Следствием установлено…

— Она человек, она исправится, потому что у нее осталось главное — совесть, а вот ты ее давно потерял.

Субботин демонстративно отвернулся в сторону.

Вячеслав помолчал, разглядывая его затылок.

— И все-таки, Вадим, в тот день ты был на вокзале, — возобновил он разговор.

— В какой?

— В день убийства Шестакова.

— Не помню, давно это случилось. Может и… был.

— Значит все-таки был. Один?

Субботин вздрогнул. Кровь отхлынула от его лица, нижняя челюсть отвисла. И хотя Вершинин привык к резкой смене настроения у парня, на сей раз он понял, что тот действительно сильно испугался.

«Почему он так испугался? — стучало в голове. — Может, увидел кого в окошке? Нет. Окно грязноватое, и к нему близко никто не подходил. Что же произошло? Я поинтересовался, был ли он на вокзале один. После моего вопроса возникла такая странная реакция. Но «после» не всегда означает «вследствие». Продолжить расспросы? Сейчас с ним разговаривать бесполезно. Он сильно испуган. Чертовщина какая-то. Самый настоящий испуг».

Он попытался расшевелить Субботина, вывести его из оцепенения, но безуспешно.

— Вот твой пропуск, — сказал тогда Вячеслав. — Иди домой к родителям. Понадобишься — пригласим.

Не веря глазам, Вадим уставился на клочок бумаги, потом на следователя, пытаясь понять, не шутят ли с ним.

— Иди, иди.

Того как ветром сдуло. А Вячеслав продолжал размышлять. Он понял, что необычная реакция парня последовала в ответ на безобидный с виду вопрос, один ли он находился на вокзале. Значит, Субботин боится, как бы не узнали о другом человеке, скорее всего, убийце. И все-таки слишком велик был пережитый испуг. Произошло что-то еще, и Вершинину пока не удалось уловить, что именно.

Сидевший в углу Пантелеев тяжело вздохнул. Весь вид его выражал крайнее осуждение. Он осуждал и наглость Субботина, и излишнюю, как ему казалось, доверчивость Вершинина, и свою собственную беспомощность в столь острых ситуациях.

— Не волнуйся, дорогой, — успокоил его Вячеслав, — никуда наш приятель не денется, а выяснить, с кем он будет общаться в это время, — твоя задача.

Пантелеев молча кивнул головой, но чувствовалось его внутреннее несогласие.

— Удалось узнать что-нибудь новенькое о парне, порвавшем удостоверение? — продолжал Вершинин.

Тот сразу скис.

— Продвигается с трудом. Однако есть кое-что утешительное: образцами удостоверений, клочок которого мы изъяли с вокзала, компрессорный не пользуется свыше года, следовательно, остается только один завод — сельхозмашин. За последние пять лет с завода уволилось более ста мужчин до 30 лет. Все они значатся сдавшими заводские удостоверения.

Вершинин задумался: «Значит все-таки один из двух парней работает или работал на том же злополучном заводе, но ведь их более сотни и все сдали удостоверения. Кто же, кто?»

— Оставь мне список, — сказал он Пантелееву. — Я скоро буду на заводе и посмотрю сам.

ИСПОЛНЯЮЩИЙ ОБЯЗАННОСТИ ДИРЕКТОРА

Комната насквозь пропиталась запахом табака. Рабочий день едва начался, а в пепельнице уже лежало с десяток окурков. Очередная папироса дымилась на спичечном коробке. Пожилая женщина с землистым лицом заядлой курильщицы смущенно замялась.

— Прошу извинить меня, товарищ следователь, — сказала она низким голосом, — но без разрешения руководства завода я не могу выполнить вашу просьбу.

— Я, кажется, объяснил вам, — спокойно возразил Вершинин. — Законом мне предоставлено право осматривать любые документы, изымать их в любом месте, пусть даже ваше начальство возражает.

— Понятно, — виновато согласилась она, — но все же… прошу вас войти и в мое положение. Без разрешения исполняющего обязанности директора Колчина или главного инженера Рауха мне запрещено показывать подобные документы. Зайдите к ним, поговорите.

— Ладно, — скрепя сердце, согласился Вершинин, — соедините меня с Колчиным.

Женщина подняла трубку внутренней связи и набрала трехзначный номер. Колчин ответил не сразу. Вместе с резким «да» мембрана донесла из кабинета неясный шум мужских голосов.

— Да, — еще раз раздраженно послышалось из трубки. — Слушаю. Кто говорит?

