Страница 40 из 45
Первым следствием паники было то, что плутократия Лондона переселилась из столицы в окрестные города на Темзе – Ричмонд, Хамптон и Майденхэд, которые вскоре оказались переполненными. Благодаря этому переселению, квартирная плата в окрестностях Лондона возросла во много раз, а утренние поезда не могли вместить всех едущих в Сити, центр торговой жизни Лондона. Газеты подняли тревогу и старались усовестить беглецов, обвиняя их в недостатке общественной солидарности и любви к отечеству; газетная кампания отчасти возымела свое действие. Благотворное влияние печати сказывалось и в других отношениях, в особенности в связи с воздушными налетами. После первых же жертв газеты взяли на себя страхование жизни, здоровья и имущества от воздушных бомбардировок. Учитывая, с одной стороны, всеобщую нервность, которая позволяла рассчитывать на большее число клиентов, а, с другой стороны, сравнительно незначительный процент несчастных случаев, газеты установили заманчиво ничтожные страховые премии. Достаточно было предъявить подписную квитанцию лондонской газеты за предыдущий месяц или даже за предыдущие 8 дней, чтобы иметь право на полное возмещение материальных потерь от бомб, стоимости лечения или получить определенную страховую сумму в случае смерти родственников. Все газеты усиленно конкурировали на этом поприще.
Нельзя, однако, сказать, чтобы пресса всегда поддерживала общественную нравственность. Наиболее воинственно настроенные органы печати, газеты лорда Нортклиффа8*, которого впоследствии назначили министром пропаганды, нанесли сильный ущерб общественной морали Англии. Они слишком часто взывали к низменным инстинктам масс, раздували ненависть к врагу, призывали к жестокости и подозрительности и старались в каждом гражданине воспитать сыскного агента, шпиона и доносчика. Широкие общественные круги не оказывали должного сопротивления этой кампании, и газеты вскоре потеряли всякую меру сдержанности, необходимую для печати, как фактора общественной жизни.
Продовольственная карточная система.
Карточная система на известные жизненные продукты была уже повсеместно проведена в пределах всей страны. Размеры пайков на главнейшие предметы продовольствия объявлялись заранее на неделю вперед, и правильность распределения припасов проверялась органами местного самоуправления. Были также установлены законом размеры наибольших запасов продовольствия в каждом хозяйстве, так как в первое время после введения карточной системы многие лица скапливали себе большие запасы. Местные власти стали энергично бороться с этим, особые контролеры имели право производить в домах осмотры, и суды назначали большие денежные штрафы. В случае обнаружения незаконного склада продовольствия об этом сообщалось в газетах с точным указанием имени и адреса виновного, количества найденных товаров и размера присужденного наказания. Кондитерские и кафе не имели права торговать больше сдобным хлебом и пирожными; цены на шоколад сильно возросли, а мармелад, это любимое лакомство англичан, постепенно исчез из торговли. Целый ряд существенных жизненных продуктов, как, например, фрукты, картофель и рыбу, можно было всегда купить в достаточном количестве и по обычной цене; недостатка в пище никто не испытывал. Хлеб, сахар, мясо и масло выдавались по карточкам, и потребление этих продуктов сильно сократилось. Карточная система вводилась постепенно, частями и действовала безукоризненно. Много содействовало этому благожелательное отношение населения, которое задолго до введения той или иной нормировки продуктов тщательно подготовлялось к этому с помощью пропаганды в газетах.
Вопрос о мире.
В газетах много писалось о попытках нейтральных стран и папы выступить посредниками для мирных переговоров. Меня интересовало, как относятся к этим попыткам широкие круги населения в Англии, но мне не удавалось получить ответа, так как английские газеты в этом отношении были на редкость дисциплинированны. В них нельзя было найти даже намеков о тяготении к миру. Подобного сорта сведения печатались лишь под рубрикой «Известия из заграницы» и неизменно осуждались с национальной точки зрения. Собрания с целью мирной пропаганды были, конечно, запрещены, и население само следило, чтобы ораторы, выступавшие в Лондоне в традиционных местах Гайд-парка, не затрагивали вопроса о заключении мира. В тех классах общества, с которыми мне приходилось поддерживать связь, ни в 1917 году, ни даже в начале 1918 года нельзя было заметить следов военной усталости. Часто приходилось слышать, что тяготение к миру всего более проявлялось среди солдат и офицеров на фронте. Объяснить это явление не трудно. Окопная война, постоянное пребывание на месте, грязь, лишения, не говоря уже об опасностях, должны были действовать подавляюще на людей, оторванных от родины, семьи и профессии для необычной деятельности. Прапорщики военного времени не могут заменить кадровых офицеров, которые посвятили всю свою жизнь военному делу. Правительство боролось с этими нежелательными явлениями путем той же газетной пропаганды, а также повышением жалованья офицерам и солдатам; жалованье рядового солдата было увеличено в 1918 году с одного шиллинга до 1,5 шиллинга в день. Военная пропаганда пользовалась не только газетами, но и различными собраниями и митингами, устраивавшимися для разъяснения народу «целей войны».
