Страница 53 из 117
У Матиаса мелькнула беспокойная мысль: большинство кусочков веревки, хранившихся в коробке, попадали туда, минуя испытание карманом или же после всего лишь нескольких часов пребывания в нем. Так можно ли быть уверенным в их надежности? Очевидно, меньше, чем в случае с остальными. Их следовало хотя бы подвергать более тщательному осмотру. Матиасу захотелось вытащить из куртки кусок веревочки, свернутой в форме восьмерки, чтобы снова изучить ее достоинства. Но он не мог достать левой рукой правый карман, а в правой руке он держал чемоданчик. Прежде чем начнется высадка и он окажется в гуще этой суматохи, у него еще было время поставить чемоданчик на палубу и даже открыть его, чтобы положить веревочку в безопасное место. Грубое соприкосновение с медными и серебряными монетами не могло ей повредить. Поскольку для своей игры Матиас не нуждался ни в какой компании, ему не надо было носить с собой лучшие образцы, чтобы показывать их школьным товарищам – впрочем, неизвестно, доставило бы им это хоть какую-то радость. По правде сказать, веревочки, которыми другие мальчишки набивали свои карманы, не шли ни в какое сравнение с его собственными; во всяком случае, они не требовали такого осторожного обращения и явно не причиняли своим владельцам столько хлопот. К сожалению, чемоданчик с часами – это не обувная коробка; он старался не загромождать его сомнительными предметами, которые могли произвести на клиентов неблагоприятное впечатление в тот момент, когда он демонстрировал им свой товар. Внешний вид товара был для него важнее всего, ничем нельзя пренебрегать, ничего нельзя оставлять на волю случая, если хочешь продать восемьдесят девять пар наручных часов среди населения чуть менее двух тысяч человек – включая детей и нищих.
Матиас попытался в уме разделить две тысячи на восемьдесят девять. Запутавшись в этой операции и учитывая, что он не будет заходить в слишком отдаленные лачуги, он предпочел округлить цифру делителя до ста. Это составило приблизительно одну продажу на каждые двадцать жителей: то есть если принять за среднее семью из пяти человек – одну сделку на каждые четыре дома. Разумеется, по опыту он знал, что на практике все бывает иначе: иногда одной и той же семье, в которой к нему были хорошо расположены, удавалось продать сразу две-три пары часов. Тем не менее достичь валового ритма продаж по штуке на каждые четыре дома было трудно – трудно, но все-таки возможно.
На сегодняшний день успех, казалось, зависел только от его воображения. Необходимо сделать так, чтобы когда-то над скалистым обрывом он играл с многочисленными маленькими приятелями, которых у него никогда не было. Во время отлива они бы вместе исследовали редко открывающиеся участки дна, населенные странно неправдоподобными существами. Он учил других ребят, как сделать, чтобы сабеллы и актинии распустили свои щупальца. Они собирали непонятные обломки на пляжах. Часами наблюдали, как в укромном углу возле пристани, у подножия причала, мерно поднимается и опускается вода, а водоросли вздымаются и опадают то в одну, то в другую сторону. Он даже показывал им свои веревочки и придумывал с ними всякие сложные и запутанные игры. Люди не могут всё помнить; он выдумает для них такое детство, которое прямиком подведет их к покупке хронометра. При разговоре с молодыми клиентами было бы лучше, если бы он знавал их отца, мать, бабушку – все равно кого.
Например, брата и дядю. Матиас пришел на пристань задолго до отплытия. Он разговорился с матросом из пароходной компании и узнал, что тот, как и он сам, был уроженцем острова; вся его семья по-прежнему жила там, в частности сестра с тремя дочерьми. Две из дочерей были уже помолвлены, зато младшая доставляла матери немало горя. Ей никак не сиделось на месте, и, несмотря на свой юный возраст, у нее было столько поклонников, что это вызывало беспокойство. «Сущий дьявол», – повторял моряк с улыбкой, которая показывала, как он любит, несмотря ни на что, свою племянницу. Их дом был последним на выезде из поселка, по дороге к большому маяку. Женщина была вдовой – зажиточной вдовой. Трех дочерей звали Мария, Жанна и Жаклин. Матиас, рассчитывавший вскоре всем этим воспользоваться, добавил полученные сведения к тем, которые он собрал накануне. Для его работы не существовало лишних подробностей. Он представится давним знакомым ее брата; если нужно, скажет, что продал ему когда-то часы «с шестью камнями», которые моряк носил многие годы, и за это время им ни разу не потребовалось ни малейшего ремонта.
