Страница 47 из 79
Тем не менее, даже если бы мы и начали проигрывать, получив удар в правый фланг из Польши и Венгрии, то это происходило бы на чужой территории, а не на своей. Не разрушалась бы экономика, не гибло мирное население. Отсутствие боевого опыта в значительной степени было бы компенсировано исключительно благоприятной стратегической обстановкой. Можно предполагать, что, в конечном счете, наши потери не превысили бы одного миллиона человек, вместо как минимум 27 млн, причем война, видимо, была бы закончена не в Берлине, а на берегу Ла-Манша, поскольку Штаты оказывались бы в стороне от войны, а Англия в тот момент не способна была на полноценный десант в Европу. И не в 45-м, а, в худшем случае, в 43-м.
Куда бы после этого пошла история человечества, сейчас сказать невозможно, но нам явно хуже бы не было. Может быть, в конце 80-х антикоммунистические «бархатные революции» происходили бы не только в Восточной, но и в Западной Европе. Может быть, мы в итоге пришли бы к тому же, что имеем сегодня. Только без Хатыни, Освенцима, Бухенвальда, блокады Ленинграда, руин Сталинграда и множества других советских городов, да и, скорее всего, без превращенных англичанами и американцами в щебенку городов Германии[195].
По мнению Е. Конюшенко, о своих истинных планах большевики не кричали на весь мир. Так преступники не кричат на всех углах о своих преступных умыслах. Как и всякая преступная организация, большевизм действовал тайно, используя ложь и дезинформацию в государственных масштабах. Документы, изобличающие, может быть, самую важную, самую сокровенную тайну большевизма, все никак не находятся. Одно из немногих исключений — текст речи Сталина на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 19 августа 1939 г., снимающий все вопросы об истинной роли большевистского государства в развязывании новой широкомасштабной войны в Европе. Правда, это не официальный документ, а запись сталинского выступления, сделанная одним из участников этого заседания.
Но тем не менее — реакция на этот сенсационный материал, опубликованный Т. Бушуевой в 1994 г. в двенадцатом номере журнала «Новый мир», со стороны российского исторического сообщества оказалась весьма вялой и маловразумительной. Оказывается, не так просто вылезти из шкуры советского историка, занятого не поиском истины, а обслуживанием спускаемых сверху определенных идейных установок. К тому же у большевизма в России до сих пор, по-видимому, остаются верные хранители, так сказать, наследники «светлых» идей. А вот советская литература 30-х гг., проникнутая угаром будущей революционно-всемирной войны, проговаривала почти все до конца[196].
Действительно, в художественной литературе о начальном периоде войны было написано немало. Знаменитый в свое время роман Николая Шпанова «Первый удар», впервые появившийся в 1936 г. и повествующий о грядущей молниеносной победе над агрессивным германским фашизмом, вскоре был переиздан не где-нибудь, а в воениздатовской «Библиотеке командира». Другая нашумевшая книга того же жанра, роман Павленко «На Востоке» (1936), в течение трех последующих лет выдержала более десяти изданий. Оба автора описывают сокрушающий удар Красной Армии по врагу.
Режим, установленный большевиками, был нацелен на «мировую революцию». В рамках этой логики Сталин действовал точно и неотвратимо. Беспощадное подчинение крестьянства; индустрия, возведенная на рабском труде, как вольных, так и зэков; создание гигантской армии и первоклассного вооружения, — и все это с невероятной скоростью. Важную роль играла репрессивная система, исключившая хоть какие-то намеки на сопротивление, неподчинение и инакомыслие. Советская военная промышленность была нацелена на выпуск главным образом наступательных, а не обронительных вооружений. В 1930-е гг. становится массовой подготовка парашютистов-десантников, а этот род войск предназначен для наступательных, а не оборонительных операций. В конце 1930-х — начале 1940-х гг. создаются и усиливаются особые войска НКВД (мотострелковые дивизии), предназначенные не столько для военных, сколько для репрессивно-карательных действий с целью «освобождения» Европы от помещиков и капиталистов.
Пропагандистская машина была нацелена на будущую войну. В литературе 1930-х гг. не было той противоречивости и недосказанности, которая содержались в высказываниях высших лиц правительства. На главный вопрос, к какой войне готовилось сталинское руководство, она давала ясный ответ: к войне революционно-классовой, по типу гражданской, во всемирном масштабе. Такие представления о последствиях грядущей войны не были плодом творческого воображения авторов, но являлись отражением утвердившейся в партии концепции и, кроме того, взглядов самих художников слова, прекрасно понимавших, в какую эпоху им выпала честь жить и творить. Писатель В. Киршон, например, в ответ на утверждение одного французского публициста о сходстве того пафоса и энтузиазма, которые переживала советская молодежь, с пафосом поколений, совершавших великие крестовые походы или завоевывавших мир в войсках Наполеона, категорично заявлял, что ничего подобного раньше не было и не могло быть. «Поймите, что все эти завоеватели, о которых вы говорите, меняли границы территории, — мы меняем границы истории, точнее — мы начинаем настоящую историю человечества».
Активно работало на милитаризацию страны и песенное творчество. По мере приближения войны воинственный пафос песен повышался.
Вся страна распевала песни из фильма «Трактористы», «На границе тучи ходят хмуро» и о танкистах:
Апофеозом военной истерии был фильм «Если завтра война…», о том, как Красная Армия шутя отбрасывает зарвавшихся агрессоров, посягнувших на священные рубежи. Там была песня, которую также подхватила вся страна:
В 1939–1941 гг. Молотов, Жданов, Щербаков, Мехлис — ближайшие соратники Сталина — уверенно говорили о «расширении границ социализма» на крыльях будущей войны. 1 октября 1938 г. на совещании пропагандистов Москвы и Ленинграда Сталин заявил, что «бывают случаи, когда большевики сами будут нападать»[197].
19 августа 1939 г. состоялось секретное заседание Политбюро, где Сталин заявил о необходимости подписания договора с Германией. Позднее, в конце ноября 1939 г. во французских газетах было опубликовано сообщение агентства «Гавас» с изложением речи Сталина на этом заседании Политбюро. Моментально в газете «Правда» появилось опровержение «О лживом сообщении агентства «Гавас». По этому поводу В. Суворов высказался так: «Агентство «Гавас» раскрыло самые сокровенные намерения Сталина»[198]. Подтверждение подлинности сообщения агентства «Гавас» о речи Сталина можно найти в книге Уинстона Черчилля «Надвигающаяся буря»: «Вечером 19 августа 1939 г. Сталин объявил Политбюро о своем намерении подписать с Германией пакт».
195
Храмчихин А. Вторая мировая: сослагательное наклонение // Знамя. — 2005. — № 5.
196
Конюшенко Е.И. Большевизм и Россия. К начертанию российской истории XX века // www.infoliolib. info/
197
Мельтюхов М. Преддверие Великой Отечественной войны 1939–1942 гг.: становление великой державы // Правда Виктора Суворова. Переписывая историю Второй мировой. — М.: Яуза, 2007. С. 31–108.
198
Суворов В. Ледокол. Кто начал Вторую мировую войну? — М.: Новое время, 1992.