Страница 152 из 185
— Что за спектакль, девочки! — рассердился Сыма Лян. — Дядюшка — специалист по женским грудям, управляющий компании по производству бюстгальтеров. Ну-ка все убрали руки, пусть посмотрит и потрогает.
Они выстроились в очередь и стали подходить ко мне одна за другой. Как во всём мире не найти двух одинаковых листьев на дереве, так нет и совершенно одинаковых грудей. Семь пар, разных по форме, разного цвета, со своими особенностями и запахом. «Раз уж мой племянник потратился, — думал я, — нужно попользоваться на всю катушку, поддержать его добрые намерения». На лица я даже и не смотрел: лицо женщины — это лишние хлопоты. Глянул на грудь — считай, посмотрел в лицо; ухватил ртом сосок — всё равно что ухватил душу.
Будто маммолог на приёме, Цзиньтун сначала оценивал форму груди в целом, потом прощупывал обеими руками, щекотал, чтобы проверить степень чувствительности к раздражению, искал, нет ли уплотнений. В конце принюхивался к запаху в ложбинке меж грудей, попеременно целуя и ухватывая ртом сосок. Когда он ухватывал сосок, большинство начинали постанывать и изгибаться в талии. Но были и такие, что оставались совершенно безучастными.
В последующие полторы недели Сыма Лян ежедневно снимал от трёх до двадцати одной женщины, оголявших грудь, чтобы я мог их осмотреть. Далань, вообще-то, городок небольшой, и дамы такого рода занятий тоже наперечёт. Поэтому в последние несколько дней заявлялись те, что уже были, только с другими причёсками и в другом наряде. Сыма Ляна они надуть могли, но уж никак не Цзиньтуна, у которого по грудям уже целый реестр заведён. Но выводить их на чистую воду не хотелось, и так им непросто живётся, все хлебнули лиха. К тому же мудрец сказал: «Повторяя старое, познаёшь новое».[228] Повторение — мать учения. Пить каждый день определённый сорт чая — наслаждение, но если постоянно пить один и тот же сорт, это легко может перерасти в зависимость.
К последнему дню руки совсем обессилели, а пальцы натёр до кровавых пузырей. Всё это многообразие грудей я разделил на семь больших категорий, как расставляют в аптеке снадобья традиционной медицины. Каждая большая категория подразделялась на девять помельче, а остальное я классифицировал как особую статью. Такие, как Одногрудая Цзинь, например. Или, как я обнаружил тогда, набитые какой-то химией. Твёрдые, как застывший гипс, абсолютно безжизненные. Страшное дело! Сразу вспомнилась стальная грудь Лун Цинпин. Только даже ей до такого далеко. У той хоть кожа была, пусть и железная. А эта что: с виду хоть куда, а дотронешься — ужас! Твёрдая-претвердая, аж звенит. «Осторожно — стекло», «Не кантовать», «Боится сырости», «Беречь от огня». Она сконфузилась и, казалось, вот-вот разрыдается. Я не стал ничего говорить. Сдерживая отвращение к этой ненастоящей груди, я, как обычно, пощупал её, прильнул губами. Я спасал её репутацию среди товарок и понял, что она мне признательна. Ладно, какие тут церемонии, люди не забывают, когда их выручают, а что самому пришлось чуть пострадать, так это ерунда. Творишь добро — не жди воздаяния, на Небесах всё известно.
— Ну как, дядюшка, — смеялся Сыма Лян, — почти прошла твоя одержимость? В Далане мы это добро вроде всё выбрали. А не прошла — давай в Париж смотаемся, наведу тебе тамошних грудастеньких, порезвишься.
— Хватит, хватит. Такое и во сне не приснится, а тут наяву. Все ладони в волдырях. И губы не шевелятся.
— Я же говорил, никакая это не болезнь, — усмехнулся он, — а лишь мучительная, нормальная физиологическая потребность, которую долгое время не удавалось утолить. Думаю, дядюшка, теперь ты баб насмотрелся, и это уже не будет доставлять тебе столько беспокойства, верно? Эти бабские штуковины, с одной стороны, вроде бы устроены достаточно сложно, а с другой — всё проще простого. Ну, как улей у пчёл, приспособление для производства молока. Когда они выпростаны наружу, ничего красивого в них и нет. Верно, дядюшка? Ты ведь у нас специалист, а я профан, — как говорится, машу топором у ворот Баня.[229]
— Ты тоже специалист.
