Василий Шуйский

Однако наемникам вскоре пришлось пожать плоды учиненной ими бойни. Кровопролитие ускорило размежевание сил внутри Тушинского лагеря. Сопротивление возглавил ближайший соратник Болотникова, атаман Юрий Беззубцев. Пану Млоцкому, стоявшему в Серпухове, пришлось первому оплатить счет. Жители Серпухова подняли восстание. Казаки Беззубцева, не желавшие переходить на королевскую службу, поддержали их. Отряд Млоцкого подвергся поголовному истреблению. Восстало население нескольких других городов, верных Лжедмитрию II.

В хаосе гражданской войны давно спутались привычные пути-дороги. Заброшенные судьбой в Тушинский лагерь, повстанцы оказались поистине в трагическом положении.

Им не было места в стане тех, кто разгромил армию Болотникова. У них не осталось иного пути, кроме как идти за «царьком» в Калугу.

Опыт с Ружинским ничему не научил «вора». Более всего он боялся остаться без помощи иноземных покровителей. В Калуге самозванец окружил свой двор немецкими наемниками.

Скопин нанес поражение Сапеге и предпринял штурм Дмитрова. При обороне крепости отличилась Марина. Видя малодушие солдат, она бросилась на вал с криком: «Злодеи, я женщина, и то не испугалась!» Сапега не желал отпускать «царицу», но она пригрозила, что будет защищаться от него с тремя сотнями донских казаков. Переодевшись в мужское платье, Мнишек бежала в Калугу, столицу своего удельного княжества.

Порвав с Ружинским, «царек» обратился за помощью к Яну Сапеге и добился его поддержки.

К великому своему неудовольствию, казаки увидели, что их «государь» усердно возрождает старый Тушинский лагерь. Пресытившись войной, донцы толпами покидали Калугу и возвращались в свои станицы.

В Тушине события развивались своим чередом. Сигизмунд III велел своим эмиссарам вступить в переговоры с Филаретом и русскими тушинцами и предложить им отдаться под его власть. Послы убеждали патриарха и бояр, что король пришел в Россию с единственной целью — взять русских под свою защиту и освободить их от власти тиранов. Авантюра близилась к бесславному концу, и «воровские» бояре готовы были пуститься во все тяжкие, лишь бы продлить игру.

Даже они не решались объявить себя подданными короля-католика. В глазах русских людей государь был прежде всего главой православного царства. Патриарх и «воровская» дума благодарили Сигизмунда III за милость, но сообщали, что при всем желании видеть на московском престоле короля с его потомством они не могут решить столь важного дела без совета всей земли. Таким образом, «тушинская» дума уклонилась от принятия подданства Речи Посполитой.

Как только самозванец бежал из лагеря, Филарет и бояре тотчас укрепились договором и вошли в соглашение с польско-литовскими командирами: не отъезжать «к Шуйскому и Михаиле Скопину», а также «ни Шуйских, ни иных бояр московских никого на государство не хотеть».

Некогда Василий Шуйский, стремясь избавиться от первого самозванца, предложил московский трон сыну Сигизмунда III. Тушинцы возродили его проект, чтобы избавиться от самого Шуйского. Идея унии России и Речи Посполитой, имевшая ряд преимуществ в мирных условиях, приобрела зловещий смысл в обстановке интервенции. Тысячи вражеских солдат осаждали Смоленск, вооруженной рукой захватывали русские города и села. Надеяться на то, что избрание польского королевича на московский трон положит конец иноземному вторжению, было чистым безумием.

Тушинский лагерь распадался на глазах. Но патриарх и бояре по-прежнему пытались изображать правительство.

В течение двух недель тушинские послы — боярин Михаил Салтыков с сыном, князь Василий Мосальский, князь Юрий Хворостинин, Лев Плещеев, Михаил Молчанов и дьяки — вели переговоры с королем в его лагере под Смоленском. Предлагая возвести на царский трон королевича, Михаила Салтыков «с плачем» говорил о необходимости сохранить в неприкосновенности православную веру и традиционные порядки Московского государства, а сын боярина высказывал надежду, что король умножит «права и вольности» народа.

