Василий Шуйский

Современники приписывали Шуйскому все возможные грехи. Он якобы «царствовал в блуде» и все деньги, положенные на годовое жалованье воинам, «прожил с блудницами».

Заняв трон, Шуйский всего полтора года оставался вдовцом, а затем стал вести жизнь семейного человека. Средневековые владетельные особы далеко превосходили в блуде библейского царя Соломона, примером чему была жизнь Грозного. Жизнь Шуйского не шла ни в какое сравнение с жизнью «благочестивейшего» Иоанна Васильевича.

Шуйский предчувствовал грядущую катастрофу и задумывался над тем, как обеспечить свою жизнь после утраты власти. В свои замыслы он посвятил думного дьяка Григория Елизарова. Против его имени в списке «ушников» государя помечено: «Сидел в (приказе. — P.C.) Ноугородской четверти. Сам еретик и еретики ему приказаны.

Да у нево ж многая Государева казна, и ведает, где казна кому раздавана и росхоронена». Ближний слуга Елизаров якобы завоевал доверие царя «ересью» — гаданиями и волшебством. С помощью дьяка Шуйский спрятал в тайниках многие сокровища царской казны. Другие ценности были розданы верным людям.

В конце жизни царь Василий под влиянием сплошных неудач все чаще впадал в отчаяние. Подобно Борису, он предался «богомерзким гаданиям». По его приказу во дворце были устроены особые палаты, в которых поселились ведуны и ведьмы, «ради непрестанного, ночью и днем, с ними колдовства и совершения волшебных дел».

Кудесниками во дворце ведал особый чиновник, пользовавшийся исключительным доверием государя. В списке «ушников» царя значится: «Спальник Иван Васильев сын Измайлов. Был у Шуйского у чародеев и у кореньщиков. Ближе ево и не было». Коренщиками называли колдунов, которые могли «портить» людей с помощью волшебных кореньев.

Посредством магии царь Василий пытался избавиться от врагов и повлиять на ход событий. В глазах богобоязненных людей, он оставил Господа и прибегнул к помощи бесов.

Даже в кругу ближних бояр царь не находил людей, которым мог бы довериться вполне. В думе все «друг друга ненавидяху и друг другу завидоваху». Государь не открывал своих истинных помыслов даже «первоначальствующим державы своей», «двоемыслен к ним разум имея».

Ближние бояре платили ему той же монетой.

ПОЛЬСКОЕ ВТОРЖЕНИЕ

Повторное «спасение» мнимого сына Грозного заставило вспомнить об опричнине. Лжедмитрий II охотно принимал в свою думу выходцев из старых опричных фамилий. Лев Салтыков был опричным дворецким. Михаил Салтыков фактически являлся главой тушинской думы. Михайл Черкасский был первым боярином из опричнины.

Князь Дмитрий Черкасский стал видной фигурой в «воровском» лагере. Трубецкие возглавляли «двор» Грозного. Князь Дмитрий Трубецкой получил боярство от «вора». Басмановы-Плещеевы выступили как инициаторы опричнины. Плещеевы слетелись в Тушино стаей. Боярство получили Федор Плещеев, Иван Глазун-Плещеев, окольничество — Михаил Колодкин-Плещеев. Видную роль в опричнине и на «дворовой» службе играли Нагие, Бутурлины и Годуновы. Андрей Нагой, Михаил Бутурлин и Иван Годунов числились боярами «вора». Один из Наумовых был опричным постельничим.

Иван Наумов заслужил у Лжедмитрия II боярство.

Ситуация складывалась столь неблагоприятно для царя Василия, что «воровские» бояре имели шанс овладеть всем Московским царством.

Появление на троне Шуйского рано или поздно должно было привести к пересмотру всей системы местничества в пользу княжеской суздальской знати. Противники царя Василия не желали допустить такого поворота дела.

Но в Тушинский лагерь каждого из них привели свои особые обстоятельства.

Хорошо обученное наемное войско, ядро которого составляли польские гусары, неоднократно одерживало верх над московским дворянским ополчением. Но содержание наемников требовало огромных средств, которых у «царька» не было.

В начале 1609 г. сейм Речи Посполитой должен был обсудить вопрос о вторжении в Россию. На сейм прибыли послы наемного войска из Тушина. В их инструкциях имя «царя Дмитрия» вовсе отсутствовало. Войско называло самозванца «тем, которого они (московиты. — P.C.) теперь носят на руках, которого мы (солдаты) выдвигаем на престол Московский».

