Василий Шуйский

Члены Канцелярии Лжедмитрия одобряли его планы относительно захвата польского трона. Лжедмитрий «втайне замышлял напасть на Польшу» и изгнать короля или захватить его с помощью измены. «Прежде всего, — повествует Исаак Масса, — это советовали ему многие поляки, как-то: Сандомирский, Вишневецкий и другие». Итак, сандомирский воевода Мнишек поддержал сумасбродные замыслы Отрепьева.

Сенатор вмешивался в русские дела, нимало не считаясь с Боярской думой. Едва ли можно усомниться в том, что решение о найме иноземного войска было принято не в московской думе, а в кругу польских советников Лжедмитрия — Юрия Мнишека и членов Канцелярии.

Дума не могла одобрить такой образ действий. Бояре не видели необходимости в найме иноземной рати и сознавали, что ее содержание потребует от московской казны непосильных расходов.

Размещение иноземных наемных войск в Москве вызвало ропот в народе. Русские люди не забыли того, как поляки громили царские полки при короле Стефане Батории, в конце Ливонской войны. Они помнили также, что именно поляки разожгли пожар гражданской войны в России при царе Борисе.

Король Сигизмунд III в речах к сейму называл Россию наследственным врагом Речи Посполитои. Совершенно так же относились к Польше московиты.

Отрепьев разместил наемное войско на постой во дворах богатых купцов, епископов и дворян. Солдаты не церемонились с хозяевами, уповая на покровительство царя.

Свадебные пиршества сопровождались множеством уличных инцидентов. Пьяные наемники затевали уличные драки, бесчестили женщин, пускали в ход оружие, если встречали сопротивление. Об этих безобразиях пишут одинаково и русские, и польские очевидцы. Бесчинства иноземных солдат вызывали крайнее возмущение столичных жителей.

Начиная с 12 мая положение в столице стало тревожным. По словам Конрада Буссова, с этого дня в народе открыто стали говорить, что царь — поганый, что он — некрещеный иноземец, не почитает святого Николая, не усерден в посещении церкви, ест нечистую пищу, оскверняет московские святыни.

15 мая император дал аудиенцию польскому иезуиту Савицкому и подтвердил обещания насчет деятельности Ордена Святого Иисуса в пределах России. Патер передал Лжедмитрию личное послание генерала Ордена иезуитов Аквавивы вместе с индульгенциями — золотыми пластинками с изображением папы римского.

Прошло время, когда самозванец старался встречаться с иезуитами как можно реже и окружал их визиты строжайшей тайной. Савицкий просил разрешения посещать царя в любое время. Император ответил согласием. Он открыл двери в соседнюю комнату, где располагалась «Канцрерия», и отдал нужное распоряжение польскому секретарю. После прибытия иноземного войска Отрепьев считал свое положение вполне прочным.

В ночь на 15 мая Василий Шуйский и его сообщники были готовы осуществить переворот. Но царь своевременно получил предостережение от иноземной стражи и принял меры. Он приказал расставить стрелецкие сотни так, чтобы не допустить нападения москвичей на польские казармы. Поляки всю ночь палили из ружей, чтобы навести страх на московитов.

Как утверждал: Исаак Масса, заговорщики держали под ружьем тысячи своих сторонников, но в последний момент отложили выступление.

Заговор, организованный боярской верхушкой, носил строго конспиративный характер, и число его участников было невелико. Не могло быть и речи о тысячах вооруженных людей, якобы собранных Шуйскими. Иезуиты, находившиеся в Москве в те дни, с полным основанием утверждали, что Шуйские привлекли на свою сторону бояр, но «между народом имели очень мало соучастников». Назревавшее в столице народное восстание угрожало не столько власти Лжедмитрия, сколько иноземному воинству. Цели народа и бояр, планировавших убийство самозванца, явно не совпадали. Тем не менее бояре рассчитывали в нужный момент инспирировать мятеж посадских людей.

15 мая в Москве воцарилась зловещая тишина. Торговцы отказывались продавать иноземцам порох и свинец.

