Долина лошадей

Джондалар знал, что она выросла среди плоскоголовых, а затем покинула их и стала жить одна в долине, но он только теперь понял, что до него она ни разу не видела своих соплеменников. Ему стало не по себе при мысли о том, что он оказался как бы представителем всего своего народа. Пожалуй, он вел себя не самым лучшим образом. С другой стороны, он знал, как все люди относятся к плоскоголовым. Если бы он просто рассказал ей об этом, вряд ли это произвело бы достаточно глубокое впечатление. Зато теперь она понимает, чего следует ожидать.

Он улегся в постель, испытывая какое-то смутное, непонятное беспокойство, и еще долго продолжал размышлять, глядя на язычки пламени. Внезапно какая-то странная перемена произошла в его восприятии, и на мгновение у него закружилась голова. Ему привиделась женщина, которая словно отражалась в заводи, в которую только что упал камень: изображение слегка колыхалось, как будто на поверхности кругами пробегала рябь. Он испугался, что эта женщина позабудет его. Он знал, как важно, чтобы она помнила о нем.

Он почувствовал, как что-то сместилось, на пути возникла развилка. Он оказался перед необходимостью принять решение и понял, что подсказывать ему никто не станет. Теплый ветерок взъерошил ему волосы на затылке, и он понял, что Она вот-вот покинет его. Прежде он никогда сознательно не ощущал Ее присутствия, но, когда Она начала удаляться, он с небывалой остротой почувствовал, как на месте, которое прежде было заполнено, образовалась пустота, и на него повеяло тоской. Приближался конец эпохи ледников, конец периода, на протяжении которого Она обеспечивала людей всем необходимым, взращивая и питая их. Великая Мать Земля вскоре покинет своих детей, предоставив им самим вершить свою судьбу, самим отвечать за последствия каждого из своих поступков, самим отыскивать путь в жизни, как и надлежит всем взрослым. Окончательный переворот произойдет не при его жизни, немало поколений сменит друг друга, прежде чем это свершится, но первый шаг уже сделан. Но на прощание Она вручила своим детям драгоценный Дар, Дар Познания.

Джондалару показалось, что он услышал странный тоскливый вопль, и он понял, что то был крик Великой Матери.

Затем произошел резкий скачок, словно лопнула туго натянутая тетива, и все вернулось на свои места. Но сознание не поспевало за восприятием, и Джондалар далеко не сразу освоился с окружающей действительностью. Его не покидало тревожное ощущение, и он все пытался понять, что же не так. Он бросил взгляд поверх очага в ту сторону, где лежала Эйла, и увидел, как слезы стекают по ее лицу.

– Что случилось, Эйла?

– Я не знаю.

– Ты уверена, что мы сможем скакать на ней вдвоем?

– Нет, не уверена, – ответила Эйла, ведя вперед Уинни, на которую она уже навьючила корзины. Следом за ними шагал Удалец. Его связывала с матерью веревка, прикрепленная к надетому на него сооружению из кожаных ремешков – к недоуздку. Он мог свободно двигать головой и удаляться на некоторое расстояние от Уинни. Отсутствие петли вокруг шеи позволяло не бояться того, что он куда-нибудь рванется и задохнется. Поначалу недоуздок пришелся жеребенку не по вкусу, но он уже начал привыкать к нему. – Если мы сможем скакать на ней вдвоем, мы потратим гораздо меньше времени на дорогу. Если ей не понравится, я сразу это замечу. Тогда нам придется скакать на ней по очереди, или мы оба пойдем пешком.

Когда они добрались до большого валуна, возвышавшегося посреди луга, Эйла вскочила на спину лошади, чуть подвинулась вперед и придержала Уинни, чтобы Джондалар тоже смог забраться на нее. Уинни запрядала ушами, ощутив непривычно большую тяжесть, но лошадка была крепкой и сильной и, подчинившись Эйле, послушно тронулась в путь. Эйла следила за тем, как она двигается, понимая, что смена темпа укажет ей на необходимость спешиться и дать кобылке отдохнуть.

