Каторга

Дождавшись, когда передача данных закончиться, Крикси отключил компьютер землян от своей базы. Сигнал о невозможности доступа в межпланетную сеть тут же отобразился на центральном мониторе крейсера. Но никто большого значения такому досадному факту не придал, ибо полдюжины амазонок, присутствующих в тот момент на ходовом мостике, были поглощены созерцанием переданного с орбиты боя.

– У-а-у! Вот это дикарь, просто зверь какой-то! – восхищенно говорила Мегера, указывая на ужасное, окровавленное чудовище, машущее огроменной дубиной.

– Ты лучше на цветочника глянь! – воскликнула Мальвина. – Ну и папашка у тебя, Маргоша. Где ж он таким финтам научился? Никак у себя в огороде, когда кусты подстригал…

Девочка с голубым ирокезом внезапно умолкла, ощутив на себе испепеляющий взгляд Марго, на которую страшно было смотреть. Неимоверные переживания сквозили в каждом ее жесте, в каждом взоре. Девушка сжалась подобно пружине, готовая в любой момент выплеснуть накопившуюся в ней энергию. Багира в других условиях обязательно бы обратила внимание на столь неадекватное поведение своей подруги, но в этот раз она сама была полностью поглощена созерцанием кровавой сечи. И когда на экране появился катающийся по земле безрукий О'Нилл, главная амазонка охнула, порывисто закрыла лицо ладонями и выбежала прочь.

– У нашей черной пантеры, оказывается, тоже есть сердце, – сделала вывод все подмечающая Клео, глядя вслед убегающей Багире, слывшей среди своих подчиненных собакой на сене.

– Я вот в толк никак не возьму, – продолжила тему Гарпия. – По кому сейчас у нее сердце болит? По начальнику охраны или печальному французу?

– Какая разница. Они оба в настоящий момент калеки, – ответила Клео.

Клео была права лишь отчасти, ибо Жересса называть калекой пока еще не следовало. Хотя он уже четвертые сутки не приходил в себя, пребывая в коме.

Его напарник очнулся сразу по выходу судна в море, и обнаружил, что его правое плечо вместе с шеей скованы гипсом, грудь туго перебинтована, а оставшееся непокрытым туловище утыкано древними датчиками и трубками. Мучительно болела голова, перед глазами все плыло, тело сотрясалось в лихорадке.

– У вас сломана ключица и три ребра, – радостно сообщил доктор Анри, заливая в капельницу какой-то раствор. – Интоксикация, переохлаждение, множественные ушибы и сотрясение головного мозга. Благо, что помощь пришла вовремя. Вам, голубчик, успели сделать искусственную вентиляцию легких и ввели антидот, иначе сейчас мы бы уже не беседовали.

– Кто делал вентиляцию? – еле слышно спросил Ник.

– Ваш покорный слуга, – с гордостью ответил Анри. – Подходящих приспособлений под рукой не оказалось, так что пришлось использовать классический метод – изо рта в рот.

Юноша не стал боле ничего спрашивать, лишь досадно засопел.

К моменту потери связи с «Медузой» Ник уже чувствовал себя гораздо лучше, чему способствовала не только индивидуальная программа реабилитации, составленная Анри, но также неустанная забота, проявленная Варварой Алексеевной, которая разрывалась между ребенком и своим новым возлюбленным.

Герцогиня как раз сидела в удобном кресле – качалке подле Ника, когда в госпитале появилась бледная Багира, только что сбежавшая с мостика, так и не досмотрев до конца переданную с орбиты запись боя.

Не проронив ни слова, она бросила взгляд в сторону находящегося в забытье Жересса, что лежал на соседней койке. Осмотрела кардиограф, индикатор мозговой деятельности и другие приборы, тянущиеся своими кабелями к неподвижному телу израненного мужчины. Не найдя в показаниях датчиков никаких позитивных улучшений, так же молча покинула лазарет, оставив после себя довольно неприятный осадок.

Почувствовав неладное, Варвара Алексеевна мягко поднялась со своего кресла и, попросив прощение у молодого человека, последовала за Багирой, которую нашла на юте. Главная амазонка одиноко стояла на корме, облокотившись о релинги, и, не моргая, смотрела вниз – на бурлящую кильватерную струю, что расходилась за кораблем, оставляя на морской глади широкую дорожку.