Статьи об унии, представленные тушинскими послами, не сохранились. Но известен «отказ» (ответ) короля на эти статьи, датированный 4 февраля 1610 г. Этот документ был вручен тушинцам, а также распространен в Речи Посполитой и отправлен боярам в Москву. Сигизмунд III согласился с тем, что Московское царство, вступив в тесный военный союз с Речью Посполитой, сохранит полную автономию.

Русские статьи соглашения предусматривали, что Владислав Жигимонтович «производит» принять греческую веру и будет коронован московским патриархом по православному обряду. Ответ короля на этот пункт боярских «статей и просьб» носил двусмысленный характер. Сигизмунд не принял никаких обязательств по поводу отказа сына от католичества.

По тушинскому проекту, Владислав должен был править Россией вместе с Боярской думой и священным собором. Потрясения Смутного времени раздвинули рамки земской соборной практики. Русским людям казалось теперь невозможным решать дела без соборов. Королевичу вменялось в обязанность совещаться по самым важным вопросам с патриархом, с высшим духовенством, с боярами и со «всей землей». Под «всей землей» тушинцы понимали прежде всего дворянство и торговые верхи.

Составители договора ни разу не упомянули о «московских княженецких родах». Подобное умолчание объяснялось тем, что княжеская знать, включая суздальских князей, в массе сохраняла верность династии Шуйских.

Тушинцы проявляли заботу о разоренных дворянах и осторожно отстаивали принцип жалования «меньших станов» (мелких детей боярских) по заслугам. Владислав не должен был «никого поневоле» выводить из Московии в Польшу. Русским дворянам разрешалось ездить для науки в другие государства. Договор гарантировал им сохранность поместий и «животов».

Тушинские бояре отстаивали незыблемость крепостнических порядков. Они настойчиво рекомендовали Владиславу «крестьянам на Руси выхода не давать», «холопам боярским воли не давать, а служити им по крепостям».

Вопрос о будущем вольных казаков оставался открытым.

Филарет Романов одобрил заключенное соглашение и, покинув «воровскую» столицу, отправился в королевский лагерь.

Каким бы ни было содержание смоленского договора, сам договор оставался не более чем клочком бумаги. Король Сигизмунд отказался представить тушинцам гарантии его выполнения. Впрочем, надобности в гарантиях не было: тушинское правительство распалось на другой день после подписания соглашения. Салтыков и прочие «послы» остались в королевском обозе под Смоленском. Они окончательно превратились в прислужников иноземных завоевателей. Король использовал договор, чтобы завуалировать истинные цели затеянной им войны и ускорить завоевание пограничных земель.

Смоленский договор еще более осложнил и без того запутанную обстановку в России. Рядом с двумя царями — законным в Москве и «воровским» в Калуге — появилась, подобно миражу в пустыне, фигура третьего царя — Владислава Жигимонтовича. Действуя от его имени, Сигизмунд щедро жаловал тушинцам земли, ему не принадлежавшие.

В смоленском договоре король усматривал верное средство к «полному овладению Московским царством». Однако даже он отдавал себе отчет в том, что военная обстановка не слишком благоприятствует осуществлению блистательных планов. Осада Смоленска длилась уже более полугода. Королевская армия несла потери, но не могла принудить гарнизон к сдаче крепости. Отряды Ружинского и Яна Сапеги не сумели удержаться в Подмосковье.

После кровопролитных боев Ян Сапега отступил из-под стен Троице-Сергиева монастыря к литовскому рубежу. Ружинский сжег Тушинский лагерь и ушел к Волоколамску.

СМЕРТЬ СКОПИНА

Военные успехи князя Михаила Скопина были впечатляющими. Он неуклонно приближался к столице, громя тушинцев. Дворяне не верили в неудачливого царя Василия и все больше уповали на энергию и авторитет его племянника.

Прокофий Ляпунов раньше других выразил мысль, которая у многих была на уме. В письме к Скопину-Шуйскому он писал о царе Василии «со многими укоризнами», зато молодого воеводу «здороваше» на царство. По словам поляков, в войске, которое Скопин вел к Москве, его звали царем.