последней пешки, вместо того чтобы великодушно отойти, когда исход игры ясен. Поэтому Молли продолжала;
— Я разложу на столе все, что есть в этом мешке, когда ты достаточно подкрепишься завтраком, чтобы перенести этот удар. Золото! Золото! Ах, Сэм? Ты, может быть, нашел золото, но только в бреду — тонны золота — и держишься за эту мысль; ты ведь золотоискатель.
Она не убедила Сэма, но он больше не возвращался к этой теме; за завтраком они говорили о другом. Убрав со стола, настойчивая девушка, смеясь, сунула руку в мешок и вытащила оттуда красный с белым платок, в котором что-то было крепко завязано. Она слегка вскрикнула, узелок выскользнул из ее дрогнувших пальцев, и она невольно отпрянула от этого явного подтверждения реальности необычайных приключений ее возлюбленного. Но одна внешность не могла убедить ее дисциплинированный ум. Она была уверена, что содержимое свертка окажется новым доказательством расстроенного воображения. И действительно, при падении из узелка выглянул ржавый кусок железа.
Она положила платок на ящик у койки и уверенно и ловко развязала тугие узлы. И там, где слабый свет свечи боролся с рассветом, тускло заблестели золотые самородки, которые стоили фунтов двести. Взоры влюбленных встретились: в глазах Молли были изумление и растерянность, в глазах Сэма — мрачная серьезность и глубокая задумчивость. Но ни один из них не думал о стоимости этого золота.
— Ах, Молли, — сказал Сэм, размышляя вслух, — как не повезло бедняге, который нашел его. Он умер в одиночестве, беспомощный, искалеченный. Ему, наверное, долго пришлось ждать даже такого незавидного утешения, как смерть. Но он умер как мужчина — не унижаясь ни перед кем, не прося ни у кого, подчиняясь одному только господу богу.
— Сэм, — сказала Молли, запинаясь и тоже думая вслух, — ты должен уйти из этого ужасного места, как только сможешь ходить. Ведь могло случиться и так, что после тебя кто-нибудь другой пошел бы искать золото и нашел бы два трупа вместо одного… — Голос ее сорвался, и наступило долгое молчание.
Об остальном можно рассказать в двух словах. Молли, разумеется, настояла на своем; даже более того — Сэм безоговорочно сдался на все ее требования и заставил ее взять золото в качестве залога. На следующее утро она уехала домой; ее провожала чуть ли не половина поселка. Через неделю Сэм повел четырех друзей к жиле и отдал ее в их полное владение. И по обычаю тех мест (достойному, чтобы отметить его особо), Сэм не потребовал вознаграждения, и никому не пришло в голову его предлагать. А затем Сэм последовал за своей путеводной звездой в край, где горизонт шире, а местность ровнее.
Через шесть месяцев была проложена дорога к Рождественской жиле; первобытная тишина этого безлюдного места была нарушена женскими и детскими голосами, а мерный грохот четырехмолотковой дробилки заставлял без устали работать многоголосое эхо. Эту жилу нельзя было назвать золотым дном, но она приносила твердый доход, который помог одному из ее владельцев стать фермером, другому — лавочником, третьему — трактирщиком, а четвертому — хозяином птицеводческой фермы.