Миклуха-Маклай

Солнце уже садилось, и я сказал матросам, что им пора собираться на корвет. Оба матроса, находившиеся в изгороди, должны были перепрыгнуть через забор, так как калитки не было. Я продолжал давать туземцам кое-какие инструкции относительно их поведения в случае прихода белых. В это время возгласы туземцев заставили меня обратить внимание на поведение бычка, По уходе матросов он стал очень беспокоен, все бегал вдоль изгороди и, как мне сказали туземцы, хотел сломать забор.

Я поспешил на место и увидел, что рогами бычку удалось разворотить в одном месте верхнюю часть забора. Сбежавшиеся туземцы приводили беднягу в ярость. Он еще раз бросился к забору с нагнутой головой, и еще несколько палок вылетело из изгороди. Не успел я крикнуть одному из туземцев, чтобы он побежал за тамо-русс, как бычок отбежал от забора, кинулся опять к нему, но на этот раз уже с намерением перескочить через него. Это ему удалось, и он, выбравшись на свободу, как бешеный полетел по деревне. Туземцы быстро попрятались кто куда. Я остался один и мог видеть, как телке удалось тоже перескочить через ограду и побежать вслед за бычком. Сомневаясь в удаче, я все-таки скорым шагом пошел по тропинке к морю, где был встречен возвращающимися матросами. Я в двух словах рассказал им, в чем дело. Они отвечали, что, вероятно, удастся загнать бычка обратно в изгородь, так как он очень ручной. Когда мы вернулись в деревню, то оказалось, что бычок и телка нашли тропинку, ведущую в лес. Я послал туземцев в обход, чтобы не допустить бычка зайти слишком далеко; матросы же должны были, стараясь по возможности не пугать животных, попытаться загнать их обратно в деревню. Не стану распространяться далее. Вся эта история кончилась тем, что попытка вовсе не удалась, так как, завидев людей, бычок стремительно пустился вперед, а туземцы, разумеется, разбежались в разные стороны. За бычком последовала и телка, и интересная парочка унеслась на ближайшие холмы.

Было уже темно, когда мы вернулись на корвет после постигшей нас неудачи. Я был так утомлен происшествиями дня, что, несмотря на большое желание, не смог исполнить обещанного, то есть вернуться ночевать в Бонгу».

Дальнейшая история подарка Миклухи-Маклая папуасам рассказана Финшем, побывавшим на берегу Маклая в следующем 1884 году. Финш нашел бычка и корову в деревне Бонгу в прекрасном состоянии. Туземцы очень ценили подарок своего, друга и, с гордостью произнося слово «бик», прибавляли к нему «Маклай».

19 марта корвет «Скобелев» поднял якорь и направился в пролив между островком Били-Били и материком Новой Гвинеи. По берегу большой толпой бежали туземцы, вопившие: «О, Маклай! О, Маклай! Еме-ме! Еме-ба! Гена!» Они словно предчувствовали, что никогда уже больше не увидят своего друга.

От Новой Гвинеи корвет взял курс на острова Адмиралтейства, затем на Филиппинские острова, где простоял в Маниле несколько дней, а потом направился на север, во Владивосток. Но Миклухи-Маклая уже не было на его борту. В Маниле он пересел на испанский пароход, шедший в Гонконг, а оттуда с почтовым пароходом через порты Дарвина и порты восточной Австралии благополучно прибыл в Сидней в июне 1883 года.

ВО ВЛАСТИ УТОПИИ

В Сиднее Миклуху-Маклая ждала большая неприятность: во время его отсутствия сгорел его коттедж, причем погибла часть ценнейших коллекций, собранных им с такими усилиями. Ему пришлось временно поселиться в здании новой биологической станции. Оно еще не было окончательно оборудовано и вообще оказалось мало приспособленным для жилья, хотя заключало в себе рабочие кабинеты и спальни для шести лиц. Стояло это здание обособленно, недалеко от входа в гавань, в нескольких милях от Сиднея, сообщение с которым поддерживалось только пароходом, приходившим утром и уходившим вечером.

Несмотря на полное отсутствие каких-либо удобств, Миклуха-Маклай, поселившись на станции, целые дни проводил за работой в кабинете, наполненном книгами и банками с различными препаратами. В сущности говоря, это и был расцвет научной работы станции, так как после отъезда Миклухи-Маклая из Сиднея в Россию в 1886 году станция окончательно запустела, и через некоторое время ею воспользовались для опытов по искусственному рыборазведению. В 1887 году на ее месте была устроена база для миноносок.

