Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 17

Порыв сильного ноябрьского ветра сотряс окна таунхауса. Райм находился в передней гостиной – это место он считал самым уютным в мире. Построенная как викторианская общая комната, теперь она полностью превратилась в криминалистическую лабораторию с чистыми столами для осмотра улик, с компьютерами и мониторами высокого разрешения, с полками для инструментов, со сложной аппаратурой вроде зондов для анализа дыма и частиц, с камерами для снятия скрытых отпечатков пальцев, микроскопами – оптическим и электронным – и, главное, с газовым хроматографом/масс-спектрометром, рабочей лошадью лаборатории.

Все маленькие или даже средние полицейские управления в стране могли позавидовать этому набору, стоившему несколько миллионов. Райм все оплачивал сам. Расходы после несчастного случая на месте преступления, сделавшего его инвалидом, были значительными; значительными были и гонорары, которые он получал от полицейского управления Нью-Йорка и других правоохранительных агентств, пользовавшихся его услугами. Время от времени поступали предложения и из других источников, которые могли бы приносить доход, например от Голливуда – выступить в роли консультанта для телефильмов, основанных на делах, по которым он работал. Одним из таких фильмов был «Человек в кресле». Другим – «Райм и разум». Том видоизменил ответ своего подопечного на эти предложения, превратив фразу «Они что, спятили?» в «Мистер Райм попросил меня передать благодарность за ваш интерес. Но он боится, что в настоящее время слишком занят для таких проектов».

Райм повернул кресло и взглянул на изящные, красивые карманные часы, стоящие в рамке на каминной доске. «Брегет». Как ни странно, подарок самого Часовщика.

Печаль Райма была сложной, отражавшей его двойственные взгляды на смерть. Разумеется, существовали аналитические – криминалистические – причины для расстройства по поводу этой утраты. Теперь он больше не сможет исследовать разум этого человека, находя в этом некое удовольствие. Как предполагало его прозвище, Логан был одержим временем и часами – даже собственноручно изготавливал карманные и настольные часы – и планировал свои преступления со скрупулезной точностью. С тех пор как их пути впервые пересеклись, Райм всегда восхищался работой мысли Логана. Даже надеялся, что тот позволит навестить себя в тюрьме, чтобы они могли поговорить о его похожих на шахматные партии преступлениях.

Смерть Логана оставила и другие, практические заботы. Прокурор предложил ему сделку – смягчение приговора в обмен на имена людей, которые его нанимали и вместе с которыми он действовал: у Часовщика имелась обширная сеть коллег по преступному ремеслу, о которых полиции хотелось бы знать. Ходили также слухи о планах, которые Логан составил перед тем, как оказаться в тюрьме.

Но Часовщик на сделку не пошел. Более того, он признал себя виновным, лишив Райма очередной возможности узнать побольше о нем самом, о членах его семьи и сообщниках. Райм даже планировал использовать технологию распознавания лиц для установления личностей присутствующих на суде. Однако в конце концов он понял, что тяжело воспринимает уход из жизни Логана из-за своего второго взгляда на смерть – то есть из-за связи между ними. Нас часто заставляет жить то, что противостоит нам. И со смертью Часовщика Линкольн Райм в каком-то смысле умер тоже.

Он посмотрел на двух других людей в комнате. Один был самым младшим в его команде – патрульный полицейский Рон Пуласки, собиравший улики по делу ограбления с убийством возле муниципалитета.

Другой был помощник Райма, Том Рестон, красивый, стройный, как всегда безупречно одетый. В тот день на нем были темно-коричневые брюки с острыми на зависть складками, светло-желтая рубашка и зеленый с коричневым галстук – с него как будто смотрели два обезьяньих лица. Сам Райм обращал на одежду мало внимания. Его черные рубашки и зеленый свитер были теплыми и удобными для работы, а это все, что ему нужно.

– Я хочу послать цветы, – объявил Райм.

– Цветы? – переспросил Том.

– Да. Цветы. Пошли их. Полагаю, люди все еще это делают. Венки с надписью «Покойся с миром». Хотя какой в этом смысл? Что еще остается покойнику? Однако это лучше, чем «Желаю удачи», верно?