Усиленно применялись также кинематограф и другие средства агитации; правительство щедро тратило большие суммы на это дело, что ясно было видно из отчетов, представлявшихся в парламент. «Политика – грязное дело», – несмотря на то что большинство населения считало войну необходимой, все же военный энтузиазм приходилось поддерживать искусственными мерами. Красноречивым доказательством популярности войны был тот факт, что число лиц, принципиально отказывавшихся выполнять воинскую повинность, было поразительно мало. Строгие наказания, которым подвергались такие протестанты, конечно, немало содействовали уменьшению их числа. В парламенте часто восставали против суровых наказаний и жестокого тюремного обращения, которым подвергались лица, отказывавшиеся в силу своих убеждений нести военную службу. Число осужденных в 1917 году не превышало 2000, что для армии в 4-5 миллионов представляет незначительный процент. Случаи дезертирства были чрезвычайно редки в английской армии. Конечно, войска находились в чужой стране, что сильно затрудняло бегство, но и помимо этого было вообще мало случаев, чтобы солдаты из-за собственной безопасности уклонялись от исполнения военного долга. Во флоте случаев дезертирства вообще не наблюдалось; приток добровольцев на морскую службу был всегда больше потребного числа, между тем численность команд флота возросла с начала войны в три или четыре раза.
Дискуссия о мире началась гораздо позднее, после того как президент Вильсон обнародовал свое знаменитое обращение к конгрессу Соединенных Штатов об условиях мира и целях войны, а также после речи Ллойд-Джорджа на ту же тему в собрании рабочих союзов (Trade Unions). Несмотря на одновременность появления обеих деклараций, в них не было полного созвучия, и основной тон их сильно разнился. Вильсон витал в облаках и вовсе не хотел спускаться на грешную землю, хотя это прекраснодушие плохо вязалось с тем фактом, что Америка послала на фронт сотни тысяч солдат и миллионы снарядов и патронов. Послание взывало к демократическим народам Европы и обещало всевозможные блага: равноправие с прежними притеснителями и независимость на основе «права самоопределения народов». Лишь в одном пункте президент соблаговолил спуститься с высоты полета своих мыслей в материальный мир. От имени союзников он обещал справедливое решение жгучего колониального вопроса: притязания воюющих сторон должны быть согласованы с интересами населения в колониях.
Ллойд-Джордж касался только материальных вопросов и обсуждал разграничение спорных территорий воюющей Европы. В его речи также встречались ссылки на «право самоопределения народов», создание международного органа для предупреждения будущих войн и незыблемость заключенных договоров. Но Ллойд-Джордж посвятил только незначительную часть своей речи «демократическим стремлениям народов», тогда как в послании Вильсона они составляли 0,75 всего содержания. Ллойд-Джордж ни слова не говорил о свободе морей, неприкосновенности морского судоходства, отказе от тайной дипломатии, обязательных третейских судах и экономическом равноправии всех стран. Но зато в речах обоих государственных деятелей были одни и те же обвинения противника во всевозможных преступлениях и обещания всяческих благодеяний малым государствам, которые остались нейтральными и будут и в дальнейшем продолжать оказывать помощь союзникам. У меня создалось впечатление от речи Ллойд-Джорджа, что Англия уже пережила самый трудный, критический период подводной блокады. В течение семи месяцев, считая с 1 -го февраля 1917 года, согласно данным сэра Маклея, одного из заправил английского торгового судоходства, немецким подлодкам удалось потопить 5-6 миллионов тонн. Цифра потерь, беспрерывно возраставшая до сентября, остановилась с тех пор на одном уровне, а поздней осенью стала даже понижаться. Английский премьер-министр, выступая в начале 1918 года со своей речью, мог быть в полной уверенности, что подводная опасность преодолена и что поэтому нет особой необходимости давать слишком большие обещания демократическим партиям страны.
8
Лорд Нортклифф захватил в свои руки наиболее крупные газеты в Лондоне: « Times», «Daily Mail» и другие; некоторые из них имели тираж до 1 000 000 экземпляров в день. (Прим. пер.).