Страница 27 из 66
Я не мог сдержаться. Закричал.
Эсси оттолкнула меня. Быстро села. Вызвала по-русски Альберта. Послушно появилась его голограмма. Он взглянул на меня и кивнул.
— Да, миссис Броадхед, пожалуйста, прижмите запястье Робина к фармацевтическому устройству в спинке кровати.
Я вдвое согнулся от боли. Мне показалось, что сейчас меня вырвет, но, очевидно, от содержимого моих внутренностей не так-то легко избавиться.
— Сделай что-нибудь! — воскликнула Эсси, отчаянно прижимая меня к своей обнаженной груди, а руку — к спинке кровати.
— Я уже делаю, миссис Броадхед, — ответил Альберт, и действительно, я почувствовал укол в руку. Боль уменьшилась и стала терпимой. — Не стоит напрасно тревожиться, Робин, — благожелательно сказал Альберт. — Вам тоже, миссис Броадхед. Я уже несколько часов назад предвидел такой болевой приступ. Это всего лишь симптом.
— Проклятая высокомерная программа, — воскликнула Эсси, написавшая эту программу, — симптом чего?
— Начала последней стадии процесса отторжения, миссис Броадхед. Положение пока не критическое, тем более что я вместе с обезболивающим ввожу и другие препараты. Но все же предлагаю завтра произвести операцию.
Я теперь чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы сесть на краю постели. Провел пальцем ноги по стрелам в ковре, указывающим в сторону Мекки, дань нефтяным магнатам, и сказал:
— А как с подбором тканей?
— Все уже подготовлено, Робин.
Я осторожно пощупал живот. Он не взорвался.
— На завтра у меня назначено много встреч, — указал я.
Эсси, которая мягко покачивала меня, отпустила и вздохнула:
— Упрямый человек! Зачем откладывать? Можно было провести трансплантацию несколько недель назад, и ничего этого бы не было.
— Мне не хотелось, — объяснил я, — к тому же Альберт заверил, что у меня было еще время.
— Было время! Конечно, было время! Неужели нужно тянуть до тех пор, пока не произойдет что-то непредвиденное? И тут ты понимаешь, что времени уже нет и приходится умирать. Я тебя люблю живого и теплого, Робин, а не программу из «Здесь и Потом»!
Я потерся о нее носом и подбородком.
— Больной! Убирайся от меня! — рявкнула она, но не отстранилась. — Ха! Теперь тебе лучше!
— Гораздо лучше.
— Достаточно, чтобы поговорить серьезно и назначить время операции?
Я подул ей в ухо.
— Эсси, — сказал я, — обязательно, но не в данную минуту, потому что, если я правильно помню, мы с тобой не закончили одно дело. Не с Альбертом. Будь добр, старый друг, отключись.
— Конечно, Робин. — Он улыбнулся и исчез. Но Эсси держала меня, долго глядела мне в лицо, потом покачала головой.
— Робин, — сказала она. — Ты хочешь, чтобы я записала тебя как программу «Здесь и После»?
— Нисколько, — ответил я, — и вообще я сейчас хочу поговорить не об этом.
— Поговорить! — фыркнула она. — Ха, знаю я, как ты говоришь… Я хочу сказать, Робин, что если я тебя запишу, то кое-что обязательно изменю!
Ну и денек получился! Неудивительно, что некоторые незначительные обстоятельства я забыл. Моя секретарская программа, конечно, мне напоминала, так что я не удивился, когда отворилась дверь и появилась процессия официантов во главе с дворецким. Принесли обед. Не на двоих. На четверых.
— О, мой Бог! — воскликнула Эсси, ударив себя по лбу тыльной стороной ладони. — Твой бедный друг с лягушечьим лицом, Робин! Ты пригласил его на обед. И только взгляни на себя! Босые ноги! Сидишь в белье! Ты некультурный, Робин. Иди одеваться немедленно!
Я встал, потому что спорить бессмысленно, но все же сказал:
— Я в белье, а ты разве нет?
Она презрительно взглянула на меня. На самом деле на ней такая китайская штука с разрезом на боку. Похоже и на платье, и на ночную рубашку, и она использовала ее в обоих качествах.