– Послать цветы… Постой. Ты имеешь в виду Ричарда Логана?

– Разумеется. Кто еще из недавно скончавшихся достоин цветов?

– Достоин цветов? – переспросил Пуласки. – Линкольн, я никак не ожидал от тебя такого высказывания.

– Да, цветов, – раздраженно повторил Райм. – Почему бы их не отправить?

– А почему ты в дурном настроении? – поинтересовался Том.

«Иногда мы походим на старую супружескую пару», – подумал Райм. И ответил:

– Я не в дурном настроении. Просто хочу послать цветы в похоронное бюро. Но никто этого не делает. Адрес можно узнать в медцентре, где делали вскрытие. Оттуда должны были отправить труп в похоронное бюро. В медцентрах ведь не бальзамируют и не кремируют.

– Знаешь, Линкольн, – заметил Пуласки, – справедливость все же существует. Можно сказать, что Часовщика в конце концов настигла смертная казнь.





Белокурый, решительный и усердный Пуласки обладал блестящими задатками для работы на месте преступления, и Райм взял на себя обязанности его наставника. Это предполагало не только наставления в криминалистике, но и обучение способности думать. В настоящее время Рон, похоже, этого не делал.

– Послушай, новичок, а каким образом случайная закупорка артерии приравнивается к правосудию? Если прокурор штата Нью-Йорк не потребовал смертной казни, можно сказать, что безвременная смерть подрывает правосудие, а не содействует ему.

– Я… – Молодой человек покраснел.

– Ну, давай отойдем от нелепых замечаний насчет цветов. Выясни, когда и куда отправили тело из медцентра «Уэстчестер мемориэл». Я немедленно пошлю туда цветы, независимо от того, будет там заупокойная служба или нет, со своей карточкой.

– Что в ней будет написано?

– Только мое имя.

– Цветы? – послышался голос Амелии Сакс из коридора, ведущего на кухню и к задней двери таунхауса. Она вошла в гостиную, кивнув всем в знак приветствия.

– Линкольн хочет послать цветы в похоронное бюро для Ричарда Логана. Заняться этим придется мне, – пояснил Пуласки.

Амелия повесила свою черную куртку на вешалку в коридоре. На ней были облегающие черные джинсы, желтый свитер и черный шерстяной жакет. Единственным указанием на ее звание полицейского детектива был «глок» высоко на бедре, хотя логическая связь между оружием и службой в полиции могла быть лишь предположительной. Впервые увидев эту высокую стройную женщину с прямыми, густыми рыжими волосами, можно было принять ее за манекенщицу. Амелия и являлась ею до поступления в полицейское управление Нью-Йорка.

Сакс подошла к Райму и поцеловала его в губы. Он ощутил вкус губной помады и запах пороховой гари; утром она была в тире.

При мысли о косметике Райм вспомнил, что человек, убитый и ограбленный возле муниципалитета, брился перед самым уходом с работы: почти незаметные остатки крема для бритья и крохотные волоски бороды были обнаружены прилипшими к щекам и шее. Кроме того, он использовал средство после бритья. Пока Райм обдумывал эти факты, возможно, имевшие значение для расследования, Сакс сидела неподвижно. Наконец она произнесла:

– Значит, он собирался не домой, а возможно, на свидание – для друзей не бреются. Знаешь, Райм, если бы он провел последние пять минут в туалете, все оказалось бы по-другому. В тот вечер он бы уцелел. И, возможно, жил бы долго и счастливо.

Или мог бы сесть пьяным в машину и врезаться в автобус со школьниками, подумал Райм. Анализировать прихоти судьбы – пустая трата времени.

Взгляд на смерть номер один, взгляд на смерть номер два.

– Знаешь похоронное бюро? – спросила Сакс.

– Нет еще.

Не подозревая, что его вот-вот арестуют, и полагая, что он убьет Райма через несколько минут, Логан пообещал сохранить жизнь Сакс. Возможно, это милосердие было еще одной причиной того, что Райм переживал из-за его смерти.