Страница 100 из 104
Последовательное восстановление формы головы в профиль начинается с наружной жевательной мускулатуры. Обратите внимание на то, что сквозь как бы просвечивающую большую жевательную мышцу (m. masseter) можно видеть прикрепление височной мышцы на верхне — переднем крае венечного отростка нижней челюсти. (Эта часть черепа — единственная во всей реконструкции Уайта — вызывает у меня сомнения. У большинства черепов гоминид или понгид пространство между передним краем венечного отростка нижней челюсти и задней поверхностью скулового отростка верхней челюсти относительно невелико. Если его уменьшить и в этом черепе, то вся верхняя часть лица более круто наклонится назад по отношению к носовому отделу, что выразится в усилении альвеолярного прогнатизма, т. е. в более обезьяноподобном профиле и, следовательно, в уменьшении длины эндокрана. Очевидно, однако, что д-р Уайт восстанавливал все детали строения черепа с такой точностью, какую допускали имевшиеся в его распоряжении фрагменты. Незначительные искажения в пропорциях черепа могут быть следствием плохой сохранности самих окаменелостей.) Из-под передней порции поверхностной жевательной мышцы на рисунке выглядывает глобулярная жировая ткань, заполняющая углубление между мышцей и боковой частью верхней челюсти.
Размеры и форма рта определялись следующим образом: сомкнутые губы обычно располагаются чуть ниже линии верхних резцов, а углы рта у большинства человекообразных обезьян — не дальше третьего верхнего премоляра или, как в нашем случае, задней стороны клыков.
Глазное яблоко предположительно разместилось на жировой подушке; его размеры и относительное выступание из орбитальной щели будут определены в ходе дальнейшей послойной реконструкции.
Мощное приспособление, которое поддерживает несбалансированную голову в сагиттальной плоскости, — это выйная связка. Именно поэтому остистые отростки шейных позвонков на первом рисунке были изображены более длинными, чем у современного человека. Крайний пример удлиненных остистых отростков можно наблюдать у самцов гориллы или орангутана.
Подъязычная кость и хрящи гортани (а также трахея) показаны для того, чтобы дать представление о толщине горла впереди шейных позвонков. Если это расстояние окажется слишком большим, придется сделать некоторые изменения в пропорциях: в угле позвоночного столба по отношению к черепу, ориентации ФГ, относительном выступании первого ребра — в какой-то мере во всех этих признаках.
Стр. 263, вверху, в
Дальнейшее развитие предыдущего рисунка. Здесь добавлена поверхностная мускулатура и часть мимической мускулатуры. Последняя служит в известной степени как бы критерием при определении расположения и размеров отдельных элементов лица, хотя сами эти мышцы, находящиеся в коже в разных слоях ткани, сильно варьируют. Задние порции чехловидной платизмы (широкая подкожная мышца шеи) не показаны здесь, так как иначе были бы закрыты лежащие под нею детали рельефа шеи и околоушные железы (причудливой формы образование на поверхности жевательной мышцы). Нижние, самые толстые части околоушных желез почти заполняют промежуток между мясистой срединной порцией грудинно-ключично-сосковой мышцы шеи и углом нижней челюсти.
Ухо было предположительно таким же, как у современного человека, с мясистой мочкой, которая указывала на принадлежность ее владельца скорее к гоминидам, чем к понгидам. Наружное ухо размещается на этом рисунке вокруг наружного слухового прохода, который расположен на черепе ниже внутреннего слухового прохода — очевидно, для того, чтобы внутрь не затекала вода.
Так как мой субъект — самец, соски расположены на грудной мышце между 4-м и 5-м ребрами.
Стр. 263, внизу
Хотя, шаг за шагом создавая реконструкцию, заранее предвидишь ее, окончательный вариант каждый раз поражает своей неожиданностью.
Так как мой австралопитек — экваториальное животное, обитавшее в открытой солнцу саванне, у него почти наверняка была темная кожа (возможно, она еще только начинала темнеть). Обволошенность обычно считают примитивной чертой. Поскольку это существо было очень древним, большинство из тех, с кем я советовался, решили, что по одной этой причине древние африканские гоминиды были волосатыми.
Правда, один из ученых придерживается иного мнения.
После окончания работы над рисунками австралопитековых для книги Кларка Хоуэлла «Древний человек» в 1964 году мне довелось встретиться в Смитсоновском институте с профессором-антропологом Джозефом Уэйнером, работавшим тогда в Оксфордском университете, — специалистом по вопросам адаптации организма к условиям среды. Уэйнер возражал против волосатых изображений трансваальских австралопитеков и убедительно объяснял мне, почему исчезновение волос на теле было бы адекватным приспособлением к тому образу жизни, который вели эти существа. Его аргументы произвели на меня большое впечатление. Позже я просмотрел ряд его работ по биологии человека. Некоторые из его доводов выглядят весьма убедительно и подкреплены солидным фактическим материалом.
Как мне помнится, Уэйнер считает исчезновение волос важной преадаптацией к гоминизации. У подвижного двуногого существа, бегающего по тропической саванне, волосяной покров должен был уменьшиться, чтобы обеспечить достаточную теплоотдачу. Поредевшая шерсть пропускала больше ультрафиолетовых лучей, под влиянием которых в коже образовывалось больше меланина и она приобретала темный цвет. К сожалению, темная кожа поглощает больше тепла, что в свою очередь стимулирует две тенденции: дальнейшую редукцию волосяного покрова и развитие более эффективных потовых желез. Я не могу вспомнить, почему, по мнению Уэйнера, этот путь адаптации был исключительной привилегией гоминид, почему он не подходил для других конкурирующих групп приматов, например павианов, обитавших в тех же условиях и близких к гоминидам по размерам и весу тела.
Если предположить (как это делаю я), что Уэйнер в целом прав, то ключевым моментом при реконструкции будет вопрос, когда исчезают волосы у человеческого предка. Поскольку он был столь древним и во многих отношениях крайне примитивным, я думаю, можно с уверенностью предположить, что он не был еще вполне приспособленным и в отношении волосяного покрова тоже представлял собой промежуточную форму. Вот почему я изобразил его темнокожим и волосатым. Но волосы на теле растут редко, чтобы способствовать отдаче тепла.
Я думаю, что у такого примитивного обволошенного примата волосы на лице у самца как половой признак были развиты очень слабо. Если самцы были социальными существами, то внутривидовые сигналы устрашения определялись больше поведением, чем обволошенностью. По мнению некоторых, рост бороды, волос в подмышечных впадинах и на лобке начинает играть роль социального сигнала лишь при уменьшении общей обволошенности. Вот почему я не стал рисовать большой бороды и свел до минимума волосы на верхней губе, чтобы они не скрывали рельефа передней части лица. Я думаю, что у самок A. afarensis, таких как Люси, лицо было менее волосатым, чем у самцов, в связи с уже начавшейся тенденцией к половому диморфизму в росте волос на лице. Художник, изобразивший самку этого вида почти безбородой только для того, чтобы читатель — неспециалист легче воспринял ее как существо женского пола, может считать, что поступил правильно.
Волосы на голове, вероятно, были более густыми. Они предохраняли от перегрева и солнечной радиации. Эта тенденция сохранилась до наших дней. Текстура волос в основном воспроизведена по модели современных австралоидов.