Страница 7 из 8
Клодия присела рядом:
— Джерри, Смит — это потрясение, я понимаю. Меня тоже стукнуло. Он страшнее ада. Семья подняла все списки в свете возникшей дискуссии, и ни один из историков ничего подобного не нашел. Ни разу.
— Я не испуган, Кло, — ответил я. — И я понимаю, что это очень важно. Дело в том… — Я запнулся, перевел дыхание. Очень трудно было сказать это вслух. — Меня всегда грело знание, что мы, Фэнгборны, на праведной стороне, а те, кого мы преследуем, — всегда преступники. И никаких сомнений не было, никогда. Я всегда считал, что это и есть награда за нашу работу.
Это также означало, каково бы ни было мое мнение, что Вимс хотя бы формально на нашей стороне. Она наклонила голову набок:
— Награда сверхспособности к исцелению, долгожительства и сверхсилы?
— Да.
— И прилива радости после перемены?
— Ну… да.
Она нахмурилась:
— Ты молод, и ты жаден, и ты забываешь Первый Урок.
Я скривился:
— «Работа уже есть награда». Ты как дедушка заговорила.
— И тому есть веская причина: он был прав. — Она присела у стены рядом со мной. — Послушай, у каждого рано или поздно случается в жизни кризис веры. У меня он был при попытке понять, есть ли у нас права помимо тех, что дает нам закон людей, потому что я узнала разницу между законом и справедливостью. Такова жизнь. Она заставляет нас понять, что значит быть человеком, почему это драгоценно и подлежит защите. Нормалам недоступно даже наполовину то, что доступно нам, и жизнь их проходит в сомнениях.
— Мы не люди, Кло. И никогда не будем ими. Но теперь у нас тоже есть сомнения.
Она покачала головой.
— Мы к ним ближе всех прочих — биологически и духовно. Нам нужна эта связь. И ты знаешь, что убить Смита — это было правильно, пусть он даже один из нас.
Но никогда до сих пор Фэнгборн не убивал Фэнгборна. Эти слова вертелись у меня в голове, и я не мог заглушить их.
Клодия долго еще говорила о сообществе Фэнгборнов, о долге и чести, и прочее, и прочее, а я слушал. Многое имело смысл.
Потом я кивнул:
— Ты права. Мне просто нужно время, только и всего. Спасибо тебе.
— Не за что. Я просто рада, что успела сюда попасть до того, как ты дошел до «Найн инч нейлз». — Складки ее лица разгладились, и вот тут я понял, какую тревогу внушал ей мой вид. — Ладно, вещи собрал?
— Нет, но мне недолго.
В этом году мы друг другу на Рождество подарили билеты на Арубу. Дорого, но обоим нам нужно солнце. Она кивнула, но потом ее взгляд посуровел:
— Но к ночной мессе ты пойдешь?
— Наверное. Но сначала надо будет пройтись по свежему воздуху, чтобы в голове прояснилось.
Я заставил себя встать — мышцы затекли, не от боя, а от лежания. Все травмы, полученные в волчьем образе, проходят быстро, если я остаюсь волком, но все, полученные в образе человека, возвращаются, когда я снова становлюсь человеком.
— Отлично, там и увидимся. И, Джерри…
— Да, Кло?
Она сморщила нос:
— Ты бы душ принял.
Я снова показал ей палец и взял куртку. Она улыбнулась, уходя, и я знал, что сумел ее убедить. Вот что хорошо, когда у тебя в сестрах психотерапевт: как поймешь, чего они ищут, так сразу начинаешь им это выдавать.
Да, в ее словах был смысл. Просто они ну никак не могли снять мою боль.
Я натянул непромокаемые ботинки, шляпу, шарф, перчатки. Наверное, не нужно было бы так много — температура была выше тридцати [2], — но я после боя все никак не мог согреться.
После долгой прогулки я оказался у начала верфей Дерби и ушел достаточно далеко от празднично освещенных улиц, оставшись один в промозглой мгле. На снегу расплылись пятна крови, и снег был вытоптан зеваками, ищущими пса, который растерзал серийного убийцу. Адский Пес Салема — на наших глазах рождалась новая легенда.
Луч маяка скользил по темной воде. Тихо плескали волны о каменный причал. Всякий, обладающий зачаточной интуицией, мог бы учуять остатки силы, которую я здесь потратил.
