Брюс Ли. Путь воина

Эта концепция получила свой отклик в области японского искусства фехтования, кэндо, о котором мы уже говорили, поскольку в руках человека, одновременно владеющего Дао и кэндо, меч может, в порядке любопытного противоречия, стать символом ненасильственного сопротивления. Фактически, школа высочайшего уровня кэндо называется «школа без меча», и по этому поводу существует история, которая сразу же вызывает в памяти «искусство сражения без сражения» — сцену из фильма «Выход Дракона», описанную выше.

Эта история гласит, что однажды некий великий самурай плыл на пароме. Когда паром отчаливал от берега, на него взошел подвыпивший буйный самурай и начал хвастаться своим умением владеть мечом.

Он обернулся к первому самураю и сказал: «Эй, ты! Как называется твоя школа фехтования?»

Первый самурай ответил: «Моя школа называется “школа фехтования без меча”».

Буйный самурай был очень заинтригован и спросил высокомерно: «Покажи-ка мне, что это за школа, где фехтуют без меча!» — и тут же вытащил свой меч, вызывая на сражение первого самурая.

Первый самурай не сделал того же самого, а вместо этого сказал: «Я буду рад показать тебе мое искусство фехтования без меча, но, если мы будем драться здесь, мы можем причинить вред невинным пассажирам. Почему бы нам ни устроить сражение вон на том острове?»

Буйный самурай согласился, что это хорошее место для сражения, поэтому он приказал паромщику грести к острову. Когда они подплыли к острову, хулиганствующий самурай спрыгнул с парома на остров, готовый немедленно начать драку, и в этот момент первый самурай выхватил весло у паромщика и оттолкнулся от берега, направив паром туда, где было глубоко, бросив тем самым побежденного пьяного самурая на острове.

«Эй, слышишь, — крикнул он ему, — это был мой метод фехтования без меча!»

Как видите, высочайшее искусство сражения, как для Брюса Ли, так и для этого самурая, заключалось в том, чтобы достигнуть такого уровня отточенности ума, при котором возможно добиться полной победы, даже не прикасаясь к оружию. Безусловно, таково было убеждение Ли в отношении его собственного искусства джит кун до. Фактически, с этой целью Ли совместно со сценаристом Стирлингом Силифантом набросали на бумаге следующие строчки, которые звучат в первой серии телесериала «Длинная улица», вышедшей на экраны в Северной Америке в 1971 г.:

«Ли, я хочу, чтобы ты поверил: это больше, чем просто обучение искусству самозащиты. Пару раз ты как-то говорил мне, что я должен чувствовать, как мое тело и моя голова действительно работают заодно. Забавно, что вне боевых искусств, вне боев я чувствую себя как-то мирно. Каким-то образом без враждебности. Почти так, как будто, владея джит кун до, я ощущал бы, что достаточно просто владеть им. И, владея, никогда не применять его».

Глава 14

Уроки сына мастера

Я встречался с Брэндоном Ли только один раз — это произошло в маленьком офисе в Прайм Тикет Билдинг в Сенчери-Сити, Калифорния. Как ни удивительно, но эта единственная встреча, как выяснилось впоследствии, оказала на меня глубокое влияние как в личностном, так и в профессиональном плане. Во многих отношениях семена, из которых выросла эта книга, были посеяны именно на этой встрече, поскольку Брэндон и его высказывания о духовности, о самопознании как метафизической точке отсчета человека и его интерпретация философии джит кун до его отца придали совершенно новые оттенки моей философской палитре, оттенки, которые с тех пор расцвечивают мою жизнь и работу.

Судя по письмам, которые приходили ко мне все эти годы, этот разговор с Брэндоном оказал подобное же влияние и на других людей — на тех, кто читал отрывки отредактированных стенограмм, которые появились потом в нескольких журналах по боевым искусствам. У меня сохранилась аудиозапись нашей беседы, и я время от времени прослушиваю ее, чтобы освежить в памяти некоторые из философских догадок, с которыми Брэндон поделился со мной во время нашей встречи. Пересматривая опять этот материал и отмечая, что Брюс и Брэндон были во многом похожи, я больше всего поражаюсь глубине их философского видения.

