Страница 125 из 150
— Вы поедете на бал? — по-русски спросили сверху.
Главное — не пугаться, не визжать, не прикрываться глупо ладошками, в гору мы всех видели! Примерно так подумала Зойка и нарочито медленно подняла голову: над ней маячил искомый безработный, бомж, бичкомер — в ковбоечке, в мятых брючках, в скороходовских сандалетах на босу ногу.
Кто бы, вы думали?
Угадали: Свен.
— Отойдите, пожалуйста, я оденусь, — попросила Зойка.
Одевалась торопясь, походя думала, что надо бы потеплее с инопланетянином, поскольку и океан, и пляж, и жар песка, и даже Шварценеггер на серфере — работа Свена. Как он все это отоварил — вопрос второй. Может, Зойка сидит сейчас в холле на мраморном полу и мирно галлюцинирует вместе в публикой… Зачерпнула песок — он просыпался между пальцами, сухой, колкий, живой. Нет, не похоже на галлюцинацию. А если и она, тогда Свен — гений! И тогда Зойка заставит его на ней жениться и каждый вечер вместо программы «Время» отправлять ее на Канары…
Свен сидел на песке и ждал.
— Откуда вы здесь? — глупо спросила Зойка.
— Я принес вам ваше сердце, — вместо ответа сообщил он. — Оно у вас одно, не разбрасывайтесь, а то пробросаетесь.
Он встал и приложил руку к ее левой груди. Под рукой сразу затикало, забилось, заскворчало оброненное сердце, и вот уже пошустрило ходко и ровно, набирая положенный темп.
— Для кого мне его беречь? — грустно спросила Зойка.
— Найдется для кого, — пообещал Свен. — Получили то, что хотели?
— Не знаю, — сказала Зойка. Она и вправду не знала. — Вот море разве…
— Океан, — поправил Свен.
— Да, конечно, прибой здесь чумовой, не то что в Мисхоре. Только плаваю я плоховато.
— Вы хотите плавать, как дельфин, как кит, как рыба-пила?
— Хочу.
— Пожалуйста.
— Прямо сейчас? — растерялась Зойка.
— Когда хотите.
— Но я ж только что купалась…
— Значит, в следующий раз.
— Через час?
— Когда хотите.
— А если все это кончится, вся эта ваша галлюцинация, и я поеду в Крым, то там я смогу плавать, как дельфин, как кит, как рыба-пила?
Свен засмеялся. Первый раз за все время! Смех у него оказался сухим, как кашель, но это был никакой не кашель, а именно смех, Зойка ни на секунду не усомнилась, даже обрадовалась: Господи Боже ж ты мой, оттаял, оклемался спящий красавец!
— Вы торгуетесь, как на базаре, — сказал Свен. — Я не ведаю, что случится, когда эксперимент закончится.
— Для чего-то ж вы его ставите…
— Хочу открыть вам глаза.
— Ну откроете, а дальше? Будем ими хлопать и точить слезу: мол, хотеть научили, а мочь — сами валяйте, да?
— Не понял, простите. Хотеть значит мочь.
Зойка усмехнулась:
— Хотеть, мочь… Слова все… Знаете, есть байка — про три состояния человеческого «я». Первое: хочет, но не может; второе — может, но не хочет; третье: может, но сволочь. Вам какое состояние поближе, а, Свенчик?
— Зоя, давайте не будем обижать друг друга. Эксперимент в самом начале, мы еще никого и ничего не видели. Походим, посмотрим, подумаем вместе…
— Вместе?
— Я же назвал вас лакмусовой бумажкой… Пошли, Зоя, время торопит.
— А куда пойдем?
— Куда хотите. В океан, например.
— Так же… вода!
— Для вас. И то — пока вы хотите. А расхотите и… — Он не договорил, поймал еще влажную Зойкину ладошку, еще хранящую соленый привкус прибоя ладошку и потянул за собой.
Зойка, ошарашенная, оглушенная, отупевшая — что еще на «о»? — пошла за ним, и они торжественно вступили в океан, в литую волну, с гулом паровоза накатившуюся на них, но то была не волна вовсе, а просто упругая и абсолютно сухая темнота, которая придавила их на миг, но тут же отпустила. И свет по глазам ударил, и грохот по ушам вмазал, и Зойка зажмурилась и заткнула пальцами уши, потому что чересчур резким оказался для нее переход из тишины и черноты атлантической ночи… во что?..
