Страница 1 из 82
Владимир Буданин
Кому вершить суд
Повесть о Петре Красикове
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«Святой и правый»
Большую часть пути преодолели на перекладных, «по ниточке», как говорили сибиряки. Однообразная тряская дорога, стена тайги слева и справа, изредка проплывающие мимо освещенные солнцем поляны, еще более редкие деревни, речные переправы, неумолчный стук копыт — путешествие казалось бесконечным. Сменявшие друг друга бородатые возницы с темными, дубленными морозом и ветром лицами добродушно посмеивались, оглядываясь на молоденькую парочку, словно бы несколько испуганную и вместе с тем счастливую.
Петра смущали эти улыбки немолодых мужиков. Он еще не свыкся с положением женатого человека и, посматривая на краснеющую Викторию, чувствовал себя обязанным оградить ее от всяческих неудобств путешествия. Он брал руку жены, нежную и невесомую, и подбадривающе заглядывал в глаза. Странно все-таки это было: он — муж! Всего каких-нибудь месяца три тому назад он щеголял по Красноярску в гимназической форме и вообразить тогда не мог, что в его жизни может случиться (да еще так скоро!) нечто подобное. Началось все с той встречи в Батальонном переулке.
…По пути в Юдинскую библиотеку он повстречался с гимназическим приятелем Михаилом Трегубовым, сыном видного инженера с гадаловских промыслов. Михаил только окончил гимназию, собирался к осени в Петербург, в Технологический институт, а пока наслаждался свободой и правом разгуливать по городу без формы. Михаил вызвался проводить Петра до библиотеки. У католического костела Трегубов окликнул выпорхнувшую из толпы прихожан девушку в гимназическом платье. Она тряхнула коротко остриженными волосами, улыбнулась — губы у нее были полные и подвижные, а над верхней темнел пушок — и повернула к приятелям. В одной руке она держала толстую библию, в другой — зеленую веточку пихты. Она подала Михаилу руку, взглянула на Петра и почему-то смешалась.
Они скоро расстались. Петр глядел девушке вслед, испытывая странное волнение. Михаил усмехнулся:
— Зря глядишь. У Виктории ухажер имеется — адвокатский сын Васька Кусков.
— Славная девушка. — Петр как бы и не услышал дружеского предостережения. — Непременно познакомлюсь поближе…
Виктория даже не удивилась, когда в Батальонном переулке перед ней внезапно возник едва знакомый гимназист, встреченный однажды в обществе Михаила. Петр смотрел на нее настороженно — не сомневался, она возмутится и прикажет оставить ее в покое. Но нет, Виктория словно бы желала этой встречи. Даже покраснела от радостного смущения. Однако спросила строго:
— Сознайтесь, вы нарочно здесь оказались?
— Каюсь, — в ответ засмеялся Петр, — караулил вас.
— Это мне нравится. — Она тоже засмеялась, как бы поощряя его. — Знаете что, приходите сюда завтра. Я буду свободна.
Они стали встречаться тайком от ее родителей. Она очень тревожилась, как бы они не дай бог не проведали об их с Петром встречах. Тогда все погибнет…
И вот сейчас они, окончив гимназию и обвенчавшись вопреки воле ее и его родни, едут учиться. Он — в Петербург, в университет, она — еще дальше, в Швейцарию. В России женщине получить высшее образование, по сути, невозможно.
На исходе второй недели они миновали деревянный, серый и пыльный Новониколаевск, и опять потекла навстречу знакомая дорога между зелеными стенами тайги. Однажды, проехав какое-то селение, они услышали приближающийся навстречу странный шум. Словно бы медленно катилось огромное металлическое колесо. Затем показалась большая колонна людей в арестантских полосатых одеждах, охраняемая вооруженными конвойными. Когда приблизились к звенящим кандалами этапникам-каторжанам, Петр увидел почти неживые лица, угасшие глаза, механические движения ног, волокущих железные цепи.
