Страница 42 из 110
И студенты — такие свежие и легко отзывающиеся умы! Вот в английской группе позавчера занимались Генри Фордом (он важнейшая тут фигура, важнее Вашингтона и Линкольна), и я предложил им подумать над философией человека в автомобиле. И сразу отозвались:
— Приводит к разделению семей — сепаратизм. Можно не жить вместе.
— Все время переезды, переселения. — Исчезло Пространство, понятие Дали.
— Ну, а минусы какие? — им я. — Учитесь и негатив видеть во всяком явлении.
— Окружающая среда отравлена — воздух.
— Человек уж и живет в автомобиле: там и телефон, и компьютер, и спальня. Зарылся… И ног ему не надо.
«А вместо сердца — пламенный мотор», вместо ног — колеса. Так что обычай пионеров-первопроходцев — ноги на стол — был как бы заявка-воление американской психеи: отменить их! — в ответ на что и изобрелся автомобиль…
Но, конечно, не знают студенты европейского наследия культуры— мифов и проч. И вот что еще мне объяснила на днях хозяйка салона в Рассел-хаузе:
— Сейчас движение к равенству меньшинств и их культур приводит к тому, что мифы Греции уравнены в правах с мифами племени банту, например; а литература Сенегала претендует равняться с литературой Франции. И вот калейдоскоп культур, множество мелочей.
— Да, европейской культуры наследие — как общий язык — было. А теперь что же — пропасть ему из-за демократии и равенства? Нечем понимать будет друг друга.
Сейчас тут помешались на правах меньшинств — и такие они агрессивные: черные, цветные, женские и проч. Последнее-то — и не меньшинство, а «половинство» рода человеческого…
6. Х. Но тут приехал Майкл Холквист и повез к себе в Йель на уикэнд. И когда выстроилась очередь у светофора и все послушно ждали при красном свете, я понял: так вот почему так законопослушны американцы и математико-логичны! Потому что ежесекундный тренинг на законопослушание проходят, дрессируются, сидя в своем автомобиле. Тут уж железный закон и казнь за непослушание. А также в кровь и подкорку и автоматику им вгоняется бинарно-компьютерная логика: «да — нет». Так что и правосознание, и логика американца во многом— функция его жизни в автомобиле в качестве нового кентавра. А ну-ка, как прозвучит новообразование по-русски? МЭН ИН Э КАР. Неплохо—заморски… И мышление их вышколено на прямолинейно-бинарные ходы, а не по бокам глазеть и причудливо петлять, как по тропам и ложбинам природы и в лесу русаки еще чудесят, где «у нас дороги плохи» — вечно: от Пушкина до наших дней…
Потом ходили на американский футбол, и дивился я. Стоят команды против команды, набычившись, и даже как орангутанги: длинные руки-конечности спустив к земле, как на старт для бега. Потом бросаются на мяч, наваливаются друг на друга, куча мала. Если кто успеет с мячом вырваться и убежать — на него бросаются, валят за ноги. Задача— продвигаться поступательно с линии на линию на поле противника.
— Да это ж бульдожья хватка! — говорю.
— Да, и патрон этой игры — Бульдог, — сказал Майкл. — Видите: на нашей стороне, где команда Йеля, черный бульдог: это человек в маске и шкуре. А на той — белый.
— Прямолинейное упорство в достижении цели — шаг за шагом. Но не маневренная игра с пространством, как артистичен в этом европейский футбол. С воображением. Как и войны маневренны. Наполеон… Тут же — обезьяньи членистоноги, как у Линкольна узловатые конечности, — в цепком ходу. Много динамики, напряжения энергии — и меньше кинетики, движения. Ну да: тут человек — мотор, электричество, воля. А движение — это уж не ему, а машине…
— Спорт вообще очень большое место в американской жизни занимает, — Майкл отметил.
Ну да: тренировка упорства в достижении цели. И школа брутальности и соперничества — не мягкости, галантности и взаимности, как любовная игра во французстве, например…
Но как перерабатывают! Переутомляются в работе. Об этом кино, что вчера смотрели: «Кинг Фишер» — как Чашу Грааля сумасшедшие искали в Нью-Йорке. И видишь: как перенапряжены нервы работой у них. Стрессы. Сгорают — до видений и чертиков, до психопатии и наркотиков.
