Долина лошадей

Он намеренно попытался вызвать в памяти представления о вещах, которые он издавна привык считать отвратительными, недопустимо грязными. И все это было связано с тем, что произошло с Эйлой! В далеком детстве мальчишки, засев где-нибудь в кустах, обучали друг друга всяким грязным словечкам, которые им удалось подцепить, и среди них было слово «плоскоголовая самка». Когда он стал постарше и смог понять, для чего предназначен мужской орган, те же самые мальчишки порой собирались в одном из отдаленных уголков пещеры, чтобы шепотом поговорить о девчонках. Краснея и хихикая, они предлагали друг другу овладеть плоскоголовой самкой и, вытаращив глаза, рассказывали об ужасных последствиях такого безумия.

Но никто из них тогда не мог и помыслить о возможности совокупления плоскоголового самца с женщиной. Лишь когда он достиг зрелости, ему довелось услышать упоминания об этом. Иногда молодых мужчин охватывала мальчишеская дурашливость, и, убедившись, что их не услышит никто из мужчин постарше, они принимались рассказывать друг другу непристойнейшие истории про плоскоголовых самцов и женщин; про мужчин, которые решили, не подозревая о последствиях, поделиться Даром Радости с плоскоголовой самкой и лишь затем обнаружили, к чему это приводит. Подобные случаи казались всем до ужаса комичными.

Но никто не смеялся, если речь заходила о существах, родившихся после такого совокупления, или о женщинах, которые произвели их на свет. Эти твари, возникшие в результате смешения духов, считались воплощением зла, даже Великая Мать, покровительница всего живого, питала отвращение к ним. Родившая женщина становилась неприкасаемой.

«Неужели все это относится и к Эйле? Неужели она является вместилищем зла, немыслимой мерзости и грязи? Честная, прямодушная Эйла, обладающая даром исцелять людей, мудрая, бесстрашная, добрая, красивая Эйла? Разве столь прекрасная женщина может быть порочной?

Пожалуй, она не сумела бы понять, что значит это слово! Но что подумают о ней люди, которые не знают ее толком? Вдруг, повстречавшись с ними, она расскажет, кто ее вырастил, расскажет о своем… ребенке? Что подумают о ней Зеландонии или Мартона? И ведь она не станет ничего скрывать, она непременно заговорит о своем сыне и никому не позволит думать о нем дурно. Пожалуй, Эйла может оказать отпор кому угодно, даже Зеландонии. Думаю, она и сама могла бы стать Зеландонии, ведь она обладает даром исцеления и даром приручать животных.

Но если в Эйле нет ничего порочного, выходит, наши представления о плоскоголовых не соответствуют истине! Но ведь никто не согласится с этим».

Погрузившись в размышления, Джондалар все шел и шел, не разбирая дороги. Он вздрогнул, когда что-то мягкое и влажное прикоснулось к его руке, – появление лошадей оказалось для него полной неожиданностью. Он остановился, чтобы почесать и погладить жеребенка. Уинни неторопливо продвигалась к пещере, пощипывая травку. Джондалар легонько шлепнул жеребенка по крупу, и тот помчался к матери. Но Джондалар не спешил вернуться к Эйле.

Впрочем, Эйлы не было в пещере. Следуя за Джондаларом, она подошла к скалистому выступу и увидела, как он бросился бежать по долине. Ей и самой порой хотелось побегать, но она удивилась тому, что у Джондалара внезапно возникло подобное желание. Неужели причиной тому она сама? Эйла ощупала теплую землю над ямой, в которой пеклись куропатки, а затем направилась к большому валуну. Джондалар вновь погрузился в размышления, но затем, подняв голову, с удивлением заметил Эйлу и стоящих рядом с ней лошадей.

– Я… прости, Эйла. Мне не следовало так внезапно убегать.

– Иногда у меня тоже возникает желание побегать. А вчера Уинни пришлось пошевелить ногами вместо меня. На ней можно ускакать гораздо дальше.

– Прости меня и за вчерашнее тоже.

Эйла кивнула, думая: это вежливость, часть обычая. Что же на самом деле значит это слово? Храня молчание, она прижалась к Уинни, и кобылка опустила голову на плечо женщины. Джондалар уже видел их в такой позе раньше, когда Эйла была расстроена. Похоже, им удается утешить друг друга. Ему и самому становилось легче, когда он гладил жеребенка.