В одном из его движений Матиас отчетливо увидел, что тот не носил наручных часов. В тот момент, когда моряк поднял обе руки, чтобы закрыть на кузове почтового грузовичка брезентовый чехол, его запястья выпростались из-под рукавов матросской блузы. На запястье его левой руки не оказалось той светлой полоски, которая была бы заметна на коже, если бы он снял свои часы недавно – например, чтобы отнести их в починку. Его часы действительно никогда не требовали ремонта. Просто по будням моряк их не носил, боясь повредить во время работы.
Обе руки опустились. Матрос что-то прокричал, но от шума двигателей с корабля было ничего не разобрать; в то же время он отошел от машины в сторону и махнул на прощанье шоферу. Грузовичок, который стоял с включенным мотором, тут же отъехал и начал быстро и уверенно разворачиваться вокруг небольшой будки, принадлежащей пароходной компании.
Служащий в фуражке с галуном, проверявший билеты при входе на корабль, вернулся в будку, закрыл за собой дверь. Матрос отвязал швартов, перекинул его на борт корабля и теперь, достав из кармана табачный кисет, принялся скручивать сигаретку. Юнга справа от него стоял свободно опустив руки и не касаясь ими тела. Оба остались на краю пристани одни, не считая человека с безупречными часами; заметив Матиаса, тот помахал ему рукой, желая удачного путешествия. Каменный край пристани начал наискось удаляться.
Было ровно семь часов. Матиас, у которого время было рассчитано очень четко, с удовлетворением отметил этот факт. Если туман будет не слишком густым, пароход придет вовремя.
В любом случае, как только он окажется на месте, нельзя будет терять ни минуты; главная трудность его поездки как раз и заключалась в ее кратковременности. В самом деле, пароходная компания совершенно не упрощала его задачу: корабли за один день совершали рейс туда и обратно всего два раза в неделю – по вторникам и пятницам. О том, чтобы снять номер в гостинице и остаться на острове на четыре дня, то есть практически на всю неделю, не могло быть и речи: вся прибыль от операции – или почти вся – оказалась бы растраченной. Так что придется довольствоваться этим единственным и очень коротким отрезком дня между прибытием парохода в десять часов и его отплытием обратно в шестнадцать с четвертью. Таким образом, у него было шесть часов пятнадцать минут, или триста шестьдесят плюс пятнадцать – триста семьдесят пять минут. Само собой напрашивалось подсчитать: если он собирается продать восемьдесят девять пар часов, сколько времени он может посвятить каждой из них?
Триста семьдесят пять делить на восемьдесят девять… Если взять девяносто и триста шестьдесят, ответ получится сразу: четырежды девять – тридцать шесть, – по четыре минуты на одну пару часов. С точными же значениями получается даже небольшой запас: с одной стороны, пятнадцать минут, которые не были учтены при вычислении, а с другой стороны, время, соответствующее продаже девяностой пары часов (которые уже проданы), – то есть еще четыре минуты; пятнадцать и четыре – девятнадцать, – девятнадцать минут в запасе, чтобы не опоздать на пароход. Матиас попытался представить себе эту идеальную сделку, которая длится всего четыре минуты: приход, рекламная болтовня, демонстрация товара, выбор изделия, уплата стоимости, указанной на ценнике, прощание. Даже если не брать в расчет колебания клиента, дополнительные пояснения, споры о цене, можно ли надеяться, что за такое короткое время удастся совершить сделку от начала до конца?
Последний дом на выезде из поселка по дороге к большому маяку был совершенно обычным: одноэтажный, всего с двумя квадратными окошками по обеим сторонам низкой двери. Проходя мимо первого окна, Матиас стучится в стекло и, не останавливаясь, идет к двери. Ровно в ту секунду, когда он подходит к ней, дверь перед ним открывается; ему даже не приходится замедлять шаг, чтобы пройти в коридор, а затем, сделав четверть оборота направо, – в кухню, где он сразу же кладет свой чемоданчик на большой стол. Ловким жестом он открывает замок; крышка откидывается, как на пружине. Сверху лежат самые дорогие часы; левой рукой он берет первую картонку, а правой приподнимает защитную бумагу и пальцем указывает на три пары прекрасных дамских часов по четыреста двадцать пять крон. Хозяйка дома стоит рядом с ним в окружении двух старших дочерей – по одной с каждой стороны (чуть пониже ростом, чем мать), – все трое неподвижны и сосредоточенны. Хором они все трое быстро, одинаково и совершенно синхронно кивают головой в знак согласия. Матиас уже снимает – почти сдирает – с картонки одну за другой три пары часов и отдает их трем женщинам, которые одна за другой протягивают за ними руки – сначала мать, потом девушка справа и девушка слева. Заранее приготовленная сумма уже лежит здесь, на столе: одна купюра в тысячу крон, две купюры по сто крон и три серебряные монеты по двадцать пять крон – тысяча двести семьдесят пять, – или трижды по четыреста двадцать пять. Дело сделано. Чемодан захлопывается с сухим щелчком.