Сделав небольшую передышку, они отправились дальше. Джондалар уже не испытывал такого волнения, как прежде, но это оказалось некстати. Как только напряжение спало, он с небывалой остротой ощутил близость сидевшей перед ним женщины. Она прижималась к нему спиной, их бедра постоянно соприкасались, и Эйла почувствовала, что это отвлекает ее так сильно, что она почти не следит за лошадью. От Джондалара веяло жаром, а он ничего не мог с этим поделать, ведь каждый шаг лошади заставлял их волей-неволей вновь соприкоснуться друг с другом. Эйле показалось, что она не вынесет этого, но в то же время ей хотелось, чтобы поездка никогда не кончалась.

Джондалар почувствовал боль, какой он ни разу не ощущал прежде. Ему никогда не приходилось сдерживать столь сильное желание. Он всегда находил способ утолить его с тех пор, как стал мужчиной, но здесь не было ни одной женщины, кроме Эйлы. Он решил, что постарается как-нибудь справиться с собой.

– Эйла… – наконец выдавил он из себя. – Мне кажется… нам пора отдохнуть, – выпалил он.

Она остановила лошадь и тут же спешилась.

– Осталось совсем немного, – сказала она. – Мы вполне можем добраться до нужного нам места пешком.

– Да, пусть Уинни передохнет.

Эйла не стала спорить, хоть и понимала, что он принял это решение отнюдь не потому, что беспокоился за лошадь. Они отправились в путь, держась по разные стороны от Уинни и порой переговариваясь на ходу. Но Эйла с трудом выбирала нужное направление, она никак не могла сосредоточиться, а Джондалар досадовал, что охватившее его возбуждение никак не уляжется, и радовался тому, что лошадь заслоняет его от Эйлы.

Вдали показалось стадо зубров, и радость предвкушения охоты с новым оружием пересилила пылавшую в каждом из них страсть, но все же они старались не подходить близко друг к другу и по-прежнему держались по разные стороны от лошади.

Зубры собрались у маленькой речушки. Стадо оказалось куда больше, чем предполагала Эйла. За ночь к нему успело присоединиться несколько небольших групп животных, за которыми должны были последовать новые и новые. Через некоторое время десятки тысяч животных, с лохматой черно-бурой шерстью, соберутся вместе, и этот живой поток хлынет вперед по невысоким холмам, заполняя собой долины рек, и громкое мычание и стук копыт разнесутся на многие мили по округе. Жизнь каждого отдельного зубра не имела большого значения, они могли выжить, лишь сбиваясь в огромные стада.

Животные, собравшиеся у реки, пришли туда, подчиняясь неодолимому стадному инстинкту. Пройдет время, природные условия изменятся, с наступлением зимы подножного корма станет меньше, и тогда они снова разделятся на небольшие стада и разбредутся в разные стороны в поисках пропитания.

Эйла подвела Уинни к росшей у реки невысокой, постоянно овеваемой ветрами сосне с искривленным стволом. Обратившись к ней на языке жестов, Эйла велела ей оставаться у реки и, увидев, как кобылка направилась к жеребенку, поняла, что может не беспокоиться за Удальца, что Уинни убережет свое детище от любой опасности. Но Джондалар немало потрудился, чтобы обеспечить безопасность жеребенка, и ей было интересно посмотреть, насколько удачно придуманное им приспособление.

Эйла и Джондалар взяли копьеметалки, прихватили по мешку с длинными копьями и пешком отправились туда, где находилось стадо. Твердые копыта животных растолкли сухую корку, покрывавшую землю в степях, и она превратилась в пыль, которая вздымалась в воздух и оседала тонким слоем на их темной косматой шерсти. О продвижении стада зубров можно было судить по клубам удушливой пыли, повисавшей в воздухе, похожей на дым степного пожара: они несли с собой такое же опустошение, как любое из стихийных бедствий.

Джондалар и Эйла описали дугу, чтобы подобраться к медленно продвигающемуся стаду с подветренной стороны, и принялись рассматривать животных, намечая жертву. На них повеяло резким запахом разгоряченных зубров, лица их покрылись тонким слоем пыли, которую разносил ветер. Телята с мычанием жались к самкам, а годовалые зубры резвились, испытывая терпение взрослых самцов.