— Нобелевский лауреат, — укоризненно сказала она, — сам определяет, что ему прилично носить, а что нет. К тому же я уже приняла душ, а ты нет и потому пахнешь сексуальной деятельностью… и, о Боже! — добавила она, наклонив голову и прислушиваясь, — я думаю, они уже здесь!
Я направился к ванной, а она к двери, но я еще услышал звуки спора. Один из слуг тоже внимательно слушал, причем рука его бессознательно устремилась к выпуклости под мышкой. Я вздохнул и направился в ванную.
На самом деле это не ванная. Можно назвать купальным номером. Ванна по размерам достаточна для двоих. Может, даже для троих или четверых, но я о большем, чем двое, не мог думать. Иногда я гадаю, что эти арабские туристы делали в таких ванных. В самой ванной имелось скрытое освещение, из окружающих статуй лилась холодная или горячая вода, весь пол покрыт толстым ковром. И все вульгарные туалетные принадлежности скрыты в собственных декорированных помещениях. Все очень аккуратно.
— Альберт! — окликнул я, снимая рубашку через голову, и он тут же отозвался:
— Да, Робин?
В ванной нет видео, только голос. Я сказал:
— Мне тут нравится. Проследи, чтобы нечто подобное было установлено на Таппановом море.
— Конечно, Робин. Но пока не могу ли я напомнить вам, что гости уже ждут?
— Можешь, потому что ты уже напомнил.
— К тому же, Робин, вам нельзя переутомляться. Те медикаменты, что я вам дал, это только временное средство, и потому…
— Отключись, — приказал я и пошел в гостиную, где ждали гости. Стол был уставлен хрусталем и фарфором, горели свечи, вино в охладителе, вежливо дожидались официанты. Даже тот, с выпуклостью под мышкой. — Прости, что заставил тебя ждать, Оди, — сказал я, улыбаясь, — но у меня был тяжелый день.
— Я уже говорила им, — сказала Эсси, передавая тарелку восточного вида девушке. — Пришлось: этот глупый полицейский у двери счел их террористами.
— Я попытался объяснить, — подхватил Уолтерс, — но он не понимает по-английски. Миссис Броадхед разобралась с ним. Хорошо, что вы говорите по-голландски.
Она изящно пожала плечами.
— Если знаешь немецкий, знаешь и голландский. Это одно и то же, если говорить громко. К тому же, — добавила она, — это всего лишь состояние ума. Скажите, капитан Уолтерс. Вы что-то говорите, собеседник вас не понимает. Что вы подумаете?
— Ну, я подумаю, что сказал что-то неправильно.
— Ха! Совершенно верно! Ну, а я подумаю, что он неправильно меня понял. Это главное правило для разговора на иностранном языке.
Я потер живот.
— Давайте поедим, — предложил я и направился к столу. Но все же не пропустил взгляда Эсси и постарался быть гостеприимным. — Ну, мы печально выглядим. — Я имел в виду гипс на руке Уолтерса, синяк на щеке Джи-ксинг и распухший нос Эсси. — Вы колотили друг друга?
Оказалось, что это не совсем тактично: Уолтерс тут же подтвердил, что так оно и есть — под воздействием ТПП террористов. И мы немного поговорили о террористах. А потом о том печальном состоянии, в котором находится все человечество. Не очень веселый разговор, особенно когда Эсси решила пофилософствовать.
— Что за жалкое создание человек, — сказала она, но потом поправилась. — Нет. Я несправедлива. Один человек может быть вполне хорош, как мы четверо, сидящие здесь. Не совершенен, конечно. Но в среднем статистическом смысле из ста случаев проявления таких качеств, как доброта, альтруизм, приличное поведение — всего того, что люди ценят, мы способны на двадцать пять. Но нации! Политические группы! Террористы! — Она покачала головой. — Из ста случаев — ноль. Или, может быть, один шанс, но тогда, можете быть уверены, с камнем за пазухой. Видите ли, зло заразительно. В каждом человеке, вероятно, есть его зерно. Но с увеличением количества — скажем, десять миллионов человек или небольшая страна способны своим злом погубить все человечество.
— Можно приниматься за десерт, — я сделал знак официантам.
Всякий гость понял бы намек, особенно после упоминания о тяжелом дне, но Уолтерс оказался упрям. Он задержался за десертом. Настоял на том, чтобы рассказать мне историю своей жизни, и все время многозначительно поглядывал на официантов, и мне становилось все более неприятно, и не только в желудке.