— Зимина беспокоит, Владимир Кузьмич. Тут вас…

— Давайте позже, Зинаида Дмитриевна. Я занят, — оборвал ее Колчин.

— Погодите, — торопливо произнесла Зимина, опасаясь, как бы он не повесил трубку. — У меня находится старший следователь прокуратуры Вершинин, он желает поговорить с вами.

Колчин помолчал. Шум в его кабинете затих. Вершинин представил себе, как насторожились присутствующие, разом прекратив спор, когда услышали слово «следователь», как вздрогнул от неожиданности человек, которого он ищет. Почему-то подумалось, что тот должен находиться в этот момент у Колчина. Ответа Вячеслав не расслышал — Зимина плотно прижала телефонную трубку к уху. От усилия у нее побелели костяшки пальцев.

— Колчин извиняется, — виноватым голосом передала она. — У него сейчас идет совещание, и он просит вас подойти к нему минут через десять и он примет вас.

Через десять минут Вершинин вошел в приемную. Навстречу ему поднялся мужчина в дымчатых очках.

— Товарищ Колчин сию минуту освободится, — сказал он.

— Хорошо, я пока выйду в коридор и покурю там.

— Зачем же? Курите здесь, вот пепельница. У нас ведь начальство курящее.

Однако Вершинин решил курить в коридоре. У лестничного пролета спиной к нему стояли двое мужчин и возбужденно разговаривали.

— Все равно пойду, Макарыч. Пусть скажет: да или нет. Хватит нервы мне трепать, — горячился один из них, лет тридцати, в крохотной спортивной шапочке, прилипшей на голове. — Пусть или оформляет на рацпредложение или отказывает, дальше я терпеть не буду, обжалую в ВОИР[1] или через суд.

— Зря время теряешь, — небрежно заявил другой — в черном, замусоленном халате, жевавший во рту мундштук потухшей папиросы. — Дуй прямо по инстанциям. Здесь решать бесполезно, — он показал в сторону приемной. — Даже если он сейчас тебе манну небесную пообещает.

— Почему? — удивился тот.

— А потому. Знаю я его хорошо, изучил. Пообещает одно, а сделает другое.

— Ну да? — недоверчиво переспросил парень в спортивной шапочке, — я слышал, Колчин — хороший.

— Хороший, когда спит зубами к стенке, — запальчиво выкрикнул другой. — Я тоже раньше не верил. Теперь сам убедился. Помню, Кулешов в отпуске был или болел, а Колчин исполнял обязанности. Наказали меня тогда по представлению начальника цеха неправильно. Я с жалобой. Прокурор приказ опротестовал. Иду к Колчину. «Переводите на прежнюю работу», — говорю. Встретил, куда лучше. «Да, да, — обещает, — немедленно разберемся и переведем». Раза три я после ходил к нему, все обещал. Наконец, донял я его, звонит при мне в отдел кадров, почти кричит: «Почему до сих пор волокитите, сейчас же издать приказ» и так далее и тому подобное. Я с легким сердцем туда. Там меня мариновали часа три, да попусту. Помню, горячился по наивности, доказывал, мол, сам Колчин приказал, а все зря. Кинулся к нему — оказалось, в Москву уехал на два дня. Старичок тогда один из отдела кадров, на пенсии он сейчас, отзывает меня в сторону и шепчет потихоньку: «Чего ты, парень, зря нервы тратишь?» «Как чего? — удивился я. — Вам, бюрократам, начальство приказывает, при мне звонит, а вы тянете, не выполняете». Старичок тот посмотрел на меня с сожалением и говорит: «Эх, Петя, Петя! Важно ведь не то, что Колчин при тебе кадровику говорил, а что он после сказал, когда ты от него ушел». Меня словно обухом по голове стукнуло: разве мог бы начальник отдела кадров не исполнить распоряжение директора? Больше я к Колчину не ходил. Дождался Кулешова, тот сразу решил.

— Ну и ну! — удивился его собеседник.

Из приемной в коридор гуськом потянулись запаренные люди. Они с любопытством косились на Вершинина, докуривавшего сигарету. На пороге появился крепко сбитый мужчина с тугой волной седых волос, резко контрастирующих с молодым лицом. Из-за его плеча выглядывал человек в дымчатых очках. Он едва заметно указал на Вершинина, и мужчина направился к нему. Вячеслав догадался, что это Колчин.

1

Всероссийское общество изобретателей и рационализаторов.