Страница 8 из 41
Наши вечера были теперь заполнены. Отец приходил с работы, долго мыл руки, которые за день покрывались желтыми и зелеными пятнами ожогов от химических реактивов. Потом мы усаживались вокруг стола и начинали группировать отдельные листки найденной рукописи. Уже было ясно, что перед нами история одного или нескольких Меканикусов. Здесь же находилась старинная торговая книга. Отец больше всего удивился ей.
— Странно, очень странно! — сказал он. — Я в детстве видел старинную торговую книгу и как раз за эти годы. Наши дальние родственники, Меканикусы из Гента, привозили ее моему отцу как семейную реликвию… Зачем понадобилось замуровывать такую же? Да и, вообще, зачем нужна была вторая книга?..
— Меня это не удивляет, господин инженер, — улыбнулся Франсуа. — У всех крупных торговцев всегда ведется еще одна книга. В одну пишется одно, а в другую…
— Вы подозреваете, что…
— Нет. нет, — спокойно возразил Франсуа, — так у всех, это правило… Мало ли что… Бывает, что приказчик за известную плату передает другой фирме секрет хозяина, а без секретов в торговом деле никак нельзя…
В лицее я стал отличаться прилежанием, особенно по точным наукам. Однажды не без хвастовства я сказал, что могу быть только химиком, даже если захочу стать кем-нибудь другим, — мне нельзя… Мы, Меканикусы, происходим от древних алхимиков Фландрии.
Мое заявление произвело огромное впечатление, что не помешало Вольфгангу Матерну назавтра встретить меня насмешливым выкриком:
— Ребята, великий маг, обманщик и волшебник Намюра грядет!
Я набросился на Матерна и задал ему трепку, хотя его слова были не так уж мне неприятны.
Разбор рукописей мы с отцом начали с пухлой пачки, в которой первый из Меканикусов повествовал о своей жизни и приключениях.
Передо мной нет сейчас этого документа, но я его столько раз читал, что без больших ошибок могу воспроизвести по памяти. Да, род Меканикусов действительно шел не от рыцарей…
Не было в нашем роду ни богатых вельмож, ни сановников церкви; больше того, первый из Меканикусов, шагнувший к нам со страниц найденной рукописи, был до обиды безродным, чумазым и вороватым пареньком. К чести его можно сказать, что в своих записках он был чистосердечен, в своих действиях — находчив и смел.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
История приключений, невзгод и успехов Одо, первого из Меканикусов
«Я, Одо, алхимик епископа Льежского, — так (насколько мне не изменяет память) первый из Меканикусов начинал свои повествования, — рожденный от честных родителей в год, который не знаю, в деревне, названия которой не помню, начинаю эту историю в назидание своим потомкам — наследникам моего славного и могучего ремесла; пусть умножают они опыт и знания, пусть продолжают эти записки. И бог да поможет им, как он помогал мне в моих трудах и многочисленных испытаниях. То, что я остался жив, несмотря на непрерывные невзгоды, до сих под удивляет меня. Я видел голод и мор, пережил войны и плен. Тело мое хранит следы от воинских ран и страшных орудий пытки. Я узнал гнев знатных рыцарей и алчность гордых епископов, я видел блестящие турниры и кровавые усмирения народных мятежей. На моей памяти гибли и воскрешались графства. На моей памяти десятки различных народов топтали своими конями древнюю землю Брабанта и Намюра[4]. Я видел воинственных, никогда не расстававшихся с мечом священников и набожных вассалов, которые мечтали только о том, чтобы стать приорами монастырей, в надежде, что имя святого остановит кровавые устремления соседей-баронов.
Что помню я? Помню дом со стенами из глины и соломенной крышей; помню своего отца, высокого и крепкого крестьянина; помню мать, окруженную оравой кричащих ребятишек. Я не уверен, что это были мой отец и моя мать — мне всегда доставалось больше тумаков, чем старшим или младшим братьям. Правда, сейчас, на склоне лет, я думаю, что каждый из моих братьев мог считать пинки и затрещины, падающие на его долю, гораздо более ощутимыми, чем те, что приходились остальным.
Моя самостоятельная жизнь началась, по приблизительным подсчетам, в 1250 году. Мне было шесть или семь лет, когда мы, возвращаясь с ярмарки, были застигнуты конным отрядом какого-то кастеляна. При первом же шуме я спрыгнул с телеги и спрятался в кустах. Со стороны дороги доносились какие-то крики, ржание коней. Гремя колесами, промчались по дороге повозки, и все стихло. А я все сидел в кустарнике, боясь шелохнуться.
