Страница 124 из 126
Лунц озадаченно смотрел на своего гостя.
— Вы так серьезно говорите обо всем этом, — в раздумье сказал он.
Их глаза на мгновение встретились, и Лунц почувствовал, как холодок пробежал у него по спине: так глубок был взгляд внимательных, понимающих и чуточку печальных глаз его собеседника. Но уже через мгновение эти глаза прищурились в улыбке.
— Я шучу, Дмитрий Сергеевич, шучу, — в легком тоне проговорил Даль, — и вообще, самое лучшее, если вы не будете относиться серьезно ни к моему появлению, ни к моим словам.
Лунц засмеялся и покачал головой:
— И все-таки вы говорите такие вещи, что я иной раз сомневаюсь человек вы или нечто другое?
Засмеялся и Даль:
— Все зависит от точки зрения.
— То есть?
— С точки зрения анатомии и физиологии я самый настоящий человек. Надеюсь, это не вызывает у вас сомнений. А вот в эволюционном аспекте между нами нет ничего общего. Я родился примерно в одиннадцати миллионах световых лет отсюда.
— В другой галактике?
— Совершенно верно.
— А наше сходство?
— Лучше сказать — идентичность. Чисто случайное явление на фоне общих закономерностей. Собственно, это обстоятельство и учел центр, когда разрешил мне часовую отсрочку. Антропоиды в нашей метагалактике так редки! Наша встреча, да еще в такой ситуации показалась центру чудом. Дежурный совет растаял от умиления и на целый час предоставил мне полную свободу действий.
— Что еще за центр? — полюбопытствовал Лунц.
— А разве я не говорил вам об этом? Межгалактический центр вечного разума.
— Вот даже как, вечного!
— А вы полагали, — в голосе Даля послышались иронические нотки, — что разум создан персонально для человеческого общества?
Лунц пожал плечами:
— Я не страдаю антропоцентризмом. Однако убежден, что разум как особое свойство материи является порождением именно нашей, звездно-галактической эпохи.
Даль осуждающе покачал головой:
— И вы утверждаете, что не страдаете антропоцентризмом? — Он лукаво прищурился. — Кстати, Дмитрий Сергеевич, вы не пытались зримо, осязаемо представить себе, что такое вечность? Вслушаться в ее движение, почувствовать ее полет, ощутить ее острый дразнящий аромат? — Глядя на недоуменное лицо Лунца, он усмехнулся и с оттенком мечтательности продолжил: — Вечность. Что такое ваша звездно-галактическая эпоха, эти жалкие десятки миллиардов лет по сравнению с вечностью? Ничтожная микросекунда в бесконечном вихре времени. Чем это качание мирового маятника лучше остальных, ему предшествовавших? Тех бесчисленных качаний, которые вы так бесцеремонно лишаете права на разум?
Нахмурив брови, Лунц вдумывался в его слова.
— Так вы полагаете, — недоверчиво начал он, — что разум возникал многократно? В разные эпохи, на разных качаниях мирового маятника, как вы выражаетесь?
— Конечно, — убежденно сказал Даль, — разум — одно из неотъемлемых свойств развивающейся материи. И, как сама материя, как само движение, он существует вечно, только в разных формах и на разных уровнях.
— Допустим, — Лунц все еще размышлял, — допустим, что разум существует вечно, и порассуждаем.
Он крепко потер лоб ладонью.
— Смотрите, что получается. За несколько сот лет, сделав колоссальный скачок в развитии, люди приобрели и огромную власть над природой. Мы полностью овладели Землей, осваиваем солнечную систему, готовимся к звездным полетам. Подумайте теперь, какого могущества достигнет человечество через миллион или, скажем, через десять миллионов лет.
— А через десять миллиардов? — тихонько подсказал Даль.
— Да, а через десять миллиардов? — Лунц даже головой встряхнул. Трудно, чудовищно трудно представить себе это! Ясно одно: все силы природы будут поставлены на благо и пользу человеку. Наверное, само понятие стихии потеряет свой изначальный смысл, потому что все стихийные силы попадут под внимательный и жесткий контроль. Наверное, человек заселит всю обозримую вселенную до самых границ метагалактики и преобразует ее по своему образу и подобию сверху донизу!
Он пожал плечами и поднял глаза на Даля.