Варя молча подошла к своей верной телохранительнице и встала рядом.

На пенящуюся за кормой воду можно было смотреть вечно, так же как на пляшущий огонь или мерцающие звезды. Особенно в такой замечательный, по-летнему теплый день, заставляющий жмурится от яркого солнца, подставлять под его теплые лучи бледное тело.

– Надо бы вынести Алешу наружу, – нарушила молчание герцогиня. – Пусть подышит морским воздухом, да и ультрафиолет ему пойдет на пользу.

– Да, конечно! Я распоряжусь, – засуетилась Багира, вызывая по радио дежурившую няньку.

После того, как все необходимые приказания были отданы, Варвара Алексеевна спросила:

– Что с тобой происходит, Алина? Последнее время я перестала тебя узнавать.

– Я сама себя перестала узнавать, – усмехнулась Багира.

– А причина? Хочешь поговорить об этом?

– Я не люблю, когда мне лезут в душу, герцогиня. И не собираюсь жаловаться на судьбу.

– Не жалуйся, не надо! – нахмурилась Варвара. – И в душу, которая у тебя, оказывается, есть, я лезть боле не буду. Тем не менее, хотелось бы высказать все, что думаю.

– Откровенность всегда считалась для меня высшей добродетелью, – в который раз усмехнулась амазонка.– И только вам, герцогиня, дано право проявлять сию добродетель по отношению ко мне.

– Очень витиевато сказано. Это не твой стиль.

– Я знаю. – Багира посмотрела прямо в зеленые глаза своей хозяйки, а та приняла вызов и даже не думала отводить взгляд.

– Итак, ты, Алина Чащина – женщина-воин, бездушная машина войны, которой претит всякое проявление чувств. Ты не можешь позволить возобладать эмоциям и фантазиям над холодным расчетливым разумом амазонки. Имидж бесстрастной кошки, смотрящей на людей с презрением, помогал тебе справляться со всяким проявлением ненужных сантиментов. Однако поддерживать сей имидж удается все труднее, ибо наступает понимание того, что лучшие годы жизни проходят, а впереди тебя ждет одиночество.

– Не драматизируй. На Земле одиночество мне не грозит, – Багира первой отвела глаза, тем самым, признав правоту своей собеседницы.

– Я говорю об одиночестве иного рода, – победная улыбка чуть тронула губы герцогине. – И ты меня прекрасно поняла.

– Ты умна, и проницательна, Варя. Я всегда это знала!– сказала Багира, наблюдая, как палубой выше нянька копалась в колыбельке малыша.

– Спасибо за комплимент! – герцогиня проследила за направлением взгляда Алины. – Я знаю, что тебе нужно! Но пусть это останется нашей тайной. .

Глава 6.

Дикий Циклоп, Грач Задира и Ван Гуллит держали совет, сидя на озерном берегу у костра. Вечер выдался на удивление теплым, и даже дым не спасал от назойливого гнуса, летящего со стороны воды. Бартон на сходку не пошел, хотя его звали. Он вместе с несколькими каторжанами занимался ранеными. При чем уже заранее знал, с какими ранеными стоит возиться, а с какими – только время терять. Правда были и такие коматозники, что не поддавались его новой экстрасенсорной способности, позволяющей определять состояние человека. О'Нилл как раз к таковым и относился. Бартон чувствовал, как организм Кельвина борется за жизнь, но исход схватки определить пока было невозможно. Средств первой медицинской помощи хватало на всех. Их было даже слишком много, если учесть, что добрая сотня индивидуальных аптечек осталась от убиенных поселенцев. Тем не менее, никакие сильнодействующие препараты не могли помочь Кельвину, находящемуся у последней черты. Конечно госпитализация, переливание крови, регенерация тканей, несомненно, спасли бы беднягу. Но где ж тот госпиталь взять?

О'Нилл метался в бреду и Бартон оттащил его подальше от посторонних глаз. Присел рядом в глубокой задумчивости, концентрируя в себе энергию, а потом, ощутив тепло исходившее из ладоней, направил его в определенные, выбранные по внутренним токам, точки на теле раненого. Занимаясь неведанным доселе энергетическим восстановлением, Билл переусердствовал, выжал себя и, не желая того, забылся тяжелым сном. Но его старания все же оказались не напрасны, костлявая отступила от Кельвина: пульс его участился, опасность заражения миновала.