— Мой конёк не груди щупать, — без тени смущения заявил он. — У меня хорошо получается женщин оприходовать. Те, кто прошёл через мою постель, век меня помнить будут. Так что если рай существует, я после смерти наверняка буду там самым почётным гостем. Сам посуди: я доставляю женщине самое утончённое, самое высокое физическое наслаждение, и к тому же плачу баснословные деньги. Как ты считаешь, разве я не самая добродетельная персона в истории человечества?
Тут в спальню к нему вошли, как говорится, в лёгкой повозке по знакомой дорожке две изящные девицы.
— Обожди чуток, дядюшка, — подмигнул он. — Вот закончу с добрыми деяниями, нужно ещё поговорить с тобой кое о чём важном.
Через несколько минут обе девицы уже кричали, ничуть не сдерживаясь.
Глава 52
Родила меня мать родная, а понимает Сыма Лян. С головой, переполненной исключительными, ни с чем не сравнимыми сведениями о груди, Цзиньтун начал воспринимать мир по-другому, тоньше реагировать, избавился от тревог, кожа стала не такая сухая, он будто разом помолодел на несколько десятков лет.
— Ну что, дядюшка? — улыбнулся Сыма Лян, сидя на широком диване из натуральной кожи и попыхивая сигарой с филиппинского острова Лусон. — Как себя чувствуешь?
— Чувствую великолепно, как никогда, — с глубокой благодарностью ответил я.
— Хочу, дядюшка, довести начатое до конца. Ступай переоденься, покажу тебе кое-что.
Супердлинный роскошный «кадиллак» доставил нас с Сыма Ляном в оживлённый торговый район Даланя. Лимузин остановился перед новым, ещё не открывшимся салоном дамского белья. Толпа зевак окружила похожий на драконовую лодку[230] лимузин, а Сыма Лян подвёл меня к салону. Через огромные стеклянные витрины от пола до потолка, заполненные манекенами, просматривался каждый уголок в торговом зале. Над входом — вывеска витиеватой каллиграфией: «Салон бюстгальтеров, Красота»» и ещё: «Великолепные изделия, лучшие в мире. Здесь и мода, а ещё больше — искусство».
— Ну как тебе, дядюшка?
Пытаясь догадаться, что имеется в виду, и не скрывая душевного волнения, я бухнул:
— Замечательно!
— Ну, теперь ты хозяин этого салона.
Я это предчувствовал, но всё же он застал меня врасплох:
— Не подхожу я для этого, куда мне!
— Дядюшка, — улыбнулся Сыма Лян, — ты спец по женским грудям, и никто в мире не сумеет лучше тебя продавать бюстгальтеры.
И он повёл меня через бесшумно открывающиеся и закрывающиеся двери в просторный зал. Внутри ещё продолжались отделочные работы. Стены в огромных зеркалах; всё отражается, как в зеркале, и на потолке из какого-то металла. Висячие, настенные светильники — всё имеет форму груди. Несколько рабочих как раз протирали стёкла шёлковой ватой. Подбежавший прораб отвесил подобострастный поклон.
— Если что-то не устраивает, дядюшка, говори, — предложил Сыма Лян.
— «Красота» не очень, слишком избито.
— Ты эксперт, — согласился Сыма Лян. — Предлагай своё.
— «Единорог», — вырвалось у меня. — «Единорог. Большой мир бюстгальтеров».
Сыма Лян удивлённо уставился на меня. А потом усмехнулся:
— А ведь эти штуковины, дядюшка, они всегда парами!
— «Единорог» хорошо звучит. Мне нравится, — повторил я.
— Ты хозяин, тебе и решать, — только и сказал Сыма Лян. — Срочно сделать новую вывеску, — повернулся он к прорабу. — Теперь будет не «Красота», а «Единорог». «Единорог», «Единорог»… — хмыкнул он. — Неплохо, неплохо. Видишь, дядюшка, ты как раз то что надо. Я такое стильное название в жизни бы не придумал, хоть режь. Давай, выкладывай, если ещё чем недоволен, ты — главный, нужно, чтобы чувствовалась хозяйская рука.
Ещё не войдя в салон, я понял: манекены в витринах — первый класс, сексуальные донельзя, и бюстгальтеры на них несравненной красоты, но вот беда: эти болваны изготовители схалтурили и оставили их без сосков. Я так и сказал, указав на них:
228
Неполная цитата из «Лунь юй» Конфуция: «Мудрец сказал: тот, кто, повторяя старое, узнаёт новое, может быть наставником».
229
Лу Бань (507–440 до н. э.) — плотник, инженер, философ, изобретатель, покровитель китайских строителей.
230
Драконовая лодка — большое каноэ, украшенное головой и хвостом дракона, с экипажем из двадцати гребцов. Праздник драконовых лодок приходится на пятый день пятого месяца по лунному календарю, это традиционное празднование начала лета.