А кстати: во что?
А в среднерусский родной пейзажик, а в левитановско-шишкинское раздолье, а «в березку нашу белую и в наш кудрявый клен», как поет в далеком городе Большого Яблока певец-эмигрант, измученный непосильными приступами ностальгии. И вроде бы совсем не по-русски звучит это: переход «во что» — переход «в березку», но что поделаешь — святая правда. Из океанской волны в пустоту шагнула смелая Зойка и с колес врезалась в нечто жесткое и малоподвижное, на поверку оказавшееся именно березой.
Вот вам пошлые шутки нуль-транспортировки!..
Удар случился несильным, но нежданным. Зойка села на траву и принялась постепенно приходить в себя. Именно постепенно, поскольку это был процесс. Сначала требовалось просечь, что она уже — не на Канарах. Потом, как говорят землеустроители, определиться на местности, то есть увидеть буквально, как устроена земля: березу увидеть, травку всякую, на которой сидишь, другие березы тоже, и елки увидеть, и палки, и речку впереди, и помещичий дворец на взгорье за елками-палками, и кукольный домик на берегу, и каких-то темных клиентов, тусующихся у домика, и Свена, родного сапиенса, который нагло тряс Зойку за плечо и спрашивал:
— У вас все цело? У вас все цело? У вас все цело?
Заладил, блин…
— Все цело, все, — ответила Зойка, потому что процесс окончился. — Где мы?
— Не знаю, — беспечно сказал Свен, усаживаясь рядом и оглядывая окрестности. — Пока это похоже на Подмосковье.
— Пока?
— В любой момент все это может трансформироваться в пустыню или там в тайгу. Только ваше желание я ввел независимым блоком, а остальное…
Не договорил, не успел. Мимо, из ниоткуда взявшись и в никуда свистя, прямо по воздуху, прямо сквозь деревья пронеслась красавица яхта с полной парусной оснасткой и даже с полосатым пузырем спинакера на бушприте. Длинный облезлый киль яхты опасно скользнул над задранной в ошарашке головой Зойки, едва на нее ракушку не скинул. На плоской попе яхты золотом сияла надпись: «Марина». То ли, значит, имя любимой и единственной, то ли легкий намек на морские шири и глади. Над косогором «Марина» плюхнулась на левый бок, посвистела по длинной дуге прямо в рощу у реки и затерялась там столь же загадочно, как и возникла.
— «Летучий голландец», — ничему, похоже, не удивляясь, констатировал Свен. — Буквально.
Земные познания его росли, как в сказке, — не по дням, а по часам. Впрочем, Зойку это не слишком волновало сейчас, сейчас ее совсем иное волновало, посему она спросила:
— Что это было?
— Яхта, — точно ответил Свен.
— Сама не слепая. Почему летает?
— Несовпадение фаз, обычное дело. Фаза одного желания налезает на фазу другого, фазы пересекаются, но друг другу не мешают. То, что для нас воздух, для яхты — вода. Море.
— Моря же не было…
— Для нас не было. А для испытуемого — еще как было! Вон он какой вираж заложил…
— Фаза на фазу… — задумчиво сказала Зойка. — Красиво… А мы сейчас где? В какой такой фазе?
— Не знаю. Тоже чье-то желание.
— Почему оно тогда такое… — поискала слово, нашла, — подробное?
— Мало ли!.. Точнее знают, чего хотят. Лучше воображают. Да и вообще, может, это — массовое желание.
— Что за бред?
— И не бред вовсе. Несколько испытуемых одновременно хотят одного и того же. Детали желаний различны, а суть одна. Суть доминирует, детали корректируются.
— И вся эта фаза… — реальна? Река, яхта?
— Для того, кто хочет, — вполне и факт.
— Попахивает солипсизмом. — Зойка знала очень богатое слово. — Не наша философия.
— А какая ваша? — почему-то обиделся Свен. — У вас на Земле философий как собак нерезаных, и все разные, и все гавкают: кто кого переорет. А общей нету… Общей, кстати, и быть не может… Вот вы, марксисты, — да? утверждаете примат материи над духом. Чушь какая, надо же так ошибаться? Дух — первичен. Первичная идея. Желаемое. Желаемое значит истинное. Мой эксперимент это доказывает.
— Ни хрена он не доказывает, — стояла на своем, то есть на общем, на выстраданном в труде и бою, Зойка.