Мнишек вызвался руководить действиями тушинских послов в Польше, за что Лжедмитрий II заплатил ему 3000 рублей, а «царице» Марине «пожаловал» удельное княжество Калужское. В апреле Лжедмитрий II выслал Юрию Мнишеку жалованную грамоту на города Северской и Смоленской земель, в свое время обещанные сенатору Отрепьевым.

Сигизмунд III выслушал послов от тушинского наемного войска. Вместе с послами «рыцарства» в Польшу прибыли Лопухин и другие послы от Лжедмитрия II. Король отказал им в аудиенции и приказал выпроводить из Речи Посполитой. Он лелеял планы захвата Смоленска и Северских земель и присоединения их к коронным владениям.

Окружавшие Лжедмитрия II поляки с презрением отзывались о его образе жизни, достоинствах и привычках. В королевском Дневнике, который вели секретари Сигизмунда III, можно найти яркую характеристку «обманщика»: «он человек ничтожный, необразованный, без чести и совести, страшный хульник, пьяница, развратник… не бывает ни на каком богослужении»; «у него после побега нашли Талмуд».

Жизнь во «дворце» не прошла для шкловского учителя даром. Он быстро усвоил привычку к роскоши. Гетман Жолкевский пренебрежительно именовал обманщика «этот франт». «Вор» не жалел денег на изукрашенные каменьями и золотом одежды и собольи шубы.

Траты самозванца вызывали раздражение у наемных солдат. По их расчету, государь задолжал им 5 миллионов рублей, или 17 миллионов злотых. 1 февраля 1609 г. солдаты подняли бунт. Они потребовали у «царька» выплаты всех заслуженных денег, грозя ему расправой. Собрав войсковое коло, наемники избрали из своей среды десять депутатов — «децемвиров». Они должны были в течение трех недель собрать начисленную сумму. Децемвиры не могли исполнить это решение. Но они установили жесткий финансовый контроль за доходами и расходами самозванца.

Лжедмитрий II уразумел, что пора спасать голову. Однако слуги «вора» выдали его планы Ружинскому. Польское командование отдало приказ о взятии самодержца под домашний арест.

Контроль децемвиров резко ограничил права «воровской» думы, приказов и уездных тушинских воевод. Эволюция тушинского движения завершилась. «Воровской» режим стал декорацией для кровавого режима иноземных завоевателей.

Самозванец контролировал огромную территорию. Но в глазах народа тушинские порядки все больше утрачивали привлекательность. Лжедмитрий II не продержался бы и года, если бы общий хаос не подрывал силы правительства.

Гетман Ружинский и его ротмистры отбросили всякие церемонии и распоряжались во владениях «царька», как в завоеванной стране. Они не добивались ни думных чинов, ни вотчин. Им довольно было реальной власти. Как и повсюду, наемников всерьез интересовала только звонкая монета. Самозванец не мог оплатить им «наем» и выдавал грамоты на кормление и сбор налогов.

Без поддержки низов самозванец никогда бы не добился успеха. Но настроения масс стали меняться, когда выяснилось, что за спиной «царька» стоят иноземные захватчики.

На собственном опыте народ убеждался в том, что литовские люди и тушинские воеводы несут им еще худшие притеснения, чем старая власть.

«Литва» и поляки разбирали города в кормления — «приставства». Солдаты забирали у крестьян лошадей, подчистую вывозили из деревень хлеб и фураж. Сбор провианта и податей сопровождался неслыханным произволом. Тушинская власть была бессильна установить на подвластных ей территориях хотя бы какой-нибудь порядок, защитить население от грабежа и разбоя. Сохранилось множество челобитных от детей боярских, крестьян, посадских людей с жалобами на грабежи, истязания и убийства и с мольбами о защите от панов, солдат и казаков из Тушина. Произвол, насилия и убийства носили повсеместный характер.

В Подмосковье долгое время орудовал атаман Наливайко. Его казаки многих людей, дворян и детей боярских побили «до смерти, а жон и детей позорили и в полон имали». Предводитель шайки побивал людей «до смерти своима рукама». Тушинские дворяне повесили его. Но такое случалось нечасто.