— А теперь вернемся к допущению, что разум вечен, как и сама вселенная. Какого могущества он должен достичь в ходе своего нескончаемого развития? И во что он превратит вселенную? Неведомые разумные должны буквально кишеть вокруг нас, пронизывая своей деятельностью все сущее!
— Конечно, — согласился Даль, — эти разумные должны подталкивать нас под руку, когда мы несем ложку с супом ко рту, заглядывать в лицо и хихикать, когда мы объясняемся в любви, вступать с нами в длинные задушевные беседы, когда мы одиноки и нам не спится. И вообще они должны быть надоедливы и невыносимы. Шутка ли, существовать вечно!
— А если без шуток, — без улыбки спросил Лунц, — если разум вечен, то почему мы так одиноки? Почему никто не отвечает на наши призывы? Почему мир так пуст и холоден?
— Видят лишь познанное, — негромко и серьезно ответил Даль, — то, что уже открыто внутреннему взору разума. А вы, люди, еще не поднялись до осознания вечных категорий, вы еще смотрите на мир со своей, сугубо человеческой точки зрения.
— Не слишком ли все это туманно?
— Можно и проще: вы все сравниваете с собой. Много и мало, быстро и медленно, долго и коротко — все это измерено в сугубо человеческих мерках. Вы все, грубо говоря, мерите на свой аршин.
— А разве это не естественно?
— Естественно, но нельзя забывать об условности такой естественной мерки. Особенно когда речь идет о такой всеобъемлющей категории, как бесконечная вселенная. Колоссальная громада солнца — пылинка в метагалактике, а пылинка, танцующая в солнечном луче, — целая вселенная, по ядерным масштабам. О любом объекте, будь то звезда, электрон, человек или вирус, нельзя сказать, велик он или мал. Он и то и другое и в то же время ни то ни другое. Все зависит от того, каким масштабом его измеряют и с чем сравнивают. Вы искали следы разумных, но каких? Примерно таких же, как и вы сами, люди.
— Ну, — решительно возразил Лунц, — тут вы преувеличиваете!
Даль улыбнулся.
— Я говорю не о вашем облике, не о том, на кого похожи разумные — на людей, муравьев, спрутов или раскидистое дерево. Я говорю об их пространственно-временной сущности, о масштабах их деятельности. Вы будете порядком удивлены, если повстречаете разумных ростом с десятиэтажный дом.
— Пожалуй, — согласился Лунц.
— А если кроха атом для разумных целая галактика, — в том же легком, полушутливом тоне продолжал Даль, — если наша секунда заключает в себе тысячелетия их истории, то сумеете ли вы обнаружить следы их деятельности? — Лунц молчал, и Даль продолжал задумчиво и печально: — Может быть, подрывая атомные заряды, вы устраиваете для этих разумных мини-миров жесточайшее космическое бедствие и они уже давно и тщетно взывают к вашему благоразумию и осторожности? И разве есть гарантия, что колоссальная трудность термоядерной реакции в том, что вы сталкиваетесь с их тайным, но упорным противодействием? Вы уверены, наконец, что некоторые неведомые мегаразумные никак не приложили руки к формированию любезных вашему сердцу звезд и галактик, может быть, бездумно разжигая свой рыбачий мегакостер на берегу неведомой огненной реки?
— Это похоже на сказку, — без улыбки сказал Лунц.
— А разве есть что-нибудь сказочнее и неисчерпаемее вселенной?
Лунц усмехнулся заинтересованно и недоверчиво:
— И этот самый центр, представителем которого вы являетесь, поддерживает контакты со столь разномасштабными цивилизациями?
— В этом-то вся сложность и прелесть его деятельности!
— Непонятно! Почему же вы тогда игнорируете человечество?
— Почему же игнорируем? — ответил Даль. — Центр наблюдает за человечеством, так сказать, со дня его рождения. Но, к сожалению, этот контакт носит односторонний характер. Человечество пока не доросло до общения с центром.
— Ого!
— Что поделаешь, — посочувствовал Даль, — человеческое общество еще страшно далеко от совершенства. Люди до сих пор не могут справиться сами с собой, они угнетают и убивают друг друга, а ваша цивилизация в целом все время балансирует на грани ядерной катастрофы.