Но молодой жеребчик был слишком непоседлив и не мог так долго оставаться на одном месте, хоть ему и нравилось, когда ему уделяли внимание. Тряхнув головой, он кинулся прочь, задрав хвост. Затем он высоко подпрыгнул, повернул назад и легонько толкнул мужчину, словно предлагая ему порезвиться и поиграть вместе. Эйла и Джондалар дружно рассмеялись, нарушив напряженное молчание.

– Ты хотел дать ему имя, – сказала Эйла без всякой настойчивости, просто отмечая факт. Она подумала, что сделает это сама, если Джондалар так и не соберется.

– Я не знаю, как его назвать. Мне еще ни разу не доводилось придумывать имя для кого-нибудь.

– Первой, кому я дала имя, была Уинни.

– А как же твой… сын? Разве не ты выбрала имя для него?

– Нет, это сделал Креб. Дарком звали молодого мужчину из легенды, которая нравилась мне больше других. Креб знал об этом, и, думаю, он выбрал это имя, чтобы доставить мне удовольствие.

– Вот не знал, что у людей из Клана есть свои легенды. Как же они их рассказывают, не говоря ничего вслух?

– Точно так же, как вы рассказываете их с помощью слов, только иногда жесты оказываются намного выразительней.

– Пожалуй, и вправду, – сказал он, пытаясь представить себе, что же за истории они рассказывают, а точнее говоря, показывают друг другу. Он и не предполагал, что плоскоголовые способны что-либо сочинять.

Они оба не отрываясь смотрели на жеребенка, который стремительно скакал по полю, наслаждаясь возможностью порезвиться. «Какой превосходный жеребец из него вырастет, – подумал Джондалар, – какой удалец».

– Удалец! – воскликнул он. – Может быть, назовем его Удальцом? – Это слово часто приходило ему на память, когда он думал о жеребенке.

– Я не против. Имя хорошее. Но для того, чтобы дать ему это имя, нужно все сделать как положено.

– А как положено давать имя лошади?

– Я не уверена, что этот ритуал годится для лошадей, но я поступила с Уинни так же, как поступают члены Клана с детьми, давая им имена. Я покажу тебе.

Она повела Джондалара в степь к месту, где раньше пролегало речное русло, которое долго оставалось сухим и частично заполнилось землей. Лошади отправились следом за ними. На одном из краев этого оврага виднелись различные почвенные слои. К удивлению Джондалара, Эйла разрыхлила веточкой красный охряной слой и набрала коричневато-красной земли в пригоршни. Вернувшись к реке, она смешала ее с водой так, чтобы получить вязкую массу.

– Креб смешивал красную землю с медвежьим салом, но у меня его нет, да и, пожалуй, краска, замешанная на воде, лучше годится для лошадей. Она высохнет и осыплется. Дело ведь не в этом, а в имени. Тебе придется подержать ему голову.

Джондалар поманил к себе жеребенка, и тот направился к нему, выкидывая на ходу забавные коленца. Мужчина обхватил его руками за шею и стал почесывать. Жеребенок стоял смирно. Эйла вскинула руки и обратилась на древнем языке жестов к духам, стараясь проявить некоторую сдержанность. Она до сих пор не знала, насколько благосклонно духи отнесутся к ее желанию дать имя лошади, хотя ритуал, совершенный ею над Уинни, не привел к каким-либо дурным последствиям. Затем она набрала в пригоршню красной глины.

– Имя этого жеребца Удалец, – проговорила она, сопровождая слова соответствующими жестами, а затем провела охряную черту по его морде от светлого хохолка на лбу и до кончика носа.

Она проделала это быстро, но уже в следующее мгновение жеребенок вырвался из рук Джондалара, отскочил назад и затряс головой, пытаясь отделаться от мокрой глины, а потом потерся о Джондалара, и у того на груди появилась красная полоса.

– Похоже, он тоже решил дать мне имя, – с улыбкой сказал мужчина. Удалец помчался галопом по полю, а Джондалар попытался стереть красное пятно с груди. – Почему ты взяла именно эту, красную, землю?