Следствием установлено…

— Напускаешь на себя много, Нина, а ведь разве ты такая плохая, какой хочешь казаться? — Вячеслав вышел из-за стола, переставил стул, сел рядом с девушкой. — Мы знаем: жизнь у тебя не сладкая, хотим тебе помочь, но ведь ты-то сопротивляешься, — он погладил ее по всклокоченной голове. — Пантелеев, думаешь, почему злится? Поэтому же.

Плечи девочки поникли, стали еще острее, из тщедушной груди вырвался всхлип:

— Вы… вы… думаете, мне уж очень нравится… по вокзалам? А побудьте хоть денек у меня дома — узнаете, где лучше.

«С ней надо решать, — раздумывал Вершинин, тихонько поглаживая ее по голове, — и решать быстрее. Опекуна, что ли, назначить, а мамашу лишить родительских прав? Посоветуюсь у себя, но так девчонку оставлять нельзя. Пропадет».

— Ну ладно, Ниночка, успокойся. Я постараюсь помочь тебе в самое кратчайшее время, только сама для себя твердо реши, что дальше так нельзя. Всю жизнь на вокзале не проведешь. Пойми же, наконец.

Она подняла голову и доверчиво, по-детски, улыбнулась ему.

— У меня к тебе есть еще одно дело, — сказал Вячеслав, когда она успокоилась. — Ты Шестакова знаешь?

— Шестакова? Кто это такой?

— Ханыга. Так его ребята называют.

Нина скривилась с отвращением:

— Который перышко в бок получил? Васька? Руки всегда тянул, куда не положено.

— Вот, вот. Тот самый. Вспомни, пожалуйста, когда ты видела его последний раз?

— Когда? — она наморщила лоб. — Да, наверно, перед тем, как его уделали.

— Приблизительно за сколько времени до убийства?

Девушка насторожилась. Слово «убийство» резануло ее слух. Она испытующе посмотрела на Вершинина, и он понял, что допустил ошибку. В ее представлении «перышко в бок», «уделали» выглядело несерьезным, а слово «убийство» разом снимало шутки.

— Мы выясняем подробности ссоры между ребятами, — сказал безразличным тоном Вячеслав. — Они ведь любят подраться.

— Тот день мне назвать трудно, запомнила только, что ребята говорили о какой-то драке с Ханыгой. Вроде порезали его там.

— Может, расскажешь поподробней?

— Пришла я тогда на вокзал часов в девять вечера, — вяло начала она. — Поднялась на второй этаж в зал ожидания. Встретила там Тольку Куцова. Посидели с ним на скамейке, поговорили, затем спустились вниз, у касс походили. Вижу, Васька Ханыга идет. Пьяный, как обычно. Он меня увидел и сразу за руки хватать стал. «Пойдем, — говорит, — за пути, потолкуем». Но я не пошла, я Витьку своего не обману, да и противный больно Ханыга-то. Вырвала я руку и говорю: «Отцепись, иди своей дорогой». Он сразу с угрозой: «Я тебе, дрянь, фонари выдавлю». Я в сторону, люди стали на нас оглядываться, милиционер вдалеке показался. Ханыга тогда сразу удрал.

— И все? — упавшим голосом спросил Вершинин. — А после, после ты его встречала?

Она отрицательно качнула головой:

— Больше не видела.

— Ребята потом тоже по вокзалу рыскали, спрашивали, может и нашли.

— Какие ребята? — оживился Вячеслав.

— Там один, — неопределенно отозвалась она и насупилась.

— Нина, ты должна мне помочь. Мне надо знать, из-за чего произошла драка между ребятами, вот я и терзаю тебя расспросами. Ведь не из простого любопытства. Может, парень этот как раз и знает о Шестакове.

— Мы с ним когда-то на одной площадке жили, — опять уклонилась от ответа она, — затем вдруг решительно добавила. — Вадька его зовут, фамилия Субботин. Он и спрашивал Ханыгу. Только вы не подумайте плохого. Я Вадьку спросила, зачем ему Ханыга. Он сказал, что перчатки у него какие-то хочет взять.

Сердце у Вячеслава екнуло. Он подался вперед.

— Перчатки? Какие перчатки? Он был без перчаток?

— Откуда мне знать, смотрела, что ли? Выпивши был, это точно.

— А на голове, на голове? Шапка была?

— Шапка? По-моему… была. Да, точно была.

