Страница 9 из 45
Поездка в Петербург.
24-го января я получил через Адмиралтейство телеграмму с приказанием немедленно отправиться в Петербург для переговоров по поводу моей докладной записки. В тот же день вечером я выехал в Лондон, где должен был пробыть три дня в ожидании парохода, отправлявшегося в Норвегию. Эта задержка дала мне возможность еще раз быть у первого лорда Адмиралтейства. Бальфур повел со мной на этот раз весьма откровенный разговор. Упомянув о моей записке, он спросил меня, что я намерен по этому поводу сказать в Петербурге. Мой ответ гласил: «Я сообщу, что пока бесцельно надеяться на прорыв английского флота в Балтийское море или на серьезное наступление в Северном море». Бальфур возразил, что до решительного поражения немецкого флота Адмиралтейство не может изменить своей стратегии и что очень трудно предсказать, когда это может случиться. Гранд Флит находится в постоянной боевой готовности, но он не хочет попасть в засаду, заранее уготовленную для него у немецких берегов.
Чтобы несколько позолотить эту горькую пилюлю, министр заговорил о сочувствии к русскому Балтийскому флоту, который противостоит несравненно сильнейшему противнику. «Пожалуйста, передайте вашему морскому министру, что наше офицерство одобрительно высказывается о боевой готовности вашего Балтийского флота, чего, однако, нельзя сказать про русский флот в Белом море». Я заметил на это, что в Белом море уже в течение ста лет не имелось флота и что все нынешнее оборудование импровизировано там лишь за время войны. «Ах, вот как, – прервал неожиданно Бальфур, – но скажите же мне тогда, почему ваше правительство не держит своих обещаний?» Я тотчас же спросил: «Какие обещания?» Но Бальфур переменил тему разговора и просил меня передать привет русскому морскому министру. После этого я откланялся. Мне до сих пор неизвестно, какие обещания подразумевал английский государственный деятель.
В Петербурге я застал подавленное настроение. Повсюду были заметны признаки разложения, вызванные тем, что война затянулась несравненно дольше того, чем ожидали в стране. Россия уже в мирное время во многих отношениях зависела от своих соседей. Война неожиданно изолировала страну. Националистическое движение, которое шло не из народа, а искусственно раздувалось в шовинизм правящими классами, несло свою долю вины в ускорении начинавшегося развала. В морском генеральном штабе, где мне приходилось проводить почти все время за работой, настроение было спокойнее и лучше. В армейских же кругах все еще не могли оправиться от ударов, нанесенных противником сухопутным военным силам России. Флот не страдал от недостатка снаряжения, не испытал крупных потерь и поэтому в нашем ведомстве смотрели более оптимистически на общее положение. Единственной серьезной потерей для русского флота была смерть адмирала Эссена, которого его преемник адмирал Канин не мог заменить. В Морском Генеральном штабе многие офицеры были совершенно завалены работой, в то время как другие проводили все служебные часы в бесконечных разговорах, кейфе, курении табака и чаепитии.
В генеральном штабе напряженно говорили о будущей весне. Ожидали нападения немецкого флота на Рижский залив, а также, быть может, на Моонзунд и Финляндию. Моя докладная записка английскому Адмиралтейству произвела в штабе гораздо больше впечатления, чем я мог ожидать, судя по разговорам с Русиным.
Тщетность надежд на серьезную помощь английского флота в Балтике не была неожиданностью для штаба. Все же генеральный штаб решил отправить свое обращение к английскому правительству, составленное на основании моей докладной записки. Ожидалось только согласие Ставки. Оно было вскоре получено, и я был командирован обратно в Лондон, куда и прибыл благополучно 21-го февраля.
Возвращение в Англию.
Уже внешний вид улиц, вокзалов и публичных мест показывал, что здесь господствует совершенно другое настроение, чем в Петербурге. На главных улицах города было такое же оживленное движение автомобилей, как и в начале войны. Бодро маршировали, часто беглым шагом, отряды войск. С восьми часов утра жители Вест-Энда спешили в Сити. Повсюду был отпечаток деятельности, силы воли и жизненной энергии. Энергия эта сочеталась с дисциплиной, к которой все привыкли, и никто не оказывал противодействия. В Лондоне не было заметно следов усталости, равнодушия или недовольства.
В Адмиралтействе мне объявили, что привезенный мною документ является лишь повторением моей докладной записки, на которую Бальфур уже дал мне свой ответ и к нему не может ничего добавить. Мне оставалось только просить разрешение проследовать обратно на Гранд Флит. На этот раз мне пришлось долго ждать установленного пропуска, и только 3-го марта я мог выехать обычным путем в Скапа-Флоу.
На следующий день по приезде я завтракал у начальника нашего отряда вице-адмирала Верней на его флагманском корабле «Marborough». Адмирал рассказал мне о недавнем посещении Гранд Флита русскими журналистами. Из них особенно обратил на себя внимание некий генерал Д-ский, недавно прибывший из Салоник и свободно говоривший по-английски. Английские офицеры, конечно, живо интересовались известиями с фронта. Генерал выступал с целым рядом рассказов и предсказывал, что недавно высадившиеся в Салониках английские и французские войска через несколько месяцев завоюют столицу Австрии. Этот военный журналист или журнальный генерал был, верно, не только храбр, но и весьма скор в своих суждениях.
12-го марта командующий флотом пригласил меня принять участие в одной операции на его флагманском корабле «Iron Duke». Вскоре, однако, приказ о выходе в море был отменен сигналом, и мое посещение ограничилось обедом в обществе адмирала Джеллико. Я рассказал адмиралу о моей поездке в Петербург и о привезенном мною оттуда письме. Адмирал еще не получал копии этого документа и только по телефону совещался по этому делу с Адмиралтейством. Ему было лишь известно, что в Лондоне недавно состоялось военно-политическое совещание для обсуждения этого письма, и в нем принимали участие начальники отделов Адмиралтейства. Решение не было еще принято, так как с русской стороны была затронута стратегия, которая без соглашения с сухопутным генеральным штабом и союзными державами не могла подлежать изменению.
Слушая адмирала Джеллико, мне невольно вспомнилось то, что мне рассказывали об обстоятельствах, связанных с его неожиданным назначением на пост командующего Гранд Флитом в самый первый день объявления войны. Предшественник его, адмирал Каллаган, был на редкость любим всем личным составом флота, которым он так долго командовал. Возможно, что его решительность и темперамент внушали известные опасения Адмиралтейству, и оно решило заменить его новым командующим флотом. «Судьба Англии в войне всецело зависит от флота, которым нельзя поэтому рисковать», – сказал мне один видный английский адмирал, когда я спросил его о причинах смены командования флотом в начале войны. Адмиралу Джеллико не представилось во время мировой войны случая выказать на деле всю силу своего характера. Даже во время Ютландского боя не было такого критического момента, когда судьба флота зависела бы от его решения. Но я не сомневаюсь, что и в таком случае Джеллико проявил бы большое хладнокровие и ясное суждение. Морская стратегия Англии, а также и союзных держав, во время войны всецело руководилась английским Адмиралтейством. Естественно поэтому, что командование Гранд Флитом было доверено человеку, чей взгляд на морскую стратегию совпадал со взглядами Адмиралтейства.
Линкор «Queen Elizabeth» на рейде в Скапа-Флоу
Каждодневная жизнь и развлечения в Скапа-Флоу.
Зима была необычайно холодная. Острова по несколько дней подряд лежали под снежным покровом, а болота и пруды были покрыты толстым слоем льда. Погода не благоприятствовала никакому спорту, за исключением бега на коньках.