Особенно сильное впечатление в тот жаркий влажный день произвела на меня абсолютная искренность его души, та простота, с которой он общался со мной без малейшего намека на искусственность или смущение, откровенно, продуманно и честно. Я буду всегда признателен ему за это переживание и за те уроки, которые преподал мне сын мастера в тот день.

Но я забегаю вперед. Проявите снисходительность ко мне — я собираюсь предаться воспоминаниям о том, как произошла эта встреча — или, лучше сказать, как она почти не произошла. Помню, как я ехал — очень быстро — на машине, в состоянии, близком к безумной панике, вверх и вниз по нескончаемым улицам и, казалось, что их было чуть ли не тысяча, этих улиц, которые вместе составляют всегда многолюдные окраины Лос-Анджелеса, известные под названием Сенчери-Сити.

И когда я наконец нашел тот дом, которому предстояло быть конечным пунктом моего назначения на остаток утра, часы показывали уже 11.15. Неплохо — для меня. К несчастью, предполагалось, что я буду там в 11.00. Вечная история: как всегда, я опоздал.

Но еще хуже было то, что я опоздал на интервью, добиться которого мне стоило огромных трудов — интервью с Брэндоном Ли. С этим человеком я мечтал поговорить с тринадцати лет. Это был тот момент в моей жизни, когда я впервые узнал о Брюсе Ли, о том, что он умер молодым, но что его жизненная энергия продолжает существовать в двух его детях, восьмилетием мальчике и четырехлетней девочке. И как только я обо всем этом узнал, я понял, что однажды я встречусь с этим мальчиком. Почему я был так уверен в этом тогда, в том возрасте? Сейчас у меня есть только самые смутные размышления по этому поводу, но, как бы там ни было, наши пути действительно пересеклись — в этом маленьком офисе неподалеку от бульвара Санта-Моника примерно девятнадцатью годами позже. Здесь мне следует упомянуть, что я также довольно хорошо знал «маленькую девочку» Брюса Ли, Шэннон (она выросла и превратилась в удивительное прекрасное существо и по праву признанную первоклассную актрису), но вплоть до того самого дня в августе 1992 г. единственная личность, с которой за весь этот долгий период времени я больше всего на свете хотел познакомиться, был Брэндон Ли.

Когда я вошел в здание и представился в приемной, его рекламный агент Робин Баум попросила меня подождать в соседней комнате, а сама пошла доложить обо мне. И пока я занимался приготовлениями к интервью — проверял батарейки в магнитофоне, просматривал список вопросов и т. д., — дверь внезапно отворилась и в комнату вошел Брэндон Ли. Я положил все мои материалы на крышку большого стола для совещаний, который занимал большую часть комнаты, и повернулся, чтобы встретить «друга», с которым я еще не был знаком. У Брэндона была твердая пружинистая походка, спокойная и естественная манера держаться. Я вспоминаю, что мне страстно хотелось запомнить момент встречи, запомнить такие вещи, как установление зрительного контакта, прикосновение руки, когда мы обменивались приветственным рукопожатием. Я вспоминаю также, что меня поразили проницательные зеленые глаза Брэндона — я почему-то не сомневался, что они должны быть карими (хотя почему я так считал, не могу себе представить).

После того как мы пожали руки, помню, последовал момент молчания — он никоим образом не был неловким, — во время которого ни один из нас не сказал ни слова, но мы не отводили глаз друг от друга. У меня было странное ощущение, будто я давно знаю человека, стоящего в эту минуту передо мной. Без сомнения, оно было основано на том факте, что я наблюдал глазами прессы, как из мальчика он превращался в мужчину, и следил за продвижением его карьеры. Был храбрый девятилетний мальчуган, державший мать за руку и тем самым пытавшийся утешить ее во время похорон своего отца в Сиэтле; был гордый юноша на премьере того, что оказалось последним фильмом папы, «Игры со смертью», совсем недавно он был подающей надежды молодой суперзвездой, готовый пробить собственную нишу в Голливуде. Теперь все эти образы предстали предо мной, переродившись в молодого человека, готового померяться силами со всем миром — по его собственным словам.