Работая на своей станции, Миклуха-Маклай, сначала изредка, а потом все чаще, стал навещать семью бывшего премьер-министра Нового Южного Уэльса, сэра Робертсона, жившего в своем имении «Clobelly», в двух километрах расстояния от морской зоологической станции. Скоро стало ясно, что его привлекает общество молодой и красивой Маргариты Робертсон, дочери бывшего премьера. Чувство русского ученого не осталось неразделенным. Не только громкая слава о его путешествиях, но и внешность, полная мужества и своеобразной красоты, привлекала к нему людей. Вот как описывает внешность Миклухи-Маклая один из его современников: «Над высоким лбом поднимались у него обильные кудри рыжевато-шатеновых волос; небольшие усы и коротко подстриженные баки и борода окаймляли узкое бледное лицо с прямым, правильным носом и большими мечтательными глазами. Личность его внушала симпатию женщинам, но он сам предпочитал одиночество и не любил женского общества».

Последнее замечание, впрочем, надо принять с оговоркой — так было до 1884 года; в этом году, 27 февраля, он вступил в брак с Маргаритой Робертсон. В молодой женщине он нашел надежного друга, вполне понимавшего его и сочувствовавшего его благородной деятельности.

В марте 1884 года Миклуха-Маклай вновь обратился к русскому правительству с предложением официально признать самостоятельность берега Маклая и принять эту территорию под свое покровительство. Его обращение было продиктовано тем, что в восьмидесятые годы особенно усилилось стремление европейских держав к захвату океанийских островов. Каждый год Англия, Германия и Франция заявляли свои притязания то на ту, то на другую территорию. Желая заинтересовать русское правительство своим предложением, Миклуха-Маклай обратился с письмом к великому князю Алексею Александровичу, считавшемуся шефом русского военного флота, доказывая ему, какие преимущества получил бы русский тихоокеанский флот, имея собственные базы в таком важном географическом пункте на рубеже Индии и Австралии. Но его предложение и на этот раз было принято с полным равнодушием. Ученый даже не получил ответа на свое письмо.

Миклуха-Маклай оставался в Сиднее до февраля 1886 года. За это время у него родилось два сына: Александр-Нильс и Владимир-Оллан. В феврале 1886 года он решил на время оставить семью и поехать в Петербург, намереваясь лично выступить в защиту своих предложений. Чтобы широко заинтересовать общественность России, в первую очередь молодежь, от которой он ждал горячего отклика, Миклуха-Маклай решил издать свои научные работы и дневники путешествий. Кроме того, он взял с собой уцелевшие коллекции, предполагая выставить их на всеобщее обозрение в зале Академии наук в Петербурге.

Летом 1886 года знаменитый путешественник был уже в северной столице. Первым делом он официально представил свой проекту устройства русской колонии на берегу Маклая.

Но в это время случилось то, чего больше всего боялся Миклуха-Маклай. Германия самым наглым образом посягнула на северо-восточную часть Гвинеи, объявив о своем протекторате над ней.

Страстно желая осуществить свою мечту, Миклуха-Маклай обратился тогда к царскому правительству с предложением основать русскую колонию «на одном из островов Тихого океана».

По распоряжению Александра III знаменитому путешественнику было предложено несколько вопросов. На первый вопрос, какой именно остров он имеет в виду, Миклуха-Маклай ответил, что колония могла бы быть основана на одном из независимых еще островов. На второй вопрос — об отношениях будущих колонистов к земельной собственности — он ответил, что колонисты будут занимать свободные земли или же земли, добровольно уступленные местными жителями. На третий вопрос — о денежных средствах для осуществления предприятия — он прямого ответа не дал, заявив, что каждое лицо, которое пожелает поселиться в колонии, должно будет располагать определенной суммой, необходимой для переезда, первоначального обзаведения и так далее. Этот уклончивый ответ объяснялся тем, что, задумав основать колонию на утопических основах первобытного коммунизма, Миклуха-Маклай не представлял себе, какую там роль должны играть деньги. Поэтому платой за переезд и покупкой в России необходимого на первоначальное обзаведение инвентаря, казалось ему, полностью исчерпывалась потребность колонистов в деньгах. На четвертый вопрос, какие у него имеются ручательства в том, что переселенцы найдут средства к пропитанию ввиду трудности для белых заниматься под тропиками полевыми работами, он ответил, что колония будет устроена в местности с подходящим климатом, здоровой водой и там, где есть строевой материал. А плодородная почва с избытком вознаградит труд колонистов. На пятый вопрос, какое сообщение предполагается установить между колонией и метрополией, он ответил, что можно приобрести на средства колонистов морские парусные (или даже паровое) суда.