Страница 50 из 68
— Судя по депеше, пятый вагон, — сказала Екатерина Сергеевна, поглядывая на станционные часы.
— Пятый вагон — это значит, что он едет третьим классом, — сказал Азизбеков.
— Вы думали, Мешади, что у человека, возвращающегося из ссылки, есть деньги на первый класс? — спросила Кетеван.
Поезд пришел почти вовремя. Первым отца увидел Сурен. Шаумян стоял у открытого окна, и его лицо сияло от предвкушения встречи с близкими.
После объятий с женой и сыном, крепких рукопожатий с друзьями Шаумян засыпал всех вопросами о том, что делается сейчас в Баку, на промыслах.
Кетеван всплеснула руками:
— Боже милостивый, ты бы сначала поинтересовался, как поживают дети.
Шаумян улыбпулся.
— Если бы с ними что-нибудь случилось, я бы об этом узнал в первые же секунды встречи. По твоему лицу… Так что нового в Баку?
Вместо ответа Фиолетов протянул ему местную газету с отчетом о вчерашнем заседании Совета рабочих депутатов. Абзац, где говорилось об избрании Шаумяна председателем Совета, был отчеркнут красным карандашом.
— От души поздравляю, Степан Георгиевич! — сказал Фиолетов. — Даже ваш «друг» Айолло сказал в кулуарах, что с другой кандидатурой нельзя было идти к рабочим.
Фиолетов хотел было перейти на армянский, похвастаться, насколько чище стала его разговорная речь, но счел нетактичным разговаривать на языке, который не понимали стоявшие рядом Азизбеков и Нариманов.
Из вещей у Шаумяна оказался лишь небольшой, однако ж довольно тяжелый чемодан, набитый, судя по весу, книгами и рукописями. Несмотря на протест хозяина, его подхватил и нес Фиолетов. С платформы до привокзальной площади, где стояли экипажи с поднятым верхом, было рукой подать, но это расстояние они шли с полчаса. Шаумян поминутно останавливался и обращался с вопросами: каково соотношение сил в Совете рабочих депутатов? Не собираются ли распустить думу? На месте ли старый градоначальник? Кто хозяйничает в совете съезда нефтепромышленников?
Увы! Особых перемен в общественной жизни города не произошло. Ничего не изменилось в думе. На промыслах по-прежнему царил произвол хозяев. Все то же кресло занимал господин Гукасов, и так же «правил» городом господин Мартынов. Как и «в добрые старые времена», молоденькая, выписанная из Парижа любовница престарелого «отца нации» ездила по Баку на лошадях, запряженных цугом: в первом экипаже сидела сама, во втором везли ее шляпку, в третьем — муфту.
— И не изменится ничего, пока в Совете рабочих депутатов будет засилье меньшевиков и эсеров, — сказал Шаумян.
— Нам еще придется схлестнуться с компанией, именуемой исполкомом общественных организаций, — заметил Азизбеков.
— А это еще что такое? — спросил Шаумян.
— Организован в противовес Совету рабочих депутатов из представителей думы, управы, совета съезда нефтепромышленников, биржи…
— Каков букет! — сказал Шаумян.
— Господа, в конце концов, вы отпустите моего мужа? — шутливо взмолилась Екатерина Сергеевна. — Не забывайте, что у него еще остались запертые в комнате дети.
Шаумян укоризненно посмотрел на жену.
— Кетеван, как тебе не стыдно! Ведь это я их задерживаю, а не они меня! И вообще, поехали все к нам. Надеюсь, Кетеван угостит нас хотя бы чаем.
Выборы в новую, демократическую городскую думу были назначены на осень. Демократической ее называли буржуазные и меньшевистская партии. Большевики в демократизм новой думы не очень верили; из всех партий и организаций, выставивших своих кандидатов, лишь одна партия — большевиков — стояла за подлинную демократию.
— Да, да, Ванечка, я, как старый гласный, знаю истинную цену думе, но считаю, что вы туда должны обязательно баллотироваться, — сказал Азизбеков. — Если в гласные пройдут хотя бы несколько большевиков, мы сможем бороться.