На рассвете я осторожно выбрался на дорогу. Лицом вниз лежал мой отец. Он был холоден, как утренняя земля, на которой он лежал. Я прижался к нему, тряс его за плечи, но напрасно. Со стороны болот медленно наступал густой туман. Солнце поднималось все выше и выше, а туман становился гуще, воздух все более холодным. Я не плакал. Слишком грубым было мое «воспитание», да и жили мы тогда в очень жестокий век. Это замечание может вызвать удивление, так как только недавно мы все были свидетелями величайшей битвы, в которой ткачи и валяльщики, шерстобиты и кузнецы разбили высокомерное и жестокое французское рыцарство короля-фальшивомонетчика Филиппа IV[5]. Многие порицают наших славных горожан за жестокость, которую мы якобы проявили в этой битве. Да, мы не брали в плен разряженных кровопийц-рыцарей, но срывали с них доспехи. Все помнят ту огромную кучу золотых шпор, которую мы сложили на городской площади.
Наша вынужденная жестокость была вызвана бессердечием рыцарей Роберта Артуа, нашедшего свою смерть от копья чесальщика шерсти из Варегема. Надо полагать, что в случае победы французских рыцарей на городской площади была бы сложена куча не из шпор, а из голов наших смелых фландрцев.
Однако мне, пережившему столько бед, ясно видно, что жестокости приходит конец и что недалек тот день, когда над землями дорогой нам всем Фландрии воцарится божий мир.
Оставшись одиноким, я сделал то, что сделал бы каждый покинутый ребенок на моем месте, — я пошел по дороге. Мне некого было ждать, и никто не стал бы искать меня. Дом свой я и не пытался найти, так как уехали мы от него далеко. Помню, что мы проезжали две или три крепости, помню большие мосты над быстрыми реками…
Все теперь было незнакомым. Впереди чернел лес, справа вставали высокие и голые горы Арденн. Я шел весь день. К вечеру, прокравшись сквозь открытые ворота какого-то замка, я отыскал вход в трапезную монахов-каноников. Один из них пожалел меня и хотел накормить, но появившийся в трапезной важный рыцарь увел меня в другую комнату и стал расспрашивать. Я повторил свой рассказ, сказал, что мой бедный отец все еще лежит на дороге к замку… Рассказ не понравился рыцарю. Он приказал своим слугам вывести меня на дорогу и запретил канонику проводить меня.
И замелькали под моими ногами камни древних дорог. Сейчас, умудренный чтением многих хроник и летописей, я знаю, что нечестиво топтал своими босыми ногами камни, по которым шли римские легионы Цезаря[6]. Шли, чтобы начисто уничтожить славные племена, населявшие древние земли Брабанта и Генегау, Фландрии и Артуа. По этим же дорогам шел первый наш епископ — святой Серваций, неся бедным язычникам крест и имя Иисуса Христа. Правда, насколько я знаю епископов, они редко ходят пешком, предпочитая крытые повозки на высоких, обитых железом колесах, и за ними всегда едет целый обоз с хлебом и вином, медом и искусно приготовленным мясом, а впереди и по бокам скачут рыцари — вассалы епископа, но все могло быть по-другому в те далекие времена.
Во время своих странствий я примыкал и к нищим, и к странникам, возвращавшимся из святых земель Палестины или из Рима, слышал десятки удивительных рассказов о войнах и о разбойниках, о нравах христианских королей и халифов Востока. Старался я услужить странникам чем и как мог, получая в награду чаще всего зуботычины.
4
Древнюю землю Брабанта и Намюра… — названия феодальных владений в средневековой Бельгии.
5
Короля-фальшивомонетчика… — здесь Одо Меканикус, по-видимому, имеет в виду битву возле города Куртре, известную под названием «битвы шпор». Это сражение между 20-тысячным пешим войском фландрских ремесленников и горожан с 47-тысячным войском рыцарской конницы произошло 11 июля 1302 года. Рыцари французского короля Филиппа IV Красивого потерпели сокрушительное поражение. Одо называет Филиппа IV королем-фальшивомонетчиком. Это его более точное прозвище, так как Филипп IV предпринимал перечеканку денег с целью наживы. Эти деньги народ не без оснований считал порченными, фальшивыми. Битва всколыхнула всю Европу. Через несколько лет (в 1315 году) французский король Людовик X предпринимает парадный рыцарский поход с целью проучить «чернь». Экспедиция двинулась в поход в сентябре и завязла в осенней грязи, так и не дойдя до Фландрии.
6
Шли римские легионы Цезаря… чтобы… уничтожить… племена… Брабанта и Генегау… — Войска римлян в ожесточенных сражениях завоевали к 57 году до нашей эры территорию, на которой позже возникла Бельгия. Завоевание сопровождалось массовым уничтожением местного населения, принадлежащего к кельтской группе племен. Общее название этих племен — белги. Закаленные в частых, схватках с воинственными германскими племенами франков и фризов, они оказали яростное сопротивление римским легионам. В отместку римляне уничтожали поголовно всех мужчин этих племен, как было, например, с племенем эбуронов.