— Ну хорошо. А дальше?

— Потом Вадька убежал, а я походила еще по вокзалу, но Витьку не встретила и ушла домой. Мамаша, помню, в тот вечер раздобрилась. Получку получила как раз, торт даже купила. И пол-литра.

— Ей зарплату в какие дни выдают?

— Третьего и восемнадцатого каждого месяца.

— Значит, ты и Ханыгу и Вадьку последний раз встретила в одно из этих чисел?

— Точно. Только сейчас не помню, в какое из них. И потом Вадьку я еще два раза видела, но мельком.

Вершинин оставил Нину в кабинете, а сам ринулся искать Стрельникова. В коридоре он едва не сбил с ног Пантелеева.

— Где капитан? — бросил он на ходу.

— Минут десять как появился. У себя сейчас.

Вячеслав буквально влетел в кабинет Стрельникова.

— У меня важные новости, старик, — бросил он и коротко пересказал содержание разговора с Ниной.

— Ты считаешь, убийство мог совершить Субботин? — с волнением спросил Стрельников.

— Перчатки. Ты вспомни о перчатках. Ведь Шестаков отобрал у одного из пьяных парней перчатки. Им вполне мог оказаться Субботин. А если это так — вот тебе и повод для убийства. Повод, правда, незначительный, но все-таки повод. Субботин разыскивал Шестакова, пьяный, возбужденный. И по времени совпадает, и число сходится…

— Субботин, Субботин… — глядя куда-то в пространство, задумчиво проговорил Стрельников. — Моя память не запечатлела такой фамилии… Краюхин, — сказал он по внутреннему телефону. — Свяжись с инспекцией по делам несовершеннолетних. Пусть дадут справку на Субботина, Вадима Субботина.

Через десять минут дежурный по отделу Краюхин принес продиктованные ему по телефону данные.

«Субботин Вадим Евгеньевич 196… года рождения, учащийся ГПТУ № 6, кличка «Джентльмен», «Мен». Состоял на учете в инспекции по делам несовершеннолетних два года. Проявлял склонность к употреблению спиртных напитков и мелким правонарушениям. Рассматривался на комиссии по делам несовершеннолетних за вымогательство мелких денег у младших по возрасту ребят. Впоследствии изменил поведение к лучшему. Три месяца назад снят с учета по достижении совершеннолетия и выбыл в город Н.».

НЕПРОБИВАЕМЫЙ СУББОТИН

Шесть часов в поезде пролетели быстро. Вершинин с любопытством рассматривал через окошко знакомые места. В городе, к которому приближался поезд, семь лет назад он прошел первую свою стажировку в районной прокуратуре. О том времени остались хорошие воспоминания. Поселили его в крошечной старинной гостинице, на самом берегу реки, протекавшей в центре города. Стояло знойное лето, и каждое утро Вячеслав бегал на уютный песчаный пляжик, делал зарядку и бросался с размаху в теплую, обволакивающую воду. Он плавал до изнеможения, ему доставляла удовольствие борьба с сильным течением реки. В этой борьбе наливалась приятной тяжестью каждая мышца тела, учащенно стучало сердце. Из воды не хотелось выходить, и по пути к берегу он то и дело окунался, стараясь подольше сохранить ощущение прохлады. Однако приятные воспоминания промелькнули в его сознании так, словно все это происходило с каким-то другим, очень похожим на него человеком.

Едва ступив на перрон, Вершинин убедился, что город мало изменился. Он уверенно сел в шестой номер трамвая, который повез его в центр, где находилась прокуратура. На площади Вячеслав вышел, пересек небольшой сквер, сплошь заставленный скамейками с броскими надписями: «окрашено», свернул на тихую улочку и двинулся по ней вдоль старинной каменной ограды. Память не подвела, и вскоре он остановился у здания прокуратуры.

Дежурный внимательно ознакомился с удостоверением Вершинина, затем пропустил Вячеслава.

В гулком длинном коридоре прокуратуры нервно расхаживали несколько человек. Среди них выделялся молодой человек. В отличие от остальных, сосредоточенно ушедших в себя, молодой человек озирался по сторонам с довольно растерянным видом. На секунду он встретился взглядом с Вершининым, и тот заметил приоткрытый рот с редкими зубами, испарину на лбу. Юноша тут же отвернулся. Напряженная спина парня лучше всяких, слов подтверждала, что появление постороннего человека не оставило его равнодушным.