В анналах нашей семьи ничего подобного не было, но теперь я не мог не задуматься: кого мы еще пропустили?
Или это действительно новый поворот, но что он тогда означает? Единственное, что поддерживало мою уверенность в своем месте в этом мире, мой щит и меч, — разлетается вдребезги.
Вокруг меня стояла полная тишина, снег заглушал шум города, а я пытался нащупать дно в навалившемся на меня море душевной боли. Неопределенность стирала меня в порошок, потеря веры была больнее потери руки. У меня было ощущение раздавленности, собственной глупости, будто я стал посмешищем всей вселенной.
Потом я перевел дыхание — глубоким вдохом, таким, какой может сделать человек, если ему вдруг на перекрестке явится некто в черном и предложит весь мир в обмен на его грязную душонку. Глядя на обсидиановую воду, я вздохнул еще раз и понял, что если я не смогу сделать тот решительный шаг преодоления кризиса, о котором говорила Кло, то придется мне сделать шаг иного рода.
Неподалеку от верфей Дерби находится небольшой бар под названием «Свиной глаз». Местная достопримечательность: там нет телевизора и подают лучшее в городе пиво.
И там по вечерам работает Энни.
Зал был наполовину полон — людьми, которые заскочили выпить еще по пиву перед мессой, и теми, чья семья — посетители на соседних табуретках.
— Ой, Джерри, что это с тобой? Заболел? Вид у тебя аховый. — Она положила передо мной кружок для стакана. — «Зимний согревающий»?
— Спасибо. Я как-то… слегка не в себе, наверное.
Вдруг я осознал, что сижу в провонявшем тренировочном, с двухдневной щетиной, в застегнутой куртке. Черт побери.
— Еще бы. Я читала в газете про Клодию. Тут с ума сойти можно.
Одна из первых вещей, которые я научился переживать — это что мне никогда не достанется слава за выполненную работу.
— Я за нее встревожился. Но она отлично умеет за себя постоять. — Нет, не смог я удержаться, и черт с ним, с костюмом: — И Зубастик точно не даст никому ее обидеть.
Она поставила передо мной темное пиво с идеальной полудюймовой шапкой пены.
— Это да. Он лапушка.
Я почувствовал, что краснею, вспомнив духи на лодыжках Энни, ее руку у меня на шее во время ее разговора с Клодией как-то летней ночью. Мы шли домой с работы, и я все еще был опьянен удачей охоты, когда мы встретили Энни. Одно из самых дорогих моих воспоминаний.
— Ты любишь собак?
Она пожала плечами:
— Разных по-разному. Как и людей. Их надо воспринимать индивидуально, как ты думаешь?
Пригласи ее, сказал я себе, пригласи сейчас же. На кофе, на выпить, на танцы, пригласи немедленно, или…
— Слушай, как ты насчет съездить на Арубу?
Я снова почувствовал, что весь краснею: я же совсем не это собирался сказать. Слишком это было много, слишком сразу, слишком нагло… вот черт!
Энни перестала протирать стойку. Вдруг бездонная вода показалась мне более удачным выходом.
— Я бы предпочла начать с бокала или с ужина, — ответила она медленно. — То есть это ты серьезно, на самом деле, наконец-то набрался храбрости меня куда-то пригласить?
— Ну… — я сглотнул слюну, — в общем, да. Ничего?
— Вполне. Но долго же ты собирался. — Она посмотрела на меня. — Вы, крутые парни, на самом деле просто большие телята. Но ты же не всегда большой теленок, Джерри?
Как правило, я большой волк, подумал я, про себя усмехаясь.
— Отныне — никогда, — пообещал я. — Так давай завтра вечером?
— Не могу. — Она посмотрела на меня с легкой насмешкой. — Завтра же Рождество. Я с утра еду в национальный парк «Брэдли Палмер» на лыжах кататься.
Я наморщил лоб. Традиция странная, но очень милая. Мне кажется…
Она задержала дыхание, слегка надула щеки, выдула воздух.
— Понимаешь, я — викканка. Рождество я люблю, но отмечаю — солнцестояние.
Она несколько ощетинилась, но я едва сумел сдержать глубокий вздох облегчения.
2
По Фаренгейту, около нуля по Цельсию.