Страница 139 из 160
Короче, всё, что происходило с Черновым в минувшие сутки, казалось ему сейчас бредом сумасшедшего, причём сумасшедшим он считал не себя: Кого? Этого он предпочитал не знать.
И сразу нашёл подтверждение мысли: нет, не он — сумасшедший, он — умница, потому что понял! Он понял, что была подсказка: детский рисунок чёрным пятном в ослепших глазах. Домик с острой крышей. Четыре угла «сруба» — четыре липовых Вефиля, угол острой крыши — дорога к Вефилю настоящему, Путь, дверь в Сдвиг. Он выбрал!.. Правда, не подозревая о том, что выбирает. Так называемый неосознанный выбор, но ведь выбор же!
Спасибо за толковую подсказку, милая Книга. Жаль только, что неясна по-прежнему цель твоего автора, который, как опять — не впервые! — отмечаем, повторяется в приёмчиках, меняя их форму, но не суть. Можно сказать: однообразие. Можно иначе: единообразие. Вроде синонимы, а всё ж второй термин звучит покрасивее, подостойнее. Речь-то о Сущем идёт, о Его фантазии, которая должна по логике быть, как и всё у Него, бесконечной, ан нет…
А тут и дорога к Вефилю подползла и вползла в город. Никто Чернова опять не встречал, но сие не означало, что город мёртв, как и те, что углами у домика. Город жил, несмотря на дождь, превративший улицы в такое же, как и за стенами, грязное месиво. Насквозь промокшие горожане (все, от мала до велика) работали под дождиком, буквально пахали: сравнивали землю, заваливали траншеи, которые вырыли смерчи, латали дыры в оградах, вешали двери, пытались посадить в водяную почву те несчастные растения, которые вихрь выдрал с корнями.
Кто-то первым заметил Бегуна, крикнул:
— Смотрите, Бегун!
И ещё — мальчишеский голос:
— Где ты пропадал так долго. Бегун?
Где он пропадал так долго? Долго? Вот странный вопрос!.. А люди оставляли работу, тяжело выпрямлялись, смотрели на бредущего Бегуна, и не было в их взглядах ни радости, ни ненависти, которую, если честно, ожидал Чернов. Только усталость, одна бесконечная, как этот дождь, усталость, а ещё полное безразличие к вошедшему в город, как будто не Бегун это никакой, а обычный прохожий. Чужой и ненужный. И только женщина, тяжко опёршаяся на черенок лопаты, сказала, когда Чернов проходил мимо:
— Уведи нас отсюда, Бегун. Скорей уведи. Сил больше нет…
Так и шёл до дома Кармеля-Хранителя — опять «сквозь строй». Только никакой силы не чувствовал. Ни в себе, ни в людях.
Кармеля дома не было, что следовало ожидать. Наверно, он — в Храме. Или на площади. Со всеми. Надо бы и Бегуну туда — ко всем, но сил не осталось. Были и — разом кончились. Понимал, что у горожан тоже почему-то нет сил, а работы ещё — невпроворот. Понимал, что лишние руки — его руки! — лишними как раз не будут. Понимал, что просто жизненно необходимо понять очередную непонятку — про своё долгое отсутствие. Но фантастически хотел поесть — раз, напиться воды, благо её теперь, в отличие от ПВ пустыни, вдосталь — два, переодеться и хоть десять минут пожить в сухом — три. А потом — на площадь, это само собой разумеется.
Кармель появился, когда Чернов, почти не жуя, заглатывал куски вяленого мяса и влажного от сырости хлеба. Он бросился к Бегуну, обнял его, упав перед ним на колени, причитал:
— Мы думали, что потеряли тебя… Так долго, так долго… Я знаю Книгу, я даже смотрел в неё, но ничего не нашёл о том, что Бегун может оставить ведомый народ… Нет там таких слов…
— Что ты несёшь, Кармель, — прожевав и судорожно проглотив кусок мяса, сказал Чернов. — Что значит — долго? Одно солнце и одна луна — это, по-твоему, долго?
Кармель встал с колен.
— Не понимаю тебя, Бегун. Может, ты был в месте, где тебя лишили новой памяти?.. В Книге сказано: «Но бойтесь мест вне Пути, где память сокращает время». Скажи, где ты был, и я смогу помочь тебе и всем нам. Очень сложно жить, не зная истины…
Чернов, любитель логики, не преминул заметить, что фраза из Книги, говоря научно, дуалистична. Кто что сокращает? Память — время или наоборот?.. Впрочем, одно другому, похоже, не противоречит, а, скорее, дополняет друг друга.