— Мой Ванечка будет гласным — подумать только! — воскликнула Ольга, прочитав в газетах список номер пять, выставленный большевиками.
— Еще неизвестно, выберут ли…
— Тебя выберут, Ванечка. Ты рабочему классу нужен, вот рабочий класс тебя и поддержит.
Первым списком шла партия «народной свободы» — кадеты. За места в думе она боролась с ожесточением. В последние предвыборные дни в газете «Баку» не было номера, где бы не публиковались призывы голосовать за кадетов. «Только партия народной свободы сумеет внести порядок и успокоение в городскую жизнь», — твердили они народу.
— Какое нахальство! — сказал Шаумян, прочитав это заявление. Свежий номер «Баку» ему принес Фиолетов. — Они, оказывается, несут успокоение в городскую жизнь! И кто несет? Редактор «Баку» господин Вермишев, возглавляющий список кадетов, человек, который на страницах своей газетки день за днем поливает нас грязью!
— Душонка у него гнилая, — сказал Фиолетов. — Да, Степан Георгиевич, тут один товарищ стихи принес, к выборам в думу.
— Что ж, давайте посмотрим.
Шаумян поднес к глазам листок бумаги, на котором было написано всего одно четверостишие:
— Что ж, Ванечка, по содержанию это как раз то, что надо.
Стихи были напечатаны в «Бакинском рабочем».
Должности, которые занимал Фиолетов, возлагали на него немалую ответственность, и дел у него с каждым днем прибавлялось.
Почти все надо было начинать впервые, все было внове, и все было трудно, все требовало немедленного, причем единственно правильного, решения. Не хватало опыта, знаний, и за каждую ошибку приходилось расплачиваться кровью собственного сердца.
В самом деле, разве легко разобраться в событиях, мелькающих, меняющихся с быстротой пулеметной очереди? Где найти ответ на сотни возникающих то и дело вопросов? Как отбиться от наседающих со всех сторон меньшевиков, эсеров, анархистов, мусаватистов, дашнаков, бундовцев, кадетов и черносотенцев? Голова шла кругом, и ему вдруг захотелось хоть на часок очутиться снова в Яренске, на лугу, заросшем ромашками и кипреем…
Но тут в сознании сработало табу, Фиолетов прогнал прочь от себя мысль об отдыхе, всю эту «интеллигентскую муть», и достал из кармана толстую, на сто пронумерованных страниц, записную книжку.
— Итак, Леля, что у меня на сегодня? — спросил он не столько жену, сколько самого себя. — Митинг на промысле Нобеля… В двенадцать демонстрация… В семь часов — заседание… Вечером зайти к старику Байрамову…
— У тебя все по плану. — Ольга улыбнулась.
— А то как же.
Она надела куртку и повязала голову красной косынкой.
— Я готова, Ванечка… Пошли?
До последнего времени Ольга работала в девятнадцатом лазарете «сестричкой», но несколько дней назад БК направил ее заведовать столом учреждений в Продовольственном комитете.
— На демонстрацию пойдешь? — спросил Фиолетов.
— Если отпустят. Ты же знаешь, мое меньшевистское начальство невзлюбило меня с первого дня.
— Ничего, скоро и там наведем порядок…
Он провел два митинга в Черном городе, а потом направился в Бакинский комитет, где в дверях нежданно-негаданно столкнулся с Джапаридзе.
— Кого я вижу! Алеша! — радостно воскликнул Фиолетов.
— Ванечка! — В голосе Джапаридзе слышались те же нотки.
Они обнялись.
— Сегодня утром из Тифлиса, — сказал Джапаридзе. — И сразу в БК за новостями и распоряжениями.
— В двенадцать общегородская манифестация. Скоро все подойдут.
— Я слышал, Ванечка…
Прямо с манифестации Фиолетов пошел на заседание Совета.
Большевики расположились в зале маленькой тесной группой, председательское место занял Степан Шаумян. Вопросов, которые надо было обсудить, набралось много, и он сразу предоставил слово Фиолетову.