В сочинениях современников можно прочесть, что Лжедмитрий проявил редкую беспечность и легкомыслие, не обратив внимания на доносы и предупреждения насчет готовившегося переворота. В действительности же самозванец и его советники, не жалея сил, готовились к тому, чтобы железной рукой подавить назревавший мятеж.

Под предлогом готовившейся войны с турками царь вызвал в окрестности Москвы отряды детей боярских из Путивля и Рязани. Эти отряды доказали свою преданность ему в начале Смуты. В распоряжении монарха был многотысячный стрелецкий гарнизон. Вместе со столичными стрельцами караулы в Кремле несли стрельцы из Северской земли, оставленные в столице после коронации Растриги. В Кремле и крепостях разместилось польское наемное войско, приведенное Мнишеком. К Москве быстро двигалось казацкое войско «царевича Петра».

Заговорщики располагали несколькими сотнями вооруженных людей. Подавляющее превосходство сил было на стороне Лжедмитрия.

Почему самозванец запретил принимать от народа доносы и даже грозил доносчикам наказанием?

Бесчинства шляхты привели к тому, что Ближняя канцелярия оказалась завалена жалобами москвичей на «рыцарство» и встречными жалобами солдат. Запрет принимать челобитные относился прежде всего к этим жалобам. Что же касается дел об оскорблении царя, их разбирали без всякого промедления. Лжедмитрий получил власть из рук восставших москвичей менее чем за год до описываемых событий. Неудивительно, что он не допускал и мысли о выступлении столичного населения против него самого.

Бояре вели хитрую игру. Они били в набат, чтобы отвлечь внимание самозванца от подлинной опасности, грозившей ему со стороны заговорщиков. В результате и Мнишек с польскими советниками, и «ближние люди» Лжедмитрия Петр Басманов и Михаил Салтыков, и сыскное ведомство сосредоточили все свое внимание и все усилия на охране поляков и предотвращении столкновений между москвичами и иноземными наемниками.

В течение четырех дней Лжедмитрий получил несколько предостережений от капитанов, командовавших придворной стражей. 16 мая один служилый немец, оказавшись подле государя, когда тот осматривал лошадей на Конюшенном дворе, подал ему записку с предупреждением о том, что изменники выступят на следующий день, 17 мая.

Вскоре во дворец явились братья Стадницкие с аналогичным предупреждением. Поскольку Стадницкие заявили, будто москвичи «собираются напасть на великого князя и поляков», секретари отклонили их представление и объявили, что народ предан государю.

Вслед за Стадницкими ко двору явился Мнишек. Среди московских жителей у Лжедмитрия было много доброхотов. Не имея доступа к царю, они пытались действовать через нового первосоветника — царского тестя. Оставшись наедине с зятем, Мнишек передал ему донос, поступивший от его солдат, а перед уходом вручил пачку челобитных от москвичей.

Будучи опытным политиком, Мнишек в отличие от самозванца трезво оценивал опасность, угрожавшую царской семье. Лжедмитрий остался глух к настоятельным советам тестя. Он укорял сенатора в малодушии, отвергал любые сомнения в преданности народа, а под конец заявил, что если кто и посмеет выступить против него, то в его власти «всех в один день лишить жизни». Даже на краю пропасти император оставался в плену иллюзий о всемогуществе самодержавной власти.

Постаравшись убедить Мнишека в отсутствии поводов к беспокойству, Лжедмитрий тут же отдал приказ о чрезвычайных военных мерах. Басманов поднял на ноги стрельцов и расставил по городу усиленные караулы. Как и в предыдущие дни, расположение воинских сил в столице определялось заботой советников о безопасности польских войск.

В Кремле было введено чрезвычайное положение.

Стража получила приказ убивать на месте любых подозрительных лиц, которые попытались бы проникнуть внутрь Кремля.

В ночь на 16 мая люди Басманова захватили шесть «шпионов». Трое были убиты на месте, трое замучены пытками. Басманов действовал с исключительной жестокостью, потому что власти получили бесспорные доказательства существования заговора. К несчастью для себя, Отрепьев даже не подозревал, что в заговоре участвовала его названая мать и любимцы Василий Шуйский и Василий Голицын.