— Я был в месте, — честно признался он, — где рядом стоят четыре одинаковых города. Догадайся с трёх раз, Кармель, что это за города?
Кармель видимо озадачился: воздел очи горе, губами зашевелил, что-то повторяя про себя.
— Я думаю, — сказал, — что это были знакомые тебе города. Любой из тех, что уже встречался нам на Пути. Может быть, Панкарбо, может быть, город Небесного Огня, может быть, даже наш Вефиль.
Обалдевший от супердогадливости Хранителя, Чернов поинтересовался:
— Как ты догадался?
И получил стандартный до скуки ответ:
— Сказано в Книге: «Каждый человек по воле Сущего обладает правом выбора — выбора судьбы, выбора надежды, выбора воли, выбора поступка, и лишь один Бегун наделён правом выбора Пути — на все времена. Но бесконечная жизнь вечного Бегуна вне Пути сложена из бесконечного числа конечных жизней смертных людей, а они не наделены правом выбора Пути, как и все смертные во все времена. Но право выбора Пути не даётся Бегуну с начала Света и до прихода Тьмы: ведь он каждый раз встаёт на Путь, как в первый раз, ибо нет у вечного вечной памяти. В каждом новом Пути Бегун проходит испытание выбором, и Сущему знать, чем испытать своего Бегуна»…
Замолчал. Почему-то вздохнул тяжело.
Чернов встрял тут же:
— Про выбор — это понятно. Я другого не ждал, вечной памяти у меня и вправду нет, проверено опытом. Но, Кармель, родной, где в этой цитате хоть слово про знакомые города?
— Ты не дослушал, — с обидой сказал Кармель. Там, где он стоял, образовалась на полу приличная лужа. Под Черновым было посуше: он же переоделся. — Ты Бегун, я понимаю, но зачем так торопиться, когда ты никуда не бежишь? — объяснил обиду Кармель. — Дай мне досказать…
— Извини, — повинился Чернов. — Я весь — внимание.
— Это я из одного места в Книге сказал слова. А вот что сказано в другом месте: «И тогда Сущий поставил Бегуна перед непростой загадкой… — Слово „загадка“ он произнёс почему-то по-латыни — enigma. Видимо, у народа Гананского не было такого термина. — Он положил перед ним несколько предметов и сказал: „Выбери тот, что принадлежит тебе по праву. Но не ошибись, иначе ты не сможешь закончить Путь“. И Бегун долго выбирал тот, что принадлежит ему по праву, и не мог остановить свой выбор ни на одном. И тогда сказал ему Сущий: „Ты забыл посмотреть на Солнце…“ И Бегун посмотрел на Солнце и увидел знак, как и говорил ему Сущий в прежних Путях, и сказал Сущему: „Владыка Вечности, положи передо мной ещё один предмет, и он будет тем, что принадлежит мне по праву“. И спросил Сущий: „Но где я возьму для тебя ещё один Предмет? Руки мои пусты…“ И сказал Бегун Сущему: „Руки твои — как Пути, мне тобою назначенные: неисповедимы и полны невидимым. Раскрой мне правую. Что увижу в ней, то и принадлежит мне“. И раскрыл Сущий Бегуну правую руку и сказал: „Ты понял знак Солнца, хотя и нет у тебя вечной памяти…“»
Кармель опять замолчал, но теперь смотрел на Чернова вопросительно: мол, что ты на всё это скажешь. Бегун?
А Чернов, хоть и устал донельзя, всё ж не отказал себе, любимому, в удовольствии показать Хранителю, что и Бегун тоже кое-что умеет, кроме бега по сильно пересечённым местностям. Напрягся, вспомнил текст, выдал его на память:
— Что скажу? Да ничего не скажу. Разве добавлю пару фраз из Книги: «А когда новый Сдвиг принёс двойное отражение предмета в дымном стекле, растерялся Бегун. Он теперь не мог узнать, где настоящее, а где отражённое, и не мог снова встать на Путь, потому что дымное стекло туманило взор и искажало пропорции. Но сказал Бегуну Зрячий: „Посмотри на солнце, оно тоже отражает всё, что под ним, но никогда не отразится в нём то, чего нет под ним“. И посмотрел Бегун, и ослеп от солнечного огня, и в слепоте своей увидел истинное, и поразился тому, как прост ответ, и вновь прозрел, чтобы видеть и вести». Это, так я понимаю, было совсем в другой раз, на другом Пути.
Хранитель смотрел на Чернова как на чудо. Ну, к примеру, на явление Сущего простому смертному. Не сказал даже — выдохнул: