Страница 134 из 160
Чем Чернов немедленно воспользовался.
«Ты кто?» — спросил он тоже мысленно.
«В этом временном периоде я — это ты, — туманно объяснил ангел, — то есть я существую для того, чтоб ты сумел понять, для чего существуешь ты».
«Круто завернул, — восхитился Чернов. — А если попроще и поподробнее? А то я не очень понимаю, где я и что я сейчас. То ли дух, то ли вообще один взгляд… Сохранивший, впрочем, способность соображать».
«Дух? — с изумлением переспросил собеседник, или ангел. — Какой ёмкий термин!.. Похоже, похоже… Только тогда дух — не ты лично, а мы вместе. Один дух — два сознания. Твоё, Бегуна, и моё, Зрячего».
«Ты — Зрячий? — Чернов тоже позволил себе изумление. — Этот белый прозрачный фантом с крыльями — Зрячий? Что ж ты видишь, Зрячий?»
«То же, что и ты, — вроде бы даже обиделся собеседник. — Довольно мощный природный катаклизм, поразивший часть поверхности планеты, называемой мною Орт, а тобой, как я понимаю, Земля».
«Самум? Смерч?» — Чернов попытался прояснить терминологию, в которой «плавал».
«Самум?.. Смерч?.. — Собеседник словно проигрывал в сознании нечто, соответствующее названным терминам. — Нет, ни то и ни другое. Мы — не на Орте и не на Земле — в нашем понимании, конечно. Мы, как мне представляется, находимся сейчас на некоем варианте Орта и Земли, но — со своими, присущими только этому варианту, особенностями. Как, впрочем, было всегда на твоём Пути… И то, что ты называешь чёрной „бабочкой“, есть некий симбиоз того, что ты называешь смерчем, самумом, торнадо, тайфуном и так далее, но — многократно усиленный вариант даже для симбиоза, то есть суммы явлений. Я бы назвал его Супервихрем».
«Трудно излагаешь, — сказал Чернов, пытаясь запихнуть услышанное в более простую форму. — Ты у себя на Орте, случайно, не учёным был?»
«Почему был? Я и есть учёный. — Добавил скромно: — не просто рядовой силенциат, но лидер межконтинентального сообщества учёных… Специализируюсь в разработке проблем пространственно-временного континуума. Моё имя — Раванг».
«А как Зрячим стал?»
«А как ты стал Бегуном?»
«Убедил, — согласился Чернов. — А ты какой Зрячий? Который знает и помнит? Или который помнит и видит?» — Он, как оказалось, подзабыл список специализаций Зрячих.
«Я Зрячий, который видит и соображает, в отличие от некоторых, — неожиданно зло сообщил Зрячий-Раванг. — Куда тебя понесло, Бегун? Умерь дурацкое любопытство. Твой город гибнет внизу…»
И мгновенно глаз — или всё-таки взгляд? — понёсся вниз, вниз, прорывая плотное на взгляд, но абсолютно не ощутимое Черновым тело «супервихря», лишь мелькали какие-то линии, сполохи, светящиеся точки, почему-то вдруг пятна цвета посреди черноты, сгустки абсолютно непробиваемой тьмы и вполне прозрачные куски, сквозь которые видно было землю. И на этой земле Чернов увидел Вефиль.
Они с напарником… Нет, всё же точнее было употреблять термин «взгляд», даже — по привычке уже! — Взгляд с прописной буквы, поскольку Он вобрал в себя и всего целиком Чернова и всего Зрячего-Раванга и в то же время не был не чем иным, как Взглядом — вне плоти, вне материи. Впрочем, наличествовал ещё и корпоративный Разум, неотделимый от Взгляда. Поэтому стоило начать мысль ещё раз.
Итак, Разумный Взгляд (или Взгляд Разума…) пробился почти к самой земле и поплыл над городом. И в сердце Чернова, которое в данный момент у него отсутствовало, тем не менее внезапно возникла отвратительно реальная резкая боль, как болит у раненого бойца ампутированная полевым хирургом нога. В Вефиле творилось нечто страшное. Если в воздухе царил Супервихрь, то на улицах города хозяйничали именно смерчи, даже, точнее, смерчики, похожие на вертикально вытянутые волчки. Своими «ножками» они буквально мчались по земле, сметая всё встреченное на пути — забытую жителями утварь, неубранные орудия крестьянского труда, деревца (и без того, как помним, хилые), даже тяжёлые камни, обозначающие повороты улочек. Смерчи перескакивали через каменные ограды дворов, а иной раз и проламывали их, хозяйничали во дворах, вторгались в колодцы и высасывали воду, высушивали колодцы… Хорошо, что никого из жителей не было на улицах и во дворах! Чернов-глаз очень надеялся, что все они успели до вторжения смерчей укрыться в подвалах под домами, куда — опять надеялся он! — смерчам не добраться. Да и чёрт с ними, с оградами и деревьями: построят новые, посадят свежие, коли доберутся до удобного для жизни ПВ! Но вот вода… Сколько им суждено пребывать в этой инфернальной пустыне?..
«Ты знаешь ответ, Зрячий?»
«Сущий знает».
«А как бы спросить Его?»
«А так и спроси…»
«И Он ответит?»
«Заодно и на этот вопрос получим ответ. На этот — несомненно…»
И тут Чернов (или всё-таки Взгляд? Нет, конечно же — Чернов!) абсолютно всерьёз задал вопрос Сущему, отсылая его неведомо куда — в недалёкие райские кущи или за пределы бесконечной Вселенной: «Ответь мне, Сущий, почему мой Путь обязательно должен сопровождаться несчастьями, смертями, горем? И чем дальше, тем страшнее… А ведь это — Путь к дому, к колыбели народа Гананского. Почему Путь к дому не может быть пусть нелёгким, но счастливым? Ведь это Твоя идея: вернуть гананцев домой…»
Смерчи по-прежнему резвились внизу, выжигая почву, роя глубокие траншеи вдоль улиц. Но далеко-далеко за городом из сплошной черноты вдруг вынырнул горизонт — немножко голубого сверху и немножко жёлтого снизу, и было заметно Взгляду, что голубое и жёлтое медленно-медленно, но увеличивается. Иными словами, «бабочка» собиралась либо улететь в иные края, либо закуклиться и спрятаться куда-то, куда прячутся куколки, — до нового супервихря.
«Это знак, что меня услыхали?» — с надеждой спросил Чернов.
«Можно считать и так, — согласился Раванг, — но есть здравое сомнение: „после этого“ не значит „вследствие этого“. Любой вихрь, даже суперпресупер, имеет финал. Так случилось, что он совпал с твоим вопросом… Но не расстраивайся. Бегун: Сущий не ответил — я отвечу. Я знаю ответ».
«Значит, ты — Зрячий, который знает… и что ещё?»
«Какая тебе разница? Я — учёный, это я должен, по идее, любить законченные формулы. А ты — Бегун… У моего народа есть поговорка: много знаешь — плохо спишь. Она же — в Книге Пути: о многих знаниях и многих печалях… Тебе мало печалей, Бегун? Ты слишком хорошо спишь?..»
Чернов в последнее время на сон вообще-то не жаловался. Уставал так, что проваливался в него, лишь упав головой на что-нибудь подходящее к случаю: свёрнутое одеяло, доска, просто согнутая рука. А печалей у него наблюдался избыток. Не за себя любимого, а за народ. Вот таким он стал общественным деятелем: только о народе и думает. Но как бы сие громко ни звучало, всё скучно соответствовало действительности. Чернов, быть может, впервые в жизни ощутил себя не бегуном на длинные дистанции, то есть одиночкой по определению, а игроком команды, причём — её капитаном и тренером. Отсюда и пафос, который на самом деле никакой не пафос, а одна сплошная головная боль.
Но, к слову, поговорка-то — русская-разрусская… А на каком, интересно, языке они говорят друг с другом?..
Подумал так и услышал в ответ:
«Мы вообще не говорим, Бегун. Мы просто думаем. Ты должен помнить: разговоры с драконом-Зрячим… А мысль, как ты знаешь, имеет свою волновую структуру, и лишь несовершенство рода человеческого вынуждает его превращать мысль в речь. То есть в звуковые волны. Я представляю себе твой язык: у нас на похожем говорят росы, небольшой народ, живущий на севера-западе Центрального плоскогорья. Увы, я не знаю их языка. Я живу слишком далеко — на Больших Островах Юго-Восточного океана».
Этот разговор можно было продолжать бесконечно, тем более что Супервихрь явно уходил из пустыни и стоило подождать возвращения солнца, зноя, тишины. Но продолжать не хотелось. Чернов давно понял, что ни из собственных впечатлений, ни из отрывочных фраз Зрячих он ничего толком не сможет узнать ни об одном ПВ. Это ПВ — не исключение. Есть Центральное плоскогорье. Есть какие-то Большие Острова — не Индонезия ли?.. Впрочем, Зрячий обронил мысль, что это ПВ, с пустыней и вихрем, не его и не Чернова, а какое-то третье… Да и какая, в сущности, разница, что где попадается на Пути! Куда важнее — кто попадается. И что этот «кто» знает. Знает, в частности, ответ на вопрос Чернова.