Они пронеслись мимо кандальников и как будто выскочили из тоннеля в солнечный мир. Петр посмотрел на Викторию. Она была бледна, в глазах у нее застыл ужас…
Петру вспомнилось одно давнее собрание ссыльных «политиков», когда в Красноярске только появился польский революционер Феликс Яковлевич Кон. Он рассказывал о трагедии в Карийской каторжной, тюрьме, откуда сам только освободился. Слушая его, Петр тогда живо вообразил, как в тюремном дворе караульные солдаты на глазах у арестантов порют розгами каторжанку Надежду Сигиду и худенькое тело ее извивается после каждого удара…
— Это же… Это же невозможно!.. Этих убийц самих надо на каторгу! Это не люди — варвары!.. — негодовал Петр, провожая поздней ночью ссыльного студента Арсения.
— На каторгу? — усмехнулся Арсений. — Кто же, по-вашему, Петр, отправит их на каторгу? Те, кому они служат верой и правдой? Им, напротив, дадут в руки оружие и еще солдат вооруженных приставят, чтобы оберегали их драгоценные жизни.
— В таком случае их всех надо уничтожить…
Ямщик взмахнул кнутом. Лошади побежали резвее. Кандальный звон делался все глуше и глуше, пока вовсе не затих вдали…
Мысли уносили Петра Красикова вперед, в столицу, туда, где живут, ходят по университетским коридорам, собираются на сходки, ведут занятия в рабочих кружках те, кому посчастливилось встречаться с Александром Ульяновым, Василием Генераловым и другими первомартовцами восемьдесят седьмого года. Петр верил, что сойдется с ними, потому что они ищут единомышленников.
— Какая жизнь у нас впереди! — мечтал он вслух, склоняясь к Виктории. — Ученье в университетах, знакомства с необыкновенными людьми, борьба за справедливость. В этой борьбе мы с тобой всегда будем вместе, правда?
Виктория согласно кивала.
В Екатеринбурге пересели на поезд. В вагоне второго класса было удобно, хотя и чересчур шумно. Поскольку пассажиры публика по преимуществу не в меру любопытная, то на юных молодоженов глазели все кому не лень. Петр и Виктория сидели как на раскаленных угольях и не могли дождаться конца путешествия.
На Николаевском вокзале в Петербурге их встретил Михаил Трегубов, ныне уже студент-технолог второго курса. Встреча была сердечная. Михаил в прежние годы знался с друзьями Красикова, ездил с их компанией за Енисей, к «Столбам», бывал на собраниях «политиков», наравне со всеми произносил крамольные речи о губительности для России царского самодержавия.
Однако было в их нынешнем свидании на перроне и нечто удручавшее Петра. Ему казалось, что Трегубов удивлен столь ранним замужеством Виктории и не одобряет его.
Выяснив, что до отхода поезда на Вену осталось менее двух часов и что поэтому нет времени для прогулки по Петербургу, они взяли извозчика и отправились на Варшавский вокзал.
Состав уже был подан, и по перрону прогуливалась возбужденная публика: дамы в дорожных платьях, господа в мундирах различных ведомств или партикулярном платье, дети-гимназисты в форме, едущие, должно быть, домой после вакаций. Носильщики с форменными бляхами на груди и тяжеленными чемоданами и саквояжами на спинах басили грозно: «Сторонись!»
У вагона Виктория расплакалась. Чтобы не стеснять их, Михаил отошел в сторонку, закурил. Вскоре ударил станционный колокол, прозвучала долгая трель свистка. Петр шел за поездом, пока не закончился перрон. А там остановился и долго смотрел вслед удаляющемуся составу…
Трегубов снимал комнату на Лиговке, неподалеку от Николаевского вокзала. Пролетка доехала до огромного серого здания, и Михаил понес наверх чемодан и сундучок Петра. Поднялись на третий этаж, вошли в просторную комнату с двумя высокими окнами, кроватью в алькове, двумя креслами и письменным столом. Одну стену закрывал большой книжный шкаф.
— Недурно устроились, господин студент, — оглядев помещение, сказал Петр. — Не предполагал…
— Да уж, как видишь. — Михаил слегка смутился. — Однако не думай, что все это я ради тебя. Увидишь, поди, кто здесь бывает.