О, американцы — это люди-огни. Языки пламени. Заряды. То-то с легкостью снимаются с мест и преодолевают тягу матери—сырой земли в Старом Свете, а в Новом она уже им не мать, так что легко орудуют с нею — без священства и пиетета.
А русский человек — понял! — не может преодолеть гравитацию— притяжение матери—сырой земли — и гасится: не хватает огня взлететь — лишь «рыцарь на час», «проблеск» и «недоносок» (как Некрасов, Тютчев и Баратынский явили). И тянет к покою — «забыться и заснуть»…
И европейская механика закон инерции априорно приняла: стремление тела к покою или равномерному (монотонно-сонному) движению, тогда как американская механика бы, по крайней мере, в аксиому равноускоренное движение положила: ибо человек тут разгорается на работу за жизнь — разрастается его дело в объеме.
11. Х. Передумывая для американов русскую историю всю, вижу, что, если бы дать нормальным темпом (без подстегиваний) России жить и себя осваивать — при малом населении центральной Руси, где она зачалась, в ее лесах и прогалинах, при мало пассионарном человеке, довольствующемся малым, не много производящем и не много рожающем, — то чтобы заселить натуральным расширением и охозяйствить этот бесконечный простор, понадобилось бы тысяч 50 или 100 лет. Но это — не по темпо-ритму окружным народам и странам, и они стали нападать и тем стимулировать организацию и структуризацию Руси — в социум, государство и цивилизацию. И так и пошло: под ударами извне и нажимами — и при форсировании уже со стороны Государства мощного.
Так что, если американское развитие — искусственно-ургийно, то есть не по органике-воле матушки природы здешней, то русское развитие тоже искусственно-усильно, но не через Труд, а через Власть. Не через Злато, а через Булат. И это — наш стиль, и ничего тут не поделаешь. Только меру, конечно, надо тут находить. Но с принципом меры у нас слабо всегда: заходим в раскачке в крайности…
12. Х. Рассказывал мне позавчера Алексей из Иркутска (что тут по обмену на год) про студентов-американцев, с кем вместе живет, как они проводят день. Встают в 8.30. Классы — в девять, но немного их, обычно два в день. Потом много спортом занимаются — часа три. После ужина в шесть-семь принимаются за чтение — под музыку. Но тут же телефоны, долго говорят. Потом друг с другом общаются, смешат, могут брызгалкой поливать, шутить, развлекаются так. Главное — ищут и делают «фан» — что-нибудь смешное, и готовы откликнуться на все: простодушны, инфантильны. Потом — в кино. После полуночи начинают слоняться просто — ни спать, ни делать что. Засыпают в три ночи.
— Самое влиятельное у них — феминизм! Девушки — как мужчины, да еще мужественнее хотят быть. Знакомятся сами. Ухаживаний не принимают. Вообще все весьма пуритански, хотя могут и изнасиловать мужчину. Нас стараются презирать. Ничего романтического и любви. А — товарищество, дружба. (Наверное, как и на советчине в 20-е годы, думаю.) Но занимаются мало, и непонятно, какое добудут образование.
— Так их японцы обгонят, что старательно штудируют, — говорю.
— Тут в Весленском университете — оплот либерализма. И студенты что хотят, то и выбирают: классы, курсы. Но и могут выйти отсюда совсем без фундаментального образования. Например: запишется на курс классической музыки, сидит и слушает симфонии — без анализа и музыковедения. Другой курс — какую-нибудь генетику он же возьмет. Конечно, причудливые сочетания — и это интересно. Но ведь дети поступают — и что могут выбирать?…
— Да, выходит, наше государственное программное обучение все же некий фундамент общей культуры лучше дает. А потом — разнообразь сам. Тоже разница: тут сразу, сызмала человек себя отличным формирует. А у нас лишь потом: как вариация Единого «мы».
Хотя разве здесь не унифицируют друг друга